Для меня было бы правильнее молчать, но Мишель оказался настолько идеальным объектом, чтобы плакаться ему в жилетку, что я не могла упустить возможности сбросить излишнее нервное напряжение.

– Пойду сумку отнесу, – сказал мальчик.

Потом мы снова гуляли.

Мишутка оказался очень тактичным, точнее, я даже не знаю, как называется это качество. Он ясно понял моё состояние и не нарушал установившейся тишины. Я медленно качалась на качелях, едва ли осознавая, что делаю. Мишутка внимательно смотрел на меня, но только я бросала на него взгляд, тут же отводил глаза.

Затем я вдруг поняла, что нет смысла впадать в уныние: ничего страшного не случилось. Осознание этого наступило мгновенно, словно рубильник переключился. У моего папы есть любимая присказка: "Тебя уже расстреляли? – Нет! – А чего ты тогда нос повесила?" Действительно, что это со мной? Жизнь продолжается!

А то, что папа не в тюрьме – это скорее хорошо, чем плохо. Ведь когда находишься на свободе, то возможностей гораздо больше, чем в местах не столь отдалённых?

– Всё в порядке. Пойдём домой, Мишутка!

Моя улыбка ввергла Мишеля в пучину изумления. Наверное, он не представлял, что настроение человека может вот так вот быстро, как у меня, измениться.

– С тобой всё в порядке? – Недоверчиво осведомился он.

– Более чем. Нас пока ещё не расстреляли, а из всего остального как-нибудь выкрутиться можно.

– Как-то ты быстро…

– Если бы от моего плохого настроение зависело папино спасение – я бы переживала день и ночь. А так – ничего не изменится, только нервы себе испорчу. А нервные клетки, говорят, не восстанавливаются.

– Почему?

Я остановилась:

– Тебе в самом деле это интересно?

– Ага. А то все говорят – и никто не может объяснить, почему.

– Это просто, – улыбнулась я. – Наше тело состоит из нескольких видов тканей, клетки которых могут регенерировать. Чем проще уровень организации ткани, тем лучше эта ткань регенерирует. А нервные клетки – самые сложные из всех, поэтому они практически не восстанавливаются. Понимаешь меня?

– Ты вообще всё-всё знаешь?

– А ты, значит, меня проверяешь? – Догадалась я.

Мишутка замотал головой, но по его хитрым глазам я поняла, что оказалась права.

Вскоре из школы вернулись Фердинанд и Августа.

– Федька сегодня двойку получил! – Не замедлила мне сообщить девочка.

– Ябедничать некрасиво.

– А я не ябедничаю!

– Неужели? – В это слово я вложила весь возможный сарказм. – Как же, по-твоему, называется то, что ты только что сделала?

Августа недовольно фыркнула и ушла. Ну и ладно. Вообще, если честно, не нравятся мне эти рыжики, постоянно ябедничают друг на друга, дерутся между собой, делают много такого, что, по моему мнению, не должны делать по отношению друг к другу брат и сестра. Или, может быть, я просто слишком многого хочу от обычных детей, не суперов? В любом случае, если бы у меня был братик, тем более, двойняшка, я бы заботилась о нём больше, чем о себе самой.

Подходило время обеда. Представив, что мне придётся сидеть за одним столом с Виктором Ивановичем, я почувствовала, что аппетит у меня начинает пропадать. Он – довольно странный человек и совершает поступки, которые я не совсем понимаю. Как он тогда сказал? Что, пока я здесь, может меня более-менее контролировать. В каком смысле? Может он собирается следить за мной?

На обед я всё-таки пошла, и всё время просидела тихонько, словно нашкодивший котёнок, боясь даже поднять глаза от тарелки. Я даже не очень возмутилась тем, что тётя Анфиса попросила меня помыть посуду. Августа и Фердинанд убежали к себе в комнату, сказали, что им нужно делать уроки.

Мне помогал Мишель.

Каждый раз, когда я сталкиваюсь с какой-нибудь хозяйственной мелочью, мне кажется, что больше меня ничего уже не удивит, и каждый раз я ошибаюсь. Очистка посуды от остатков пищи в наполненном тёплой водой тазике произвело на меня неизгладимое впечатление, наверное, даже больше, чем вчерашняя чистка картошки.

– И мы из этих тарелок будем есть за ужином? – Уточнила я, втайне надеясь, что получу отрицательный ответ.

– Ага. А что? Вы на земле как-то по-другому моете посуду?

– Мы её вообще не моем.

– Это как? – Мишель чуть не уронил поднос со стаканами.

– Мы её кладём в шкаф, там она сама очищается ультразвуком. Через минуту – вся посуда как будто только что с завода.

Мальчик завистливо вздохнул.

– Ты не представляешь, как мне хочется хотя бы одним глазком взглянуть, как вы там на Земле живёте.

– Я тебе обязательно это устрою, – пообещала я. – Вот только вся эта петрушка со "Галактическим кредитом" закончится, я приеду домой – и тут же тебя в гости позову.

– Ты моих родителей не знаешь, – огорчился Мишель. – Они ни за что не согласятся. Я в позапрошлом году в детский лагерь на Альцион-9 хотел съездить, мне пришлось их чуть ли не месяц уговаривать.

– Как же они тебя СЮДА отпускают? – Не смогла не удивиться я.

– Здесь много взрослых, и они все за мной смотрят… Это родители так думают, – поспешил добавить Мишель.

– Я вас всех позову, – решила я. – И тебя, и всех родителей, и родственников, на целое лето, или когда тут у вас каникулы.

– А у тебя дома места хватит?

Я внимательно взглянула на собеседника.

Нет, поняла я, не издевается.

Он и в самом деле не понимает, что это значит – быть дочерью Сенатора Земли – главного Навигатора планеты. Наивность мальчика меня умиляла.

– У меня дома хватит места на всю вашу деревню. И ещё на пару таких же населённых пунктов останется.

– Что – правда?!

– Правда.

– Только не думай, что я тебе помогаю из-за этого.

– Не думаю, не волнуйся.

Мы продолжили чистить картошку, думая каждый о своём.

– Мишутка, мне позарез нужно узнать биографию Виктора Ивановича, – наконец, сказала я, придя к определённым умозаключениям, – во всех её неприглядных подробностях.

– Зачем тебе это?

– Думаешь, я слишком любопытна?

– Точно! – Согласился мальчик.

– Он знает про меня слишком много такого, что больше никто не должен знать. Он пока ещё не делает мне ничего плохого, но, думаю, это когда-нибудь произойдёт. И мне тоже нужен на него компромат. Надо же мне как-то, в конце-концов с ним воевать. Не морду же человеку бить – я культурная. Буду действовать цивильными методами.

– Ты так уж уверена, что все эти подробности будут на самом деле неприглядными?

– Просто так человек с Земли не будет скрываться на захолустной планете у полузнакомых людей. По себе знаю!

– Ну, если так…

– Короче, вот что, Мишенька, ты уж, будь добр, подумай, к кому можно обратиться, я со своей стороны тоже покумекаю.

Мальчик кивнул.

Очутившись в комнате, я всё-таки решила дать возможность Мишелю поработать с моей картой памяти. Если честно, то мне просто было интересно, что он с ней будет делать и сможет ли он что-нибудь с ней сделать вообще.

– У меня тут столько всего, – не смогла я сдержать сокрушённого вздоха. – Если всё это пропадёт, мне будет довольно туго

– Например?

– Одной музыки полторы сотни терабайт. И полная галактическая энциклопедия.

– Терабайт – это больше гигабайта или нет?

После этого вопроса я стала сомневаться в том, что Мишутка хоть сколь-нибудь сносно разбирается в технике. Это заставило меня утроить бдительность.

– Мою карту памяти ты собираешься всовывать вот в это, да? – Уточнила я, с ужасом разглядывая нечто, совсем не внушающее мне доверия. Больше всего это напоминало разобранный на запчасти пищесинтезатор. Какие-то непонятные мне детали были соединены между собой пучками пёстрых проводов, наружу высовывались разноцветные перемигивающиеся лампочки, под столом сочно гудит большой трансформатор.

– Ага. Ты не бойся, всё будет в порядке. Тем более, я твою карту подключу пассивно.

– То есть, напряжение на неё ты подавать не будешь? – Уточнила я.