<1903–1905> Черный камень Каабы * Он драгоценной яшмой был когда-то, Он был неизреченной белизны — Как цвет садов блаженного Джинната, Как горный снег в дни солнца и весны. Дух Гавриил для старца Авраама Его нашел среди песков и скал, И гении хранили двери храма, Где он жемчужной грудою сверкал. Но шли века — со всех концов вселенной К нему неслись молитвы, и рекой Текли во храм, далекий и священный, Сердца, обремененные тоской… Аллах! Аллах! Померк твой дар бесценный — Померк от слез и горести людской! <1903–1905> За измену * Вспомни тех, что покинули страну свою ради страха смерти. Коран Их господь истребил за измену несчастной отчизне, Он костями их тел, черепами усеял поля. Воскресил их пророк: он просил им у господа жизни. Но позора Земли никогда не прощает Земля. Две легенды о них прочитал я в легендах Востока. Милосерда одна: воскрешенные пали в бою. Но другая жестока: до гроба, по слову пророка, Воскрешенные жили в пустынном и диком краю. В день восстанья из мертвых одежды их черными стали, В знак того, что на них — замогильного тления след, И до гроба их лица, склоненные долу в печали, Сохранили свинцовый, холодный, безжизненный цвет. <1903–1905> Гробница Софии * Горный ключ по скатам и оврагам. Полусонный, убегает вниз. Как чернец, над белым саркофагом В синем небе замер кипарис. Нежные, как девушки, мимозы Льют под ним узор своих ветвей, И цветут, благоухают розы На кустах, где плачет соловей. Ниже — дикий берег и туманный, Еле уловимый горизонт: Там простор воздушный и безгранный, Голубая бездна — Геллеспонт. Мир тебе, о юная! Смиренно Я целую белое тюрбэ: Пять веков бессмертна и нетленна На Востоке память о тебе. Счастлив тот, кто жизнью мир пленяет. Но стократ счастливей тот, чей прах Веру в жизнь бессмертную вселяет И цветет легендами в веках! <1903–1905> Чибисы * Заплакали чибисы, тонко и ярко Весенняя светится синь, Обвяла дорога, где солнце — там жарко Сереет и сохнет полынь. На серых полях — голубые озера, На пашнях — лиловая грязь. И чибисы плачут — от света, простора, От счастия — плакать, смеясь. 13. IV.06 Купальщица * Смугла, ланиты побледнели, И потемнел лучистый взгляд. На молодом холодном теле Струится шелковый наряд. Залив опаловою гладью В дали сияющей разлит. И легкий ветер смольной прядью Ее волос чуть шевелит. И млеет знойно-голубое Подобье гор — далекий Крым. И горяча тропа на зное По виноградникам сухим. 1906 Новый год * Ночь прошла за шумной встречей года… Сколько сладкой муки! Сколько раз Я ловил, сквозь блеск огней и говор, Быстрый взгляд твоих влюбленных глаз! Вышли мы, когда уже светало И в церквах затеплились огни… О, как мы любили! Как томились! Но и здесь мы были не одни. Молча шла ты об руку со мною По средине улиц. Городок Точно вымер. Мягко веял влажный Тающего снега холодок… По подъезд уж близок. Вот и двери… О, прощальный милый взгляд! «Хоть раз, Только раз прильнуть к тебе всем сердцем В этот ранний, в этот сладкий час!» Но сестра стоит, глядит бесстрастно. «Доброй ночи!» Сдержанный поклон, Стук дверей — и я один. Молчанье, Бледный сумрак, предрассветный звон… <1906> Из окна * Ветви кедра — вышивки зеленым Темным плюшем, свежим и густым, А за плюшем кедра, за балконом — Сад прозрачный, легкий, точно дым: Яблони и сизые дорожки, Изумрудно-яркая трава, На березах — серые сережки И ветвей плакучих кружева, А на кленах — дымчато-сквозная С золотыми мушками вуаль, А за ней — долинная, лесная, Голубая, тающая даль. |
