– Да как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне! Что за вздор вы несете? – возмутилась Варяжская, но в голосе ее явственно прозвучали две плаксивые нотки.

Заметив это, Боголепов поднялся и, бесцеремонно наклонившись через стол, процедил:

– Вы подозреваетесь в предумышленном смертоубийстве князя Вернигорина. И на этот счет, поверьте, я располагаю вескими доказательствами.

– Позвольте, о каком князе идет речь? И как я могла кого-то убить? Что за бред!

– Вижу в кошки-мышки решили поиграть, да только не советую увлекаться. Что кошке игрушки, то мышке слезы. А записочку любовную вы тоже не писали?

Аделаида молчала. Неожиданно он изменил тон и вкрадчивым голосом провещал:

– Если вы хотите добиться снисхождения – вам надлежит чистосердечно во всем признаться. И тогда суд смилостивится и назначит вам более мягкое наказание. Итак, вы готовы отвечать на вопросы?

Сама не зная почему, Аделаида послушно кивнула головой. Она вдруг поняла, что у нее просто не хватит сил победить этого человека, как нельзя искоренить вселенское зло (оно подобно бессмертному дракону – на месте одной отрубленной головы вырастает другая). Ощущение непонятного страха сковало ее, и она почувствовала, как по животу загулял неприятный холодок. Но в ту же самую секунду ее мозг, справившись с паникой, обрел способность хладнокровно оценивать происходящее. А слезинка все-таки не удержалась и упала на платье.

– Успокойтесь, золотая моя, – зафамильярничал Боголепов и полез в карман за платком, да вовремя опомнился – доставать замызганную тряпку было совестно. – Признательно сказать, мадам, в ином разе я бы не осмелился беспокоить вас вопросами, но теперь вынужден это делать. Скажите, где вы были вчера ночью с десяти до двух.

– В номере, где же еще? – неуверенно ответила она и бросила на него беспорочный взгляд.

– Вот хорошо, вот и умница, в гостинице, значит, была, – затараторил Азарий Саввич, – оно и понятно, где еще жене находиться, если не в собственной постельке да рядом с благоверным, да? – Он скривил ехидную гримасу и медленно выговорил: – А вот Осип Осипович засвидетельствовал, что в комнате вас и в помине не было! Думаете, мы зря здесь штаны просиживаем? Нет-с! Кой-чему научены! Пока вы здесь государя-императора рассматривали, я вашего мужа допросить успел. Ох и жидок он на расправу! Вот уж поверьте: как только вы за решеткой окажетесь, бросит он вас и не задумается! Только все это пошлые сентенции, moralité, если хотите. Давайте вернемся к главному вопросу: где вы были с десяти вечера до двух ночи?

«Господи, до чего ж он мерзок!» – подумала Аделаида.

– Я была с друзьями, – произнесла блондинка с застенчивой неловкостью.

– Вот и славно, голубушка! Выходит, недоразумение разрешилось. У друзей, говорите, были – хорошо! А фамилии их назвать можете? Слово дворянина – как только они подтвердят ваши слова, отпущу вас тотчас же. Ну, что же вы, милочка, не тяните время!

– Я не знаю фамилий, только имена…

– А мне без разницы, – побагровел следователь, – хоть прозвища! Меня все устроит! Да только не надоело ли вам комедию ломать? А? Хватит, дорогуша! Тут все понятно: мужу наплели, что будете в компании адвоката Ардашева, а там – что останетесь в номере. Сами же, тем временем, свиданьице назначили князю. Забрались с ним на скалу, пиджачок попросили, холодно, мол, а потом столкнули несчастного кавалера с обрыва. И все вроде бы предусмотрели! Даже пиджак обратно на труп напялили! Только вот записочку свою не нашли. А ведь искали же, наверное? Да откуда было вам знать, что князь ее в портсигар спрятал! Узнаете? – он бросил на стол крохотный листок. – Здесь обнаружены отпечатки именно ваших пальцев! – соврал Боголепов.

Аделаида почувствовала, как у нее из-под ног уходит пол, а перед глазами появились розовые голубки, точно такие, как на бумажке.

– Что с вами! – испугался следователь и потянулся к графину с водой, но было поздно – Варяжская упала в обморок.

«Лошади переминаются с ноги на ногу, стонет колесная ось, и хрипло скрипит на телеге плохо сбитый сосновый гроб. А покойник ждет не дождется, когда его опустят в могилу, ведь для мертвых людей земля – что небо для птиц, что вода для рыб…

Знаешь, Леночка, я видел Шахновского. Он как раз и лежал в той самой домовине, которую притащили дроги. Граф почти не изменился, если не считать нескольких морщин на лбу да двух продавленных складок на губах. Его римский нос заострился и посинел; щеки провалились и пожелтели, а мочки ушей обвисли. Странная штука жизнь: я всем сердцем желал ему смерти, а когда она пришла, мне почему-то нерадостно. Его никто не отпевает. Все, кажется, о нем забыли. Правда, ближе к вечеру пришли два надзирателя и отнесли его в покойницкую. Я тоже зашел туда. Прости, но мне очень хотелось поговорить с ним. Ты, верно, догадываешься, о чем я его спрашивал. Он мне все рассказал. Оказывается, все было не так, как я думал, – ты первая его поцеловала… Шахновский мне клялся, что ты сама захотела иметь с ним близость. А в конце нашего разговора он почему-то сказал, что очень скоро мы все опять встретимся. Господи, какая чушь! Этого просто не может быть! Ты спрашиваешь, почему? Да потому, что сегодня тепло, светит солнце и щебечут птицы.

Это письмо я отошлю тебе утром. На этот раз его принесет ветер. Помнишь, как он трепал твои волосы, когда мы мчались на лихой тройке? Ты так задорно смеялась и в шутку называла меня площадным подьячим. Ах, как давно это было! И было ли?..

P.S. Еще на прошлой неделе эти бездарные людишки отобрали у меня бумагу и химический карандаш, который и так был сломан. Глупые, пусть тешатся. Зато мне помогает сама природа: небо – бумага, перо – мысли, а чернила – слова, которые ложатся на безоблачную голубую поверхность.

P.P.S. Но ведь граф говорил неправду?»

Молва о том, что у Замка коварства и любви обнаружен еще один труп, а рядом – карта, разнеслась по городу быстрее, чем старые лошади дотянули тело Вернигорина до прозекторской Хлудовской больницы. Вдогонку первым слухам полетело еще известие об аресте злодейки, погубившей стольких грешников. И как ни пытался полковник Куропятников угрожать и уговаривать подчиненных, но все равно в полицейском «стаде» нашлась «паршивая овца», выболтавшая из корысти пятигорскому репортеру Эйдельману фамилию подозреваемой.

И уже утром следующего дня «Кавказский край» всколыхнул Воды сенсационной статьей под названием «Благоухающая смерть», в которой падкий до жареных фактов журналист пояснял, что имя злодейки Аделаида, и в переводе с древнегерманского языка оно означает «благоухающая». Однако этого ему показалось мало и он упомянул ее фамилию. Со свойственной всем газетчикам издевкой, Эйдельман вволю поиздевался над женщиной, вылепив из нее исчадие ада. Досталось и ее «престарелому супружнику», стараниями журналиста превратившегося чуть ли не в соучастника всех ее душегубств.

Под утро, когда Осип Осипович, не ложившийся спать всю ночь, сомкнул веки, перед его номером послышался чей-то смех. Поднявшись, он нашел подсунутый под дверь печатный пасквиль, который вывел скромного чиновника из себя.

Последующие события, в статье «Страус Эму» на Воронцовском проспекте» во всех красках описал «Пятигорский листок» – давний конкурент «Кавказского края»: