– Возраст тут не при чём. Важна тенденция. Однажды весь ваш народ захотел независимости – и он её получил. Думаешь, если бы заварушка началась не тогда, а лет через пять-десять, ты бы со своими приятелями не полез на баррикады?

– Не-а.

– Это тебе так кажется. Некоторые христиане до сих пор косо смотрят на евреев из-за того, что те распяли Бога. Им невдомёк, что, если бы Христос пришёл в мир сейчас, в двадцать шестом веке, Его бы опять уничтожили. И как раз те же самые христиане. Читал легенду о великом инквизиторе?

– Не-а…

Полина осеклась.

– А, ну, да…

– А что это за легенда? – Заинтересовался мальчик.

– Ерунда, давай забудем, это слишком сложно для тебя. Просто усвой на будущее, что ошибки прошлого только выглядят глупыми. На самом деле, стоит только представиться любой возможности, даже самой крохотной, они будут повторены в гораздо большем масштабе, с применением современного развития технологий.

– И совсем это для меня не сложно! А если мне, к примеру, хочется, чтобы наша Цитрея была по прежнему частью Земли?

Полина аккуратно пожала плечами:

– В этом всегда была проблема любого социального устройства, включая здешнюю демократию. Сколько людей, столько и мнений. Всем не угодишь. С точки зрения любой статистической выборки голосование более ста человек даже по самому простому и очевидному вопросу даёт соотношение девяносто пять к пяти.

– Вот сейчас я не совсем понимаю.

– Тут и понимать нечего. Из ста человек в любом случае найдётся пятеро недовольных. Только почему-то все, с кем я начинаю дружить на Цитрее, относятся к числу таких маргиналов.

– Марги…налов?

– Маргинал – тот, кто в меньшинстве, – пояснила Полина. – Только мне кажется, что здешнее меньшинство – на самом деле – большинство. И в данной конкретной ситуации это самое печальное. Не понимаю, чем вам не нравятся наши Навигаторы.

Улочка, по которой они шли, сделала поворот и нырнула вниз в сень густых деревьев. Сразу стало холодно, влажно и неуютно. Где-то вдали, около горизонта, среди зелени, блеснула лента реки.

– А что бы ты сделала на моём месте? – Осведомился Мишель. – Если бы тоже жила на Цитрее и тебе бы не всё нравилось?

– Революцию бы устроила.

Глаза мальчика вспыхнули:

– Что – правда?

– Шучу, конечно. Я всегда являлась более чем законопослушным членом общества. И являюсь, кстати сказать, до сих пор.

– Почему?

– У меня характер такой. Я очень послушный ребёнок. Да и положение папы обязывает. Ещё не хватало, чтобы дочка самого Сенатора занималась в кружке начинающих диссидентов.

– Начинающих – кого?

– Это не важно! – Отмахнулась девочка.

– Так что бы ты сделала? – Продолжал допытываться Мишель.

– Демократия – это вообще, довольно примитивная система, – вслух принялась раздумывать дочка Сенатора. – В законодательном учреждении формируется какой-нибудь закон, который потом выносится на голосование в правительственную структуру… Какая-какая она у вас тут называется?

– Не знаю, – смутился Мишель, – парламент или Дума… может как-то ещё…

– Допустим, парламент, – Полина поморщилась, словно само слово вызывало у неё мигрень. – Сколько людей в парламенте?

– Штук сто. Или двести.

– Я вижу, ты не особенно увлекаешься политикой, – улыбнулась девочка.

– Ага.

– Это плохо. Любой образованный человек обязан знать устройство того общества, в котором обитает. Ладно, я продолжу. Если учесть, что мы с тобой относимся к разряду рядовых избирателей и нас не так много, канонические методы воздействия мы можем исключить. Остаются партизанские методы борьбы. В переносном смысле, конечно. У нас на Земле до недавнего времени был один-единственный человек, который оказывал реальное влияние на политическую ситуацию. У неё, так же, как у нас с тобой, не было особенных полномочий – только голова и желание изменить мир.

– У неё? – Заинтересовался Мишель. – Она женщина?

– В Сети у неё был ник Валькирия. А фамилия вроде бы Митникова. Она была очень умной тётенькой – работала журналисткой в сетевых изданиях – писала громадное количество статей, в том числе и на политические темы. Именно её статьи в последние два года формировали общественное мнение целой планеты.

– Валькирия? – Задумался мальчик. – Интересный ник.

– По-моему, самый обычный. Не лучше и не хуже других. По крайней мере, второго дна я в нём не нашла.

– А почему ты говоришь, что она "была"?

– Валькирия погибла. Несколько дней назад, как раз перед тем, как я уехала из дома.

– Её убили?

– Какие гадости ты говоришь! – Поморщилась Полина. – Конечно же нет! Она каталась на яхте и выпала за борт.

– Или её сбросили, – гнул свою линию мальчик. – Если ты говоришь, что её статьи формировали…, – он не договорил, забыв фразу Полины, – значит она многим мешала.

– Как бы да, – согласилась Полина. – Валькирия не очень одобряла земные методы управления и довела наших Навигаторов до того, что они даже объявили награду за любую информацию о ней. Но убивать её – это уже слишком.

Мишель остановился и, наклонив голову, принялся разглядывать свою подругу, причём так долго, что Полина не выдержала:

– Что такое?

– Не понимаю я тебя. Папа у тебя – Сенатор, сама ты – очень умная, но иногда так тупишь, что это ни в какие ворота не лезет.

– Туплю? – Оскорбилась дочь Сенатора. Кстати сказать, она впервые в жизни услышала это слово.

– Тупишь, – спокойно подтвердил Мишель. – Неужели ты всерьёз считаешь, что при таком раскладе Валькирия утонула сама?

– Это ты тупишь, – отозвалась Полина. – Не нужно сравнивать вашу волчью демократию и наш институт Навигаторства. Это у вас тут слишком ретивую журналистку могут сбросить за борт – и никто не понесёт за это никакой ответственности. Много веков назад у нас было точно так же. А сейчас у нас всё максимально прозрачно и честно – все действия и указы Навигаторов тут же обнародуются, ни одно их движение не остаётся незамеченным.

– Это только так говорят. На самом деле, они столько всего крутят, что нам и не снилось.

– А вот и нет! – Засопротивлялась Полина. – Навигаторство – самое передовая форма государственности. Вот так!

Усевшись на корточки, Полина принялась что-то разглядывать под ногами.

– Что там?

– Лягушоночек. Совсем крохотный. Как ноготь. Никогда бы не подумала, что такие крошки в лягушачьем роду вообще бывают. Ладно, – вскочила она, – пошли дальше, не будем ребёнка пугать, он и так чуть не умер от инфаркта, когда я его схватила! Так на чём мы там остановились?

– На том, что у вас всё максимально прозрачно и честно.

– А перед этим о чём мы говорили?

– О революции.

– Дохлый номер. Чтобы расшевелить ваше болото нужен не один год работы и сотни полторы преданных бойцов.

– Почему это у нас здесь болото? – Попытался обидеться Мишель.

Ребята как раз подошли к месту, где поперёк дороги лежало толстое дерево. Кое-где трава уже успела прорасти сквозь отслоившуюся при падении кору. Куцая почерневшая верхушка ясно указывала, что биография лесного великана закончилась от удара молнии.

– Вот, – подбородком указала Полина, – самый яркий пример. Столько тут лежит ЭТО?

– Года два.

– И за это время не нашлось никого, кто бы убрал дерево. Все ходят, перепрыгивают, вон, даже объезд по кустам сделали, а убрать ствол ни у кого руки не поднимаются. Болото и есть! – Убеждённо закончила Полина.

– При чём тут это? Дерево – это мелочь!

– Из таких мелочей для внимательного наблюдателя складывается общая картина. У нас на Земле, к примеру, это такое дерево не пролежало бы и получаса. Обязательно бы какой-нибудь прохожий связался бы с уборщиками – те бы прилетели и всё убрали.

– Даже в лесу?

– А чем лес отличается от города?

– Там люди реже ходят.

– Но ведь всё равно ходят, верно?

– Странные ты какие-то вещи говоришь! – Буркнул обескураженный Мишель. – Если по твоему, то наших дворников нужно заставлять не только тротуары подметать, но и тропинки в лесу.