Каждая семья обычно владеет собственным садом брокольских деревьев. Тот, который я видел, принадлежал королевскому семейству. Гайполы, большие птицы, с которыми я познакомился в Мипосе, не прочь полакомиться маленькими, созревающими броколятами, чем и объясняется присутствие солдат с оружием, охранявших королевский сад. Вот такая интересная человеческая раса, обладающая не только фамильным деревом, но и фамильным садом.

Когда женщина сажает в грядку яйцо, она втыкает рядом с лункой маленькую палочку, чтобы отметить место посадки. Так наши садовники делают каждую весну маркировку в своем саду, чтобы знать, где у них свекла, а где помидоры.

В результате нападений гайполов и большого количества вредных насекомых смертность броколят чрезвычайно высока: нередко из тысячи ни один не достигает зрелости. Однако поскольку брокольцы имеют по нескольку жен, а почва, равно как и самки, крайне плодовита, опасность того, что их род прекратит свое существование, крайне не велика.

Во время одной из пауз в нашей беседе Лото внезапно воскликнула:

— Я никогда не пила человеческую кровь. Пока была Лото-Эль-Хо-Ганья Кум О Радж, я не имела права говорить, но теперь, когда низложена, могу рассказать всю правду.

— Я никогда не верил, но рад услышать это из твоих уст.

— Ро-тон, Дума и еще несколько избранных жрецов брали кровь и пили ее. Только их жажда крови заставляла приносить в жертву человеческих рабов, хотя они считаются очень ценной рабочей силой. Большинство жертв, совершенных в храме, были брокольцами, вызвавшими гнев Думы или Ро-тона, но их кровь они не пили. Я никогда не убивала жертв: это делал Ро-тон. Я просто сидела на троне и пела гимн; но жрецы распускали в народе слухи, будто я пью кровь, чтобы все трепетали передо мной. Вероятно, простой народ должен бояться своей богини, тогда его легче держать под контролем.

— Вы с Карсоном говорите о странных существах, о которых я никогда не слышал, — вступил в разговор Джонда, человек, не знающий бога.

— Давайте поговорим о чем-нибудь еще, — предложила Лото, — я с удовольствием послушаю про Соединенные Штаты Америки, Нью-Йорк — Нью-Йорк — Нью-Йорк, — она шептала слово медленно, растягивая его; и ее глаза стали мечтательными и как бы вглядывались в далекий город на берегу океана.

Вдруг она воскликнула:

— Бетти! Бетти! Бетти! Я начинаю что-то вспоминать! — Она пришла в необычайное возбуждение. — Зови, зови, Бетти, зови! Я почти вспомнила! О Господи, кажется, я все вспомнила! Бруклин! Теперь я вспомнила Бруклин!

И, произнеся это, упала в обморок.

Я безуспешно пытался привести Лото в чувство, но мне пришлось отказаться от своих попыток. Постепенно сознание само вернется к ней.

Ее слова заинтересовали меня. Что она могла знать о Бруклине? Я упоминал Нью-Йорк, но о Бруклине не говорил. И все же ошибки быть не могло — слово «Бруклин» произнесено ею отчетливо. А что она имела в виду, когда повторяла «зови», и кто такая Бетти? Когда придет в себя, попрошу ее объяснить. Неужели на Венере мог оказаться еще один американец, которого она видела и с которым беседовала? Раз я добрался до Пастушьей звезды, то и кто-нибудь еще мог это сделать. Возможно, он был тут пленником и принесен в жертву, а перед его смертью ей удалось с ним поговорить. Надо все выяснить. Но какой прок в том, что удовлетворю свое любопытство? Разве не суждено мне завтра умереть?

С такими мыслями я заснул.

Когда проснулся, уже наступило утро. Я был один. Лото в клетке не было, а дверь надежно заперта.

Я разбудил Джонду, но и он не смог сообщить ничего нового. Я чувствовал, что больше никогда не увижу Лото и унесу неразгаданную тайну с собой в могилу.

Около полудня брокольцы начали выстраиваться в шеренгу возле наших клеток. Они направились к «арене для боя быков», которую мы с Джондой приводили в порядок. Многие из них останавливались и смотрели на нас, комментируя весьма нелестным образом наш внешний вид и поведение.

Вот пришли за нами десятка два стражников. Я хотел воспользоваться пистолетом, но потом решил дождаться, когда нас выведут на арену и я смогу причинить более значительные опустошения.

Стражники выглядели очень озабоченными и в немалой степени подавленными отсутствием Лото. Они видели, что замок на двери был совершенно целым. Когда меня спросили, как она выбралась, я только и мог ответить, что не знаю. Они отвели нас на арену. Ряды скамеек заполнили брокольцы. Все было очень спокойно, ничего похожего на приготовления к бою быков в Испании или на минуты перед игрой в бейсбол в Америке. Зрители иногда переговаривались, но ни веселья, ни выкриков. Когда вошел Дума со своим семейством и эскортом, вообще воцарилась гробовая тишина.

Мы с Джондой стояли в центре арены, окруженные стражниками, один из которых отделился от нас и подошел к Думе. Затем вернулся и объявил, что Дума желает, чтобы я приблизился к нему. Половина стражников направилась вслед за мной.

— Что стало с женщиной? — потребовал ответа Дума, игнорируя то обстоятельство, что я не поклонился ему ни четырежды, ни даже единожды.

— Ты задал глупый вопрос.

Дума приобрел цвет зеленого лимона.

— Неужели тебе непонятно, что даже если бы я знал, то не сказал бы. Ты все равно не поверишь, но я на самом деле не знаю. Нет, не знаю, но у меня есть предположение.

— Какое предположение?

— Я догадываюсь, что богиню ты за решеткой не удержишь, думаю, что она удалилась, чтобы приготовить наказание тебе и Ро-тону за ваше с ней обращение. Очень неумно вести себя с Высочайшей-Выше-Чем-Женщиной Из Огня таким неподобающим образом.

— Это все Ро-тон, он виноват, — проворчал Дума.

Ро-тон стоял тут же и, когда Дума повторил еще раз: «Это Ро-тон виноват», он не смог сдержаться.

— Ты захотел стать Высочайшим-Выше-Чем-Мужчиной Из Огня, — ляпнул он, не подумав. — Это была твоя, а не моя затея. Если она вернется, то сама разберется, кто виноват.

— Богини всегда все знают, — подтвердил я. — Их не одурачишь.

— Увести его, — рявкнул Дума. — Он мне не нравится.

— Кажется, уже слышно, как она приближается, — я взглянул на небо.

Незамедлительно Дума, Ро-тон и все те, кто их окружал, взглянули вверх. Момент был очень напряженный, но никакой Лото-Эль-Хо-Ганьи Кум О Радж не появилось. Однако я вывел их из душевного равновесия, на что и рассчитывал. Впрочем, не произошло бы ничего удивительного, если бы девушка, ухитрившаяся исчезнуть ночью так таинственно и бесследно, как Лото, вновь внезапно материализовалась, с огненным мечом в карающей деснице. Однако она этого не сделала. Меня снова водворили в центр арены.

Джонда поклонился мне семь раз. У Джонды развито чувство юмора, совершенно отсутствовавшее у брокольцев. Послышался шипящий шум, словно тысячи человек одновременно сипло задышали. Очевидно, именно так и случилось, затем наступила мертвая тишина.

Дума что-то прокричал, но слов я не расслышал. Забили барабаны, и воины оставили нас одних в центре арены.

— Мы сейчас умрем, — обратился ко мне Джонда. — Давай покажем себя.

Вышли два стражника и вручили нам по крюку и мечу.

— Смотрите, устройте нам хорошее представление, — бросил один из них.

— Вы сейчас станете зрителями лучшего из представлений, какие только видела эта арена, — пообещал я.

Затем воины ретировались в безопасное место, после чего открылась одна из маленьких дверей арены и выбежали шесть нобарганов, волосатых человекоообразных каннибалов, с которыми я уже не раз встречался.

Нобарганы приблизились к нам, рыча, как дикие звери, от которых они недалеко ушли. Если бы они половчее управлялись со своими пращами и луками, то наши крюки и мечи оказались бы бесполезными. Мы не смогли бы даже приблизиться к ним.

Я отбросил крюк и вытащил пистолет, а меч взял в левую руку, чтобы отбивать камни и стрелы дикарей. Джонда хотел броситься вперед и сцепиться врукопашную, но я велел подождать, сказав, что у меня сюрприз и для него, и для нобарганов, и для брокольцев. Он послушно держался рядом со мной.