Ардашев кивнул.

Тайный советник задумался на миг, а потом спросил:

– Что ж, выходит, что швед убил не только Байкова, но и подложил гранату в ваш «Форд»?

– Несомненно. Смерть водителя Савельева – дело его рук.

Хворостовец поднялся. Заложив руки за спину, он с суровым видом принялся расхаживать по комнате. Наконец остановился и, глядя на статского советника, осведомился:

– А кто же тогда убил Хольма? Англичане или французы? А? Как думаете?

– Слава богу, такой вопрос Певческий мост передо мной не ставил.

– Ну и правильно, – махнул рукой посол. – Не наше это дело. Однако надобно отдать должное Господу – Всевышний покарал злодея.

Иван Яковлевич приблизился к окну, выходящему в сад, и, рассматривая красную бугенвиллею, вымолвил:

– Стало быть, вас хотят видеть для доклада. М-да, интересно. – Он повернулся и спросил: – А вы когда уезжаете?

– Завтра, рано утром.

– Это правильно. Утром безопаснее. Но все равно поедете с сопровождением. Я распоряжусь, чтобы вам выделили казачье охранение.

– Благодарю вас, ваше превосходительство.

– Эх, Клим Пантелеевич, вы неисправимы. Я же просил вас вести себя со мной проще. Ведь мы, несмотря на небольшую разницу в возрасте, принадлежим к одному поколению.

– Это я по привычке, Иван Яковлевич.

– Ничего, ничего, бывает.

Ардашев поднялся.

– Что ж, не буду отнимать у вас время.

– Ну, – посол протянул руку, – может, свидимся еще.

– Был бы рад.

– Удачи вам в дороге.

– Честь имею.

Покинув кабинет посла, Ардашев вышел в коридор и едва не столкнулся с военным агентом. Полковник явно не ожидал встречи.

– Клим Пантелеевич? Как ваши дела?

– Прекрасно! Дай Бог каждому!

– Ох и везет же вам! – вздохнул офицер. – Не то что мне. – Он склонил голову к уху собеседника и прошептал: – Не поверите, но эта французская гюрза столкнула меня вниз с самой верхотуры башни Шемс-эль-Эмаре! Я бы, несомненно, разбился, если бы не оставленный кем-то воз сена. Угодил в него, как в пуховую перину. Пока летел, вся жизнь перед глазами пронеслась, точно в кинематографе. А она – вертихвостка немецкая – сбежала куда-то. Но ничего. Никуда теперь не денется. – Он выдавил кислую улыбку и, кивнув в сторону высоких дверей, спросил: – Вызывал или сами пожаловали?

– Да вот перед отъездом носил отчет по командировочным расходам. Все сошлось, кроме одного: в перечне издержек не хватает вашей подписи. Но можно обойтись и без нее, но тогда вам придется вернуть два тумана.

– Простите? – Кукота недоверчиво покосился на Ардашева. – О чем вы? Какие два тумана?

– Да те самые, господин полковник, кои я потратил, покупая сено вместе с телегой, которую крестьянин оставил под башней Шемс-эль-Эмаре. Средства эти, как вы понимаете, казенные и потрачены были на спасение военного агента, кой приписан к Генеральному штабу. Вот если бы вы были в штате Министерства иностранных дел, тогда другое дело. А так, соблаговолите сии затраты вернуть либо удостоверить указанный факт собственноручной подписью.

От волнения лоб офицера покрылся испариной. Уставившись на статского советника, он пролепетал:

– Но позвольте, откуда вы могли знать, с какой стороны я… выпаду?

– Тут все просто, – улыбнулся Клим Пантелеевич. – Три проема на башне настолько малы, что вытолкнуть в них человека положительно невозможно. И лишь четвертый, кладка которого завалилась, вполне подходил для этой цели.

Военный агент расстегнул верхнюю пуговицу мундира, и было видно, как от волнения у него заходил кадык. Он полез в карман, пытаясь, очевидно, достать деньги.

– Полноте! – остановил его Ардашев. – Давайте считать это безвозмездным вкладом МИДа в бюджет военной разведки.

– Выходит, 1:1? – слегка дрогнувшим голосом осведомился полковник.

– В каком смысле?

– Второго дня я спас вас от смерти, устранив Хольма, а вчера вы…

Статский советник пожал плечами.

– Если хотите, пусть будет так. Однако мне пора. Надобно еще отправить последнюю телеграмму на Певческий мост. Замечу: она пройдет открытым текстом и вашему телеграфисту не придется утруждаться. – Ардашев помолчал немного и добавил: – А вы времени зря не теряйте, подыскивайте ему и господину Красноцветову новую работу в своем ведомстве. Я не сомневаюсь, что они будут уволены, как только я доберусь до столицы.

– Ну что ж, здесь я бессилен. – Кукота развел руками. – Одно скажу: с людьми вроде вас лучше дружить, чем враждовать. Я это сразу понял… Желаю вам вернуться домой без лишних приключений. Честь имею, – козырнул полковник.

– Благодарю. Честь имею.

Клим Пантелеевич еще долго смотрел ему вслед, испытывая неприятное чувство, которое остается после разговора с завистником или недоброжелателем. Вроде бы и попрощался полковник и даже попытался улыбнуться, но в его холодных глазах была заметна едва уловимая недоброжелательность. И хоть сидела в нем она глубоко, точно жаба на дне колодца, но все равно лезла наружу.

Другое дело Ферох. Когда верный лакей узнал, что его хозяин уезжает в Россию, он сильно расстроился. Все время, пока шли сборы, перс ходил сам не свой, точно скорпионом ужаленный. И даже сообщение о том, что большинство вещей остается ему, никак не обрадовало лакея. Нет, он, конечно, поблагодарил Ардашева за его доброту и наговорил массу всевозможных комплиментов, но лицо его так и не посветлело. Он отказался уходить домой и чуть ли не всю ночь просидел на айване с рюмкой араки и длинным чубуком. А перед самым отъездом все бегал, суетился, проверяя, хорошо ли закреплен багаж на задке автомобиля.

Когда машина тронулась и, набрав скорость, понеслась в сторону Тегерана, он так и остался стоять на дороге, провожая ее взглядом до тех пор, пока она совсем не превратилась в едва различимую черную точку.

Да и у Клима Пантелеевича настроение тоже было далеко не благостное. Вроде бы и командировка закончилась, и домой возвращается – ан нет! – неспокойно на душе и даже тоскливо как-то. Наверное, все это из-за неопределенности, из-за невозможности предвидеть будущее. «Война – это смерч, уносящий в бездну целые государства. И кто знает, что ожидает нас в ближайшие годы?» – именно так мысленно рассуждал Ардашев, стоя на борту того самого «Цесаревича», на котором он и прибыл в эту жаркую страну еще в начале июля.

Провожая взглядом искусанную морем кромку берега, статский советник Ардашев не знал еще, что благодаря его донесениям на Певческий мост государь предпримет самые серьезные шаги.

Правительству Мустафиоль-Мамалека будет заявлена нота, в которой министр иностранных дел Сазонов выскажет персидскому посланнику в Петрограде, что ведение тайных переговоров Персии с противниками России и Англии фактически перечеркивает русско-британское соглашение от 18 августа 1907 года по разграничению сфер влияния, гарантировавшее независимость и целостность этого государства. И в таком случае, добавит Сазонов, по окончании войны территория Персии будет разделена между Российской империей и Великобританией.

Наместником и главнокомандующим Кавказским фронтом вместо престарелого графа Воронцова-Дашкова назначат великого князя Николая Николаевича. Заменят и посла. Чрезвычайным посланником и полномочным министром при персидском дворе станет действительный тайный советник, камергер двора его императорского величества Н.С. фон Эттер.

А тридцатого октября следующего года русский Экспедиционный корпус под командованием генерала Баратова высадится в персидском порту Энзели. И вновь, как почти столетие назад, великодержавное имя Российской империи поднимется в Персии на подобающую высоту.

Женщина — создание беззащитное. Особенно если она молода, красива и бедна. И сколько же кружится вокруг такого мотылька хищников! Коллежские секретари и асессоры из Присутственных мест с завитыми кверху усами, купцы-миллионщики с блестящими на солнце лысинами, напористые, как эскадрон, корнеты и убеленные сединой отставные генералы. Все они — кто подолгу, а кто мельком — останавливали взгляд на юной Сильфиде, проплывающей среди разодетых манекенов ателье «Мадам Дюклэ», что находилось в Петрограде на Измайловском проспекте. Но больше всего Анну раздражали приставучие, как клейстер, приказчики галантерейного магазина «Парижский свет», ведь с ними очаровательной модистке приходилось общаться два раза в неделю.