7:42,43. Опираясь на ветхозаветное *проро-чество (Ам. 5:25–27), упоминаемое и в *Свитках Мертвого моря, Стефан обыгрывает слово «скиния»: в пустыне израильтяне носили скинию языческого бога.

7:44–47. Стефан сразу уточняет, что Бог повелел Моисею сделать скинию «по образцу» (см. коммент. к Евр. 9), и эта скиния существовала до дней Давида; храм же был построен лишь при Соломоне. Стефан не отрицает, что Бог благословил и одобрил строительство ветхозаветного храма; но подчеркивает, что Бог не желал превращения храма в идола, каким сделали его иудеи.

7:48–50. Как явствует из Ис. 66:1,2, Бог не нуждается в храме, построенном людьми; все сотворено Его собственными руками. Разъяснение закона с помощью ссылок на пророческие писания уже давно стало традицией, но приводимые Стефаном цитаты из пророков (Амоса и Исаии) в данном контексте производят не менее сильное впечатление, чем во времена Амоса и Исаии.

В заключительной части греко-римской «совещательной» речи обычно высказывались положения, побуждающие к изменению образа мыслей или к решительным действиям. Речь Стефана включает и элементы «судебного красноречия», которые он использует не столько для защиты, сколько для того, чтобы слушатели признали свою вину.

7:51. «Жестоковыйные» и «необрезанные сердцем» — типичные пророческие образы в *Ветхом Завете; Моисей подчеркивал важность обрезания (7:8), но духовно необрезанные исключались из завета (напр.: Втор. 10:16; 30:6). Стефан едва ли мог найти более резкие слова. Он дает понять, что его слушатели, как и их предки, отвергли посланников Бога; Святой *Дух рассматривался главным образом как Дух, вдохновляющий пророков.

7:52. Ответственность за смерть пророков возлагалась на Израиль не только Ветхим Заветом, но и последующей иудаистской традицией, поэтому слушатели Стефана не могли отрицать его обвинений. Подобно Сократу в греческой традиции или даже в еще большей степени Иисусу, Стефан намеренно провоцирует своих обвинителей убить его, доказывая тем самым свою правоту: они ничем не отличаются от своих предков, которые убивали пророков.

Первый мученик. 7:54 — 8:4

7:53. Помимо эпизода с ангелом, явившимся Моисею в горящем кусте, в Ветхом Завете нигде не говорится о том, что Бог передает Свой закон через ангелов; в иудаистской традиции ангелы представлены в роли посредников, чтобы подчеркнуть благоговейное отношение к закону (ср. также: Гал. 3:19; Евр. 2:2). Стефан заключает, что его обвинители ошибаются; это они, а не он, виновны в нарушении закона и, таким образом, имеют необрезанное сердце. Подобно Сократу, который обратил выдвинутое против него обвинение в непочтительном отношении к богам против своих обвинителей, он понимает, что его ждет мученическая смерть.

Римляне не позволяли покоренным народам приводить в исполнение смертные приговоры, но ярость слушателей Стефана была так велика, что они решились на самосуд, допускаемый еврейским законом. Смерть Стефана доказала его правоту и заложила богословские основы для распространения христианства за пределами Палестины; она положила начало гонениям на христиан и, тем самым, широкому распространению веры (8:1). Эта смерть заронила семя истины в душу некоего Савла (7:58) — семя, которое созреет по пути в Дамаск (9:3,4; ср. тематическое сходство проповедей Стефана и Павла в Книге Деяний).

7:54,55. Судьи обычно выносили вердикт стоя; Иисус, истинный Судья, стоит одесную Бога, оправдывая Своего слугу, в то время как противники Стефана собираются осудить его на смерть. Как и повсюду в своем повествовании, Лука не оставляет сомнений, кто предстает в этот час перед Божьим судом на самом деле (см. коммент. к 7:57,58,60; ср.: Ис. 54:17).

7:56. В Дан. 7:13,14 *Сын Человеческий грядет, чтобы оправдать праведных (Израиль) перед их угнетателями (другими народами); слушатели Стефана, вероятно, поняли, к какой категории он причисляет самого себя и к какой их.

7:57,58. В соответствии с предписаниями еврейского закона, осужденного преступника выводили за черту города и сбрасывали с высоты не менее двух человеческих ростов. Свидетели первыми бросали камни, стараясь попасть в грудь, и это продолжалось, пока не наступала смерть. По еврейскому закону снимать одежду полагалось с преступника, осужденного на казнь; здесь же обвинители Стефана снимают одежду с себя, вероятно, потому что им стало жарко, — подобно грекам, раздевавшимся перед физическими упражнениями. Но Лука запечатлевает эту подробность не случайно, указывая, тем самым, на виновную сторону: те, кто побивал камнями Стефана, символически признали свою вину, «разоблачив» себя. По закону Моисея, лжесвидетелей по делу, связанному с вынесением смертного приговора, полагалось казнить.

Первые читатели Луки, вероятно, слышали о Павле, но не знали его под именем Савла (13:9); подобно другим искушенным в писательском ремесле авторам (как древним, так и современным), Лука не сразу раскрывает тайну этого поразительного превращения. «Юношами» обычно называли молодых людей в возрасте от четырнадцати (или двадцати одного) до двадцати девяти лет, но использованное здесь греческое слово могло относиться к мужчинам вплоть до сорока лет. В иудаистской традиции (основанной на Чис. 4:35) некоторые должности можно было занимать только после тридцати лет, но это ограничение, вероятно, не имеет отношения к миссии Савла в 9:2, особенно если он был не женат (традиция рекомендовала евреям жениться после двадцати лет). Таким образом, можно предположить, что Савлу было двадцать лет.

7:59. Молитва Стефана вторит восклицанию Иисуса в Лк. 23:46. Древние авторы нередко имели склонность к сопоставлению различных персонажей; Лука надеется, что его читатели увидят в Стефане идеального представителя *церкви, следующего по стопам своего Господа на мученическую смерть.

7:60. Последний возглас Стефана заставляет вспомнить Лк. 23:34; см. коммент. к Деян. 7:59. Человек, побиваемый камнями, должен был сознаться в своем грехе и молиться: «Пусть смерть искупит все мои грехи». Стефан же молится о том, чтобы был прощен грех его обвинителей (см.: 7:57,58).

8:1. Потребовались гонения (главным образом на так называемых «эллинистов»), чтобы *церковь приступила к исполнению поручения Иисуса (см.: 1:8). Как заметил североафриканский богослов Тертуллиан, «кровь христиан стала семенем», из которого выросла церковь.

8:2. Остаться непогребенным считалось в древнем Средиземноморье величайшим бесчестием; похоронить мертвого даже с риском для жизни было героическим поступком, достойным уважения. Погребение было обязанностью взрослых сыновей или ближайших родственников покойного. Еврейский закон запрещал оплакивать казненного преступника, но по отношению к другим умершим соблюдение траура считалось священной обязанностью.

8:3. Темница была местом предварительного заключения до суда; то обстоятельство, что Савл не щадил и женщин, свидетельствует, что в своем усердии он превзошел большинство современных ему гонителей христиан (Гал. 1:13,14; Флп. 3:6). Единственное преступление, в котором обвинялись члены церкви, по-видимому, заключалось в их противостоянии храму, вызванном речами Стефана.

8:4. Древние религии распространялись не столько выдающимися проповедниками, сколько купцами и путешественниками.

Завершив рассказ о Стефане, Лука обращается к другому примеру, а именно к служению «рассеявшихся» (8:4).

8:5. Возможно, «городом Самарийским» здесь названа ветхозаветная Самария, ставшая к тому времени греческим городом Се-вастией, где почитался культ императора и процветал оккультизм (ср. коммент. к 8:10,11). Но жители Севастии были греками, а не *самарянами, поэтому указанное определение скорее относится к Неаполю — главному самарийскому городу, расположенному неподалеку от Самарии на месте древнего Сихема (ср.: 7:15,16). Это был религиозный центр самарян.