Или мои подозрения снова беспочвенны, а капитан нёс службу в таком месте, где даже уборщики – младшие офицеры?

Гости съезжались настолько активно, что, когда я появилась перед фасадом дома, за забором было припарковано больше десятка автомобилей.

В последнее время я заметила за собой то, чего раньше никогда не было: я начала боятся большого скопления людей, поэтому снова совершила круг вокруг дома и зашла через вторую дверь.

Виктор Иванович очищал пол от краски; делал работу, на которую я потратила два часа, и получалось у него это куда лучше, чем у меня. Скажу даже больше: по сравнению с тем, как это получалось у него, можно сказать, что я вообще не работала, только протёрла пыль. А капитан был настолько тактичен, что ни словом не намекнул мне об этом.

Он, поднял голову, вытер со лба пот:

– Что случилось?

– Почему Вы мне не сказали, что всё нужно было делать совсем по другому?

Мой собеседник посчитал нужным изобразить на лице удивление:

– Ты о чём?

Я устало мотнула головой:

– Вы прекрасно понимаете. Бережёте мои чувства?

Капитан несколько секунд подумал, потом рассмеялся:

– Ты меня раскусила!

– Не вижу в этом ничего смешного, – холодно заметила я.

– Не любишь, когда тебя жалеют?

– Не люблю, когда меня обманывают.

– Что же, – Виктор Иванович остался невозмутим, – можешь начинать ещё раз, с самого начала. Теперь ты знаешь, как нужно делать, – и показал на крохотный белый квадратик пола, который успел очистить.

Это был решающий момент. Я могла бы плюнуть на все свои принципы и уйти, но вместо этого взяла стамеску и принялась за работу.

Теперь всё оказалось гораздо сложнее. Если раньше я счищала с пола только ту краску, которая плохо пристала к доске, теперь мне приходилось очищать всю поверхность полностью, что было гораздо труднее.

Затылком я чувствовала взгляд Виктора Ивановича, но делала вид, что не замечаю этого и упорно продолжала скрести пол.

Капитан не выдержал первым.

– Зачем тебе это? – Спросил он.

Теперь уже мне пот заливал глаза.

– Вы о чём?

– Ты вполне могла бы спокойно уйти и заняться своими делами – тебе бы никто слова не сказал. Даже я. _ он помолчал. – Или ты меня боишься?

– Я похожа на человека, который Вас боится?

– Не особенно.

– Вот, и я о том же. Я обещала Вам помочь – и я помогу. И не нужно делать скидок на мой возраст; я, если Вы ещё не забыли, – супер. С нас всегда был спрос больше, чем с обычных детей.

Виктор Иванович вздохнул и ничего не ответил. Могу предположить, что моё поведение произвело на него нужное мне впечатление. А вслух он меня не стал хвалить только потому, что его лимит похвал в мой адрес на сегодняшний день был исчерпан, а перебор в данном конкретном случае – это всегда плохо. Похвалами можно испортить любого, даже самого положительного человека.

Мои принципы обошлись мне ещё в два часа потраченного времени и в стойкий тремор обеих рук. Виктор Иванович больше ничего мне не говорил, но смотрел на меня так, что мне было понятно без лишних слов: с некоторых пор он начал меня уважать.

– Нам пора! – Взглянув на часы сообщил, наконец, капитан. – Все уже собрались.

Кто – "все" – этого я спрашивать не стала – и так будет понятно, зачем лишний раз болтать языком.

Дома нас ждал праздничный обед. За столом, вкупе с уже знакомыми персонажами, находились ещё с десяток человек, которых я видела впервые в жизни. Я к ним особенно не приглядывалась. Впрочем, когда я заметила некоторые несуразности, то стала более внимательной. Дядя Альфред, по своему обыкновению, уселся во главе стола и с рассеянной улыбкой принялся принимать поздравления. Поздравляли почему-то только его, что меня очень удивило.

– У него сегодня, ко всему прочему, день рождения, что ли? – Уточнила я у Мишутки, который привычно устроился рядом со мной.

Мальчик, занятый то-ли едой, то-ли своими мыслями, передёрнул плечами.

На редкость нелюбопытный человек!

Кроме салатов, копчёностей и всяких вкусностей на столе было много разнокалиберной выпивки, начиная от шампанского и заканчивая какой-то самопальной субстанцией в плотно закрытых бутылках.

С другой стороны от меня устроилась Катя.

– Здравствуйте! – тихо поздоровалась девушка.

Я благосклонно кивнула:

– И Вам того же!

Мальчик с удивлением оглядел нас. Похоже, он всё ещё не мог привыкнуть, что мы называем друг друга на "Вы"

Я ещё раз оглядела присутствующих и отметила, что все незнакомцы – мужчины, всем – больше сорока, больше половины из них – в камуфляже, выправка у всех – военная.

Вряд-ли ошибусь, если предположу, что попала на профессиональный праздник здешних диссидентов. Именно эти ребята, если я хоть что-то понимаю в этой жизни, двенадцать лет назад вырвали из состава нашей Федерации крохотный кусочек под названием "Цитрея" и до сих пор гордятся этим нелогичным действом.

Только вот при чём тут дядя Альфред?

– Господа! – С бокалом в руке встал из-за стола очередной приглашённый. – Давайте выпьем за нашу родную планету, за нашу свободу, за тех, кто с оружием в руках эту свободу завоёвывал!

И опять все посмотрели на дядю Альфреда, который, единственный из всех, встал и выпил свой бокал стоя.

Мы с Мишуткой пили лимонад. Наташка пошепталась с Катей. Под шумок они хотела плеснуть шампанского и себе, но тётя Анфиса так взглянула в их сторону, что девушки засмущались и присоединились к нашей компании

Я наклонилась к Кате и шёпотом поинтересовалась:

– Ты хорошо знаешь дядю Фреда?

– Он – мой папа.

Я слегка смутилась – живу тут уже не первый день, такие вещи мне положено было знать – затем продолжила расспросы:

– А какое отношение дядя Фред имеет к сегодняшнему празднику?

– Двенадцать лет назад он командовал повстанческими отрядами на нашей половине материка.

Думала, такое бывает только в плохих комедиях: я как раз набрала полный рот лимонада и с шумом выплеснула всё на мою собеседницу. Катя коротко взвизгнула и принялась вытираться. На нас оглянулись. Я была так изумлена, что даже не извинилась.

Уж от кого, но от дяди Альфреда я такого не ожидала. Во-первых, я полагала, что творческие люди – все как один – пацифисты. Во-вторых, именно дядя Альфред не напоминал боевика, даже если подключить всё имеющееся в наличии воображение.

– На нашей половине – это как? – Пролепетала я.

– Он был здесь самым главным.

Это меня добило окончательно. Скажу красивее: это стало последним гвоздём в гроб, где упокоился мой здравый смысл.

Несмотря на испорченную кофточку, Катя выглядела довольной – она наслаждалась моим изумлением.

На дядю Альфреда я теперь смотрела совсем другими глазами и видела то, чего раньше в упор не замечала. Волевой подбородок, чуть опущенные уголки губ, тяжёлая складка посередине лба; взгляд, который только кажется рассеянным, на самом деле он – цепкий и внимательный.

Экстравагантная манера вести себя в обществе и одеваться, стали самой лучшей маскировкой из всех, которые только можно себе представить. Любой, не знающий дядю Альфреда достаточно близко, составит о нём такое же мнение, что и я несколько дней назад – что это чудаковатый престарелый художник, человек "не от мира сего", прирождённый пацифист, не способный ни на какие решительные действия.

Пили все и пили много. Минут через сорок тосты потеряли внятность и приобрели эмоциональность. Дядя Альфред накачался так, что его пришлось, придерживая с обеих сторон, увести к себе в комнату.

Мишутка встал из-за стола.

– Ты уже всё? – Удивилась я.

– Не люблю подобные сборища, – пояснил мальчик. – Сейчас все начнут распевать патриотические песни, а я этого на дух не переношу.

– Можно с тобой?

– Пошли.

Мальчик оказался прав: ещё не добравшись до второго этажа, мы услышали нестройное пение, доносящееся из столовой.