18:24. Многие крестьяне и наемные работники всячески противились необходимости платить налоги, но это не освобождало сборщиков налогов от обязанности представить царю требуемую сумму. Ученики, да и Сам Иисус, вероятно, не могли сдержать улыбки при упоминании суммы, которую задолжал царю один из его рабов: 10 тыс. талантов составляли больше, чем годовой доход самого царя, если не больше всей наличности, обращавшейся в то время в Египте! Талант серебра составлял 6 тыс. драхм, что эквивалентно 6 тыс. дневных заработков обычного палестинского работника; 10 тыс. талантов, таким образом, соответствовали бы примерно 60 млн дневных заработков (в другой период — 100 млн). Хотя в ту эпоху налоги были непомерно высокими, особенно для крестьян, *Иосиф Флавий сообщает, что в правление Ирода годовое поступление в казну от Галилеи и Переи составило всего 200 талантов; поэтому такой долг, естественно, представляет собой *гиперболу.

Древний иудаизм часто рассматривал грехи как долги перед Богом (см. коммент. к 6:12).

18:25. Цари из династии Птолемеев (которая правила в Египте в эллинистическую эпоху) никогда не принимали никаких отговорок и не учитывали никаких смягчающих обстоятельств. По *языческим обычаям того времени, которые евреи считали ужасными, за неуплату долга в рабство забирались члены семьи. Математика здесь не помогает; средняя цена раба составляла от 500 до 2 тыс. дневных заработков, следовательно, царь не мог компенсировать и одной тысячной доли своих потерь на такой продаже. Но любой царь, обладавший элементарными математическими познаниями, не позволил бы человеку накопить такой долг!

18:26. «Я заплачу» — стандартная формулировка в древних долговых обязательствах. Но в свете 18:24 это абсолютно невозможно. 18:27. Учитывая жестокость царей древнего Ближнего Востока и огромную величину долга, вероятность того, что царь мог простить этого раба, в реальном мире была так же ничтожна, как и вероятность существования подобного долга. Иногда правителям приходилось прощать прошлые задолженности египетских крестьян по налогам, если из-за неурожая те были просто не в состоянии заплатить, но такие долги были сравнительно небольшими.

18:28. Сто динариев были средней зарплатой рабочего за сто дней, что для сборщика налогов было небольшой суммой, после того как он завершил свои расчеты с царем (18:23). Кроме того, это была просто смехотворная сумма по сравнению с той, которую он был должен царю. Но, очевидно, прощенный раб, так и не усвоив принцип милосердия, решил проявить бескомпромиссность и сполна взыскать деньги со своих должников. Подобное поведение разгневанных кредиторов описывается и в других произведениях древней литературы.

18:29,30. Находясь в тюрьме, человек не мог заплатить долг (ст. 34), если друзья не помогали ему собрать требуемую сумму.

18:31–33. Царь был, естественно, разгневан; прощеный раб лишил другого его раба возможности исполнять порученное дело, вследствие чего царь понес еще большие убытки. Царю было выгоднее убедить людей в своем милосердии и доброте, чем продать первого раба; но поскольку прошел слух о том, что этот первый раб, его представитель, действовал бессердечно, это неблагоприятно отразилось и на его собственной репутации.

18:34. По еврейскому закону истязания запрещались, но евреи знали, что у языческих царей (как и у Ирода) это было в обычае. Поскольку этот раб уже не пользовался расположением царя, он, вероятно, потерял и друзей, которые осмелились бы ему помочь, но даже если бы такие нашлись, величина долга делала его ситуацию безнадежной. Он был обречен на пожизненное заключение.

18:35. Утрирование ситуации в данной притче делало ее смешной, что действовало весьма успокоительно на древних слушателей, но устрашающие подробности долгового рабства, истязаний и т. д. заставляли их задуматься обо всем всерьез. Вероятно, эта история показалась древним слушателям захватывающей.

Этот раздел написан в форме *раввинского диспута.

19:1–3. У *фарисеев не было единой точки зрения на причины развода, приведенные во Втор. 24:1–4. Приверженцы школы Шамая, которая господствовала в дни Иисуса, утверждали, что этот отрывок допускает развод только в случае неверности одного из супругов; приверженцы школы Гиллеля, которая в итоге победила, утверждали, что муж может развестись с женой, даже если она просто сожгла ломтик хлеба (впоследствии один раввин, принадлежавший к этой школе, добавил: «Или если он нашел какую-то женщину более привлекательной»!). Мудрость главного героя, выявляющаяся в «испытании» трудными вопросами, была темой, известной с древности (ср.: 3 Цар. 10:1).

19:4–6. Противопоставление одного авторитетного текста другому было обычной практикой толкования. Как и члены общины, создавшей *Свитки Мертвого моря, Иисус апеллирует к Божьему замыслу творения в Быт. 2:24.

19:7. Здесь фарисеи обращаются к тексту Втор. 24:1, который был положен евреями в основу толкования законов о разводе.

19:8. Еврейские законоучители ввели особую правовую категорию — «уступку»: нечто разрешенное только потому, что грех легче регулировать, чем полностью утратить над ним контроль. Учитывая замысел Бога при сотворении мира (Быт. 2:24), следует признать, что развод подпадал под эту категорию (ср.: Мал. 2:14–16).

19:9. Школа Шамая (см. коммент. к 19:1–3) не допускала развода в принципе, кроме случаев неверности жены (свершившийся факт или неосуществленное намерение), но при этом приверженцы этой школы не рассматривали заключенный после этого новый брак как прелюбодеяние. Подход Иисуса более последователен: если кто-то разведется со своей супругой без достаточных на то оснований (неверность или аналогичные грехи; ср.: 1 Кор. 7:10–13), то этот брак не считается законно расторгнутым, вследствие чего последующий брак рассматривается как прелюбодеяние. По-видимому, это утверждение (о том, что все последующие брачные союзы недействительны, если первый брак расторгнут по иной причине, кроме неверности) —гипербола, и не рассчитано на буквальное понимание, но гипербола подчеркивает, что нельзя игнорировать такие важные моменты. К разводу нельзя относиться легкомысленно.

Поскольку инициатива и право развода в подавляющем большинстве случаев принадлежали мужьям, а не женам, которые могли требовать развода с мужем только в самых редких случаях (при этом всегда требовалось вмешательство суда), то Иисус, выступая против такого рода развода, защищал права замужней женщины.

19:10. Евреи воспринимали свое право на развод как нечто само собой разумеющееся. Заключение брака в отсутствие права на отступление, если он не сложится (браки устраивали родители, и партнеры не всегда оказывались такими, какими они друг друга представляли), само по себе делало супружество пугающей перспективой.

19:11,12. Раввины различали разные категории скопцов: родившиеся без половых органов (т. е. скопцы от Бога) и оскопленные людьми евнухи, подобные тем, которые состояли на службе у восточных царей. Но для еврея не было ничего более оскорбительного, чем оскопление, — процедура, которая исключила бы его из рядов народа Божьего (Втор. 32:1). Возможно, обыгрывая Ис. 56:4,5, Иисус использует этот образный язык, чтобы сформулировать призыв к безбрачию ради *Царства, хотя реальное безбрачие в целом было на обочине жизни еврейского общества (см. коммент. к 1 Кор. 7).

Дополнительную информацию см. в коммент. к Мк. 10:13–16. У Матфея этот рассказ сокращен, но подобное сокращение было обычным приемом в древней литературе.

Дети были социально бесправными и зависимыми членами общества. Из *Ветхого Завета известно, что некоторые люди возлагали руки на других в молитве благословения. Усердные попытки учеников не допустить к учителю взыскующих Его помощи могут напомнить нам случай со слугой Елисея Гиезием, который в конце концов был изгнан Елисеем (4 Цар. 4:27; 5:27).