– Продолжаешь заниматься машиной времени?

Мой удручённый голос заставил Мишеля подскочить на месте.

– Ты здесь? – Запинаясь, спросил он.

– Конечно. Где мне ещё быть.

– Испугала меня!

– Прости. Я спрашиваю, ты продолжаешь свой безнадёжный проект?

Мишутка выглядел виноватым, словно котёнок, опрокинувший со стола плошку со сметаной:

– Мне совсем чуть-чуть осталось, через пару дней я закончу.

– Ну-ну.

– Дай мне карту памяти.

– Одного не понимаю, у тебя что, нет какого-нибудь завалящего твёрдого диска?

– Полин, ты когда-нибудь жёсткий диск перестанешь называть твёрдым?

– Когда-нибудь – перестану. Сейчас дневник попишу и дам.

С дневником я управилась за двадцать минут. События сегодняшнего дня изрядно утомили меня. Сейчас я отдам Мишелю карту памяти и улягусь спать – и гори всё синим пламенем. Над всеми проблемами подумаю завтра. Как говорится, утро вечера мудренее.

Первое, что удивило меня, когда я проснулась – полная тишина. Никто нигде не ходил, ни бегал, ни говорил, даже из окна не раздавалось ни единого звука.

Я никогда не страдала от отсутствия воображения и тут же представила, что все на Цитрее вымерли от какой-то загадочной болезни и я – одна – осталась живой.

Эта мысль была так неприятна, что меня передёрнуло и, всё ещё не открывая глаз, я снова прислушалась.

То, что сейчас слышно, в художественной литературе называется могильной тишиной.

Ладно, если допустить совершенно невероятное предположение, что все цитреанцы дружно решили, что на том свете гораздо лучше, чем на этом, дом – большой и деревянный – молчать не может. Он всегда живёт своей собственной жизнью. Особенно это заметно ночами. Здание скрипит и потрескивает всеми своими сочленениями, за обоями уютно шуршит какая-то биологическая мелочь, то-ли мыши, то-ли тараканы, а на чердаке, даже в полный штиль, постоянно шумит ветер.

Но сейчас даже этих фоновых звуков не слышно.

Я открыла глаза, увидела над собой белые пластиковые панели потолка – и тут же зажмурилась. Я точно помнила, что потолок в мишуткиной спальне – из обычной фанеры, выкрашенной в бледно-жёлтый цвет. У меня дома потолки голубые, очень высокие и нестандартной полукруглой формы. А потолки из белого пластика могут быть только в одном месте – в холле школы юных Навигаторов, в комнате, которую я делю на двоих с Бахмуровой.

Но ведь этого же сейчас не может быть, верно?

– Мишутка!

Никто не отозвался. Да я и не очень на это надеялась.

– Мишель, ты тут?

И снова в ответ тишина.

Я открыла глаза и уселась на кровати. Увиденное заставило меня усомниться, что я нахожусь в добром здравии: около соседней стены стояла Бахмуровская кровать, а на ней, позёвывая, сидела взъерошеная после сна Настюха.

– Ты чего орёшь? – Недовольно спросила она, протирая глаза. – Уже приехала? Почему так долго?

– Я… это… были некоторые проблемы…

– Что за Мишель? Ты меня ни с кем не перепутала?

– Да, перепутала… Есть у меня один знакомый…

Я отвечала автоматически, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Удавалось это мне, надо сказать, плохо. Того, что сейчас происходит со мной – однозначно – не может быть. Если вчера вечером я уснула на Цитрее, то сегодняшним утром не могу проснуться на Земле – это против всех правил здравого смысла.

– Какое сегодня число?

– Четырнадцатое. Сентября, – уточнила Бахмурова. – Может тебе ещё и год сказать? – Услужливо предложила она.

– Скажи, – согласилась я.

Бахмурова внимательно посмотрела на меня:

– Какая-то ты сегодня странная, – сказала она.

– Настюх, ты только не удивляйся: но это точно ты?

– По-моему, ты ещё не проснулась.

– По-моему, тоже, – ответила я и безропотно улеглась на прежнее место. Я даже успела закрыть глаза, прежде чем почувствовала на лбу ладонь.

– Ты чего?

– Мне показалось, у тебя температура. Ты себя как-то не очень адекватно ведёшь. Ночью приехала? Странно, что я не проснулась – я обычно сплю очень чутко.

Я промолчала. Если я начну рассказывать, что со мной случилось – Бахмурова первой побежит вызывать санитаров. Пока буду делать хорошую мину при плохой игре, а там, может быть, что-нибудь получится выяснить.

Я уселась на кровати, внимательно оглядела комнату. Стол, два стула, интернет-кресло, моё любимое кресло, шкафчик для одежды. Всё, вроде бы, реально – просто реальнее некуда.

Значит всё что со мной случилось, мне снилось? Нет, Бахмурова говорит, что я куда-то ездила. Или то, что есть сейчас, мне снится?

Я прошла по комнате, осторожно трогая подворачивающиеся под руку предметы, выпила воды из стоящего на столе кувшина, под конец даже украдкой ущипнула себя за ногу.

Больно.

Бахмурова квадратными от удивления глазами следила за мной, но ничего не говорила.

– Что-то мне сегодня не очень, – призналась я. – Голова какая-то странная.

– Я бы могла предположить, что ты переутомилась, – наконец заявила моя соседка, – но ты только что из дома. Значит – переотдыха…ла…сь… В нашем языке даже слова такого нет!

Болтовня Бахмуровой начала приводить меня в чувство.

– Сколько времени?

– Без пятнадцати восемь. Если бы ты не заорала как потерпевшая, можно было бы ещё сорок пять минут спать.

– Ладно, досыпай.

– Теперь уже не уснуть. Пойду умоюсь. Единственное, что хорошо, – в умывальнике сейчас никого нет.

Она ушла.

Я лихорадочно бросилась обыскивать комнату в поисках личных вещей. Спустя минуту я успокоилась – Бахмурова и моя память меня не обманывали – всё, что я забрала отсюда, когда уезжала в прошлый раз – отсутствовало. Значит, я отсюда всё-таки уезжала. Поговорю с ребятами – и закрою достоверность этого эпизода своей биографии. Постепенно проверю и все остальные факты. Пока же доподлинно известно только одно – сейчас я в "Штуке".

Ещё через минуту у меня появилось две новости, и – словно в анекдоте – одна хорошая, а другая плохая. Хорошая – я наскоро прикинула хронологию событий и поняла, что ни одного дня из моей жизни не выпало. То есть, вчера вечером я была на Цитрее.

Плохая новость – всё, что у меня осталось из моих вещей – это пижама, в которой я легла спать, персональник, который я перед сном положила под подушку, и говорящий робот, подаренный несколько дней назад Мишелем. Вся моя одежда, обувь, всякие необходимые мелочи, моя любимая черепаха, даже карта памяти – всё осталось на Цитрее! А на карте памяти, кстати сказать, столько всего… Блин! Там даже мой дневник! Если Мишутка отыщет способ его прочитать… Моё настроение, и так испорченное последними неурядицами, упало ниже уровня плинтуса.

Красная Шапочка – самая последняя сволочь! У меня не было ни капли сомнений в том, что мою доставку с Цитреи на Землю осуществила именно она – кому ещё остаётся! Сомневаюсь, что у кого-то ещё достаточно возможностей сотворить нечто подобное.

Когда Бахмурова вернулась из умывальника, я с похоронным видом проводила переучёт оставшихся вещей. Не набирался даже джентльменский минимум.

– Я ребятам сказала, что ты приехала.

– И что?

Моя подруга передёрнула плечами:

– Какие-то они все загруженные в последнее время стали. Учёба, что-ли, напрягает. Я уже почти половину вопросов выучила.

– За двенадцать дней?

– Тебя так долго не было? – Рассеянно отозвалась Настюха. – Я думала, прошло не больше недели. Время тут летит – просто жуть.

– Так что ребята сказали? – Продолжала допытываться я.

– Ничего они не сказали. Посмотрели сквозь меня и пошли по своим делам.

– СКВОЗЬ ТЕБЯ?! По каким это своим делам? Что за бардак у тебя тут творится!

– Почему – у меня?

– Я тебя назначила старшей!

– И что ты мне оставила? – Зло спросила Бахмурова. – Только должность – и всё? У тебя имеется влиятельный папочка, авторитет, деньги в конце-концов – а у меня – что?! И ты всерьёз надеялась, что я смогу управлять этими выродками?!