26:9,10. Голосованием могли приниматься и неофициальные решения; в то время Павел был слишком молод, чтобы быть членом синедриона, но мог, тем не менее, оказывать определенное влияние на общее решение. Если Павел имеет в виду не только случай со Стефаном, то члены синедриона или неофициальные суды могли голосовать за вынесение смертных приговоров в то время, когда прокуратор был в Кесарии, но самосуд, как в случае со Стефаном, был незаконным. Таким образом, Павел обрисовал действия своих обвинителей, делу которых он сам некогда служил, в довольно неприглядном свете — как противоречащие римскому закону.

26:11. Плиний, губернатор ВифиниивоН в., писал, что бывшие христиане с легкостью возвращаются к почитанию языческих богов, но признавался, что истинных христиан нельзя было даже силой, под страхом смерти, заставить сделать это. Языческие правители, которые ранее пытались насильственным путем заставить иудеев отказаться от обычаев предков, встречали такое же сопротивление, которое языческие власти обычно считали простым упрямством.

26:12,13. «Среди дня», или в полдень; см.: 22:6. В 26:13 Павел использует для описания теофании, явления Божьей славы, традиционные еврейские образы.

26:14. Падение на землю было обычной реакцией свидетелей подобных откровений в Ветхом Завете и в еврейских преданиях. Считалось, что голос с неба (который в некоторых течениях иудаизма заменял *пророчество) звучал на еврейском или *арамейском языке. «Идти против рожна» — греческая пословица, возможно, заимствованная из пьес греческого классика Еврипида. Павел не упоминает ее в других рассказах о своем обращении, но в речи перед Агриппой, который имел классическое греческое образование, она вполне уместна.

26:15–18. Слова Иисуса, обращенные к Павлу, напоминают ветхозаветные тексты о призвании пророков (Иер. 1:5–8) или о призвании Израиля нести свет язычникам (Ис. 42:7,16). Выражение «жребий с освященными» связано с надеждой иудеев как избранного Богом народа на получение наследия в грядущем мире, подобно тому как Израиль «унаследовал» обетованную землю. 26:19–21. Возможно, узнав о том, что миссия Павла состояла в призвании язычников к покаянию, римский аристократ Фест отнесся к этому неодобрительно, но причина, по которой иудеи ополчились на Павла, была ему непонятна. Агриппа II, поддерживавший добрые отношения со многими язычниками и хорошо знавший о нарастающей враждебности палестинских евреев к язычникам, понимал Павла слишком хорошо, и именно ему адресует Павел эти слова. 26:22,23. Здесь Павел начинает приводить доказательства истинности своего предшествующего утверждения (26:8) о том, что вера, которую он представляет, неразрывно связана с *ветхозаветной религией, исповедание которой римляне разрешали из почтения к ее древности.

26:24. Отдавая должное не только иудейской учености (26:4,5), но и мастерству, с которым Павел владел греко-римской *риторикой, Фест высказывается так, как высказался бы по поводу столь странного и «варварского» учения о *воскресении любой образованный римлянИн. В некоторых греческих кругах безумие считалось неразлучным спутником пророческого вдохновения, но римлянин Фест, несомненно, истолковывает безумие менее благосклонно.

26:25. Греческий глагол, использованный в ответе Павла («говорю»), может означать, что он действительно говорит по наитию свыше (такой же глагол встречается только вДеян. 2:4,14). Но рассудительные речи, исполненные «здравого смысла», римляне считали достойными внимания.

26:26. Выражение «в углу» издавна использовалось в насмешку над философами, которые сторонились общественной жизни. Во 11 в. христиан часто обвиняли в скрытности (хотя иногда им действительно приходилось собираться тайно, чтобы избежать ареста), но здесь Павел утверждает, что христиане заявляют о себе во всеуслышание, но их весть отвергается или игнорируется только вследствие предвзятости.

26:27. Обращаясь к Агриппе, Павел продолжает доказывать свою правоту с помощью Писания, хотя Фесту такая аргументация представляется невразумительной (26:22–24).

26:28,29. Некоторые комментаторы усматривают в реплике Агриппы иронию, но весь апологетический строй этого повествования указывает на то, что Агриппа воспринимает речь Павла очень серьезно; поэтому его слова можно истолковать как риторическое преувеличение («Ты говоришь так убедительно, что скоро и меня обратишь!»).

26:30,31. Павел не виновен в преступлении перед римским законом, и это единственное заключение, к которому смогли прийти римляне, присутствовавшие на слушании его дела. Не враждебен он и более либеральной форме иудаизма Агриппы, не имеющей ничего общего ни с воззрениями мятежников, ни с требованиями иерусалимской религиозной знати.

26:32. Поскольку Павел воспользовался правом требовать суда у кесаря, Агриппа и Фест решили послать его в Рим, сопроводив письмом, в котором изложили свое мнение. Однажды это право уже спасло Павлу жизнь (25:3), а теперь оно открывало ему путь в Рим (19:21) и обширное поле для благовествования.

Рассказ о плавании в Италию, несомненно, являет собой свидетельство очевидца; в достоверности подробностей этого путешествия, включая число дней, затраченных на достижение той или иной гавани с учетом господствующих ветров, мог убедиться всякий, кто совершил такое путешествие. Это было доказано уже в XIX в. опытным мореплавателем Джеймсом Смитом, который хорошо знал Средиземное море; многие последующие комментаторы использовали его путевые дневники для уточнения специфических морских деталей.

27:1. Известно, что в тот период в Сирии-Палестине действительно базировалась римская когорта, носившая почетное название «Августова». Сотник, который сопровождал узников, имел под своим началом около восьмидесяти воинов (27:31), хотя на грузовом судне было трудно разместить дополнительно восемьдесят человек (ср.: 27:37). «Другие узники», возможно, были римскими гражданами, которым предстоял суд, но обычно в Рим отправляли приговоренных к смерти преступников, которых использовали для развлечения римской публики в таких зрелищах, как гладиаторские бои или сражения с дикими зверями.

27:2. Корабельщики занимали низкое социальное положение, но имели неплохие доходы. По меркам нашего времени, древние средиземноморские корабли были в основном небольшими, с водоизмещением не более 250 тонн, хотя александрийский сухогруз (27:6) был гораздо крупнее (по оценкам, 800 или более тонн). Адрамит лежал к юго-востоку от Троады.

27:3. В Сидоне, который находился примерно в 70 милях к северу от Кесарии, откуда они начали свое путешествие, была двойная гавань.

27:4. Летние ветры дули с запада или северо-запада. Таким образом, оставаясь близко к сирийскому побережью к востоку от Кипра и продвигаясь в северном направлении к южному побережью Малой Азии, они шли гораздо медленнее, чем на обратном пути через открытое море (21:1–3), хотя им и сопутствовали бризы с суши.

27:5. Миры находились в 2 милях от своей гавани. Воины и узники могли продвигаться по суше, но сотнику удалось найти другой корабль (27:6).

27:6. Римские грузовой флот занимал ведущее место в средиземноморской торговле; суда из Александрии Египетской шли на север, а затем на запад, доставляя грузы в Рим. Этот путь занимал не менее пятидесяти дней, иногда более двух месяцев, хотя обратный путь из Рима в Александрию мог совершаться всего за девять-двенадцать дней. Египетские сухогрузы были около 180 футов длиной, 45 футов шириной и около 40 футов высотой; в целом грузовой флот мог перевозить ежегодно из Египта в Италию около 150 тыс. тонн египетского зерна. Это был самый крупный торговый флот, известный в Европе до начала XVIII в. Кратчайший путь из Сирии в Италию пролегал по морю и был наиболее выгодным, с точки зрения экономии времени.