(1907 — 16.VII.16) Святогор и Илья * На гривастых конях на косматых, На златых стременах на разлатых, Едут братья, меньшой и старшой, Едут сутки, и двое, и трое, Видят в поле корыто простое, Наезжают — ан гроб, да большой: Гроб глубокий, из дуба долбленный, С черной крышей, тяжелой, томленой, Вот и поднял ее Святогор, Лег, надвинул и шутит: «А впору! Помоги-ка, Илья, Святогору Снова выйти на божий простор!» Обнял крышу Илья, усмехнулся, Во всю грузную печень надулся, Двинул кверху… Да нет, погоди! «Ты мечом!» — слышен голос из гроба. Он за меч, — занимается злоба, Загорается сердце в груди,— Но и меч не берет: с виду рубит, Да не делает дела, а губит: Где ударит — там обруч готов, Нарастает железная скрепа: Не подняться из гробного склепа Святогору во веки веков! Кинул биться Илья — божья воля. Едет прочь вдоль широкого поля, Утирает слезу… Отняла Русской силы Земля половину: Выезжай на иную путину, На иные дела! 23. I.16 Святой Прокопий * Бысть некая зима Всех зим иных лютейша паче. Бысть нестерпимый мраз и бурный ветр, И снег спаде на землю превеликий, И храмины засыпа, и не токмо В путех, но и во граде померзаху Скоты и человецы без числа, И птицы мертвы падаху на кровли. Бысть в оны дни: Святый своим наготствующим телом От той зимы безмерно пострада. Единожды он нощию прииде Ко храминам убогих и хоте Согретися у них; но ощутивше Приход его, инии затворяху Дверь перед ним, инии же его Бияху и кричаще: — Прочь отсюду, Отыде прочь, Юроде! — Он в угле Псов обрете на снеге и соломе, И ляже посреде их, но бегоша Те пси его. И возвратися паки Святый в притвор церковный и селе, Согнуся и трясыйся и отчаяв Спасение себе. — Благословенно Господне имя! Пси и человецы — Единое в свирепстве и уме. 23. I.16 Сон епископа Игнатия Ростовского * Изрину князя из церкви соборныя в полнощь… Летопись Сон лютый снился мне: в полночь, в соборном храме, Из древней усыпальницы княжой, Шли смерды-мертвецы с дымящими свечами, Гранитный гроб несли, тяжелый и большой. Я поднял жезл, я крикнул: «В доме бога Владыка — я! Презренный род, стоять!» Они идут… Глаза горят… Их много… И ни един не обратился вспять. 23. I.16 Матфей прозорливый * Матфей Ночь и могильный мрак пещеры. Бушует буря на реке, Шумят леса… Кто это серый Вход заслоняет вдалеке? Опять ты, низкий искуситель? Дьявол Я, прозорливец, снова я! Черней трубы твоя обитель, Да ты ведь зорок, как змея, — Тотчас заметишь! Матфей Гнус презренный, Тебе ль смеяться? Нет лютей Врага для вас во всей вселенной, Чем я, нижайший из людей. Дьявол Ах, прозорливец! Этим людям Ты враг не менее, чем нам. Давай уж лучше вместе будем Ходить за ними по пятам. Ты мастер зреть их помышленья, Внедряться в тайну их сердец, Не вовсе чужд, святой отец, И я порядочного зренья: Зачем же бесам враждовать? Ты разве хуже бес, чем все мы? Матфей Молчи, завистливая тать, Тебе пути мои невемы. Дьявол Ну да, уж где мне! Ты пророк! Ты разрушаешь наши козни, Ты топчешь семя зла и розни, Ты крепко правишь свой оброк! Ты и стоокий и стоухий! Спроси тебя: «Ты почему Исследуешь так жадно тьму?» — Ты тотчас скажешь: «Там, как мухи, Как червь на падали, кишат Исчадия земли и ада — Я не могу терпеть их смрада, Я на борьбу спускаюсь в ад». О ненасытная в гордыне И беспощадная душа! Нет в мире для тебя святыни, Нет заповедного ковша, Нет сокровенного потока: Во всех ключах ты воду пил И все хулил: «Вот в этом ил, А в том — гниющая осока…» Матфей Что отвечать мне твари сей, Столь непотребной, скудоумной? Мой скорбный рок, мой подвиг трудный Он мерит мерою своей. И тьма и хлад в моей пещере… Одежды ветхи… Сплю в гробу… О боже! Дай опору вере И укрепи мя на борьбу! |
