– Там, где его убили?!

– Да. В надежде получить деньги ваш супруг прихватил с собой пустой саквояж. Опасаясь быть ограбленным, он взял лишь часть камней, все, кроме брильянтов, к тому же он залил их карамелью и поместил в коробку из-под монпансье «Георг Ландрин». Тут же, на лавочке, он купил у лоточницы другое монпансье и для правдоподобности бросил сверху несколько рубинов. Видимо, для того, чтобы не рисковать всеми драгоценностями, если, допустим, преступник, взяв коробку якобы для проверки, попытался бы скрыться. Собственно, так и получилось. Артист сбежал, думая, что все камни у него, а другой сообщник, простите за подробность, задушил Соломона Моисеевича струной от пианино. Драгоценности в виде монпансье ничего не подозревающая полиция передала вам, а вы – мне. Теперь я их возвращаю. – Клим Пантелеевич достал из кармана коробку леденцов, открыл ее и передал вдове. Камни искрились, играли на свету. Клара положила их на стол.

– А где же брильянты?

– Пока, к сожалению, мне это неизвестно.

– А может, они в том пузырьке, что я вам отдала?

– Их там не было.

– Как жаль! Но откуда вам известны такие мельчайшие подробности? Ведь даже мне Соломон ничего не рассказывал ни об артисте, ни о назначенной встрече на проспекте.

– За несколько часов до рокового rendez-vous ваш муж оставил у нотариуса письмо, которое мне могли передать только в случае его смерти.

– Я могу его прочесть?

– К сожалению, нет. Я был вынужден передать это послание полиции. По окончании следствия вы можете с ним ознакомиться. Для этого надобно подать соответствующее прошение судебному следователю, и он, я уверен, не откажет. К сожалению, Клара Сергеевна, охота за камнями продолжается. Злоумышленник стремится завладеть не только тем, что я сейчас вам передал… Идет охота за брильянтами.

– Этот самый актер?

– Нет. Артиста на днях нашли мертвым на съемной квартире. Я уверен, что господина Жиха убил другой человек, который сейчас находится среди нас. Именно поэтому вам чрезвычайно опасно хранить эти сокровища у себя.

– Но что же мне делать?

– Я предлагаю вам продать драгоценности одному вашему хорошему знакомому – Доршту.

– Вениамину? Вы думаете, он их купит?

– Я разговаривал с ним на этот предмет, и он изъявил желание их приобрести. Я считаю, что вам стоит протелефонировать ему и уведомить о готовности к проведению сделки. Торговаться не нужно, поскольку я сам назову ему сумму, процентов на двадцать превышающую реальную стоимость.

– И вы думаете, он согласится?

– Только из уважения к вам! Затем пусть он откроет на ваше имя счет, скажем, в «Азово-Донском Российском Торгово-Промышленном банке» и переведет туда все деньги. Ну а вы отдадите ему эту драгоценную коробку. Но, должен вас огорчить, даже после этого, вы, к сожалению, не сможете воспользоваться деньгами.

– Но почему, Клим Пантелеевич?

– Дело в том, уважаемая Клара Сергеевна, что для покупки драгоценностей ваш муж взял большой заем под залог аптек и ломбардов. Вполне возможно, что как раз в том же самом банке. И вы, являясь его законной правопреемницей, также отвечаете по всем имеющимся долгам. Но благодаря сделке с Дорштом вам удастся погасить большую часть задолженности. Я убежден, что сразу же об этом станет известно преступнику, убившему вашего супруга, и как только он поймет, что камней у вас нет, вашей жизни уже ничто не будет угрожать. Согласитесь, это немаловажный довод. Ну а дальше я попытаюсь найти пропавшие брильянты, и, Вениамин Яковлевич, будьте уверены, их тоже с удовольствием купит. А если не повезет с алмазами, то, даже продав заложенное имущество (естественно, с согласия банка) и рассчитавшись с долгом, вы останетесь очень состоятельной вдовой. И все это только благодаря капиталовложениям покойного Соломона Моисеевича.

– Земля ему пухом… – вырвалось у Клары. – Но… Клим Пантелеевич, я тронута вашей порядочностью и благодарна за то внимание, которое вы уделяете одинокой, запутавшейся в своих чувствах женщине, – почти шепотом проговорила Клара. Она приблизилась так близко, что Ардашев почувствовал ее дыхание. – Горничная отпросилась домой, и мы могли бы… некоторое время… попить чаю…

– Благодарю вас за предложение, но мне пора. Честь имею. – Прервав на полуслове хозяйку, Клим Пантелеевич откланялся. Во дворе он остановился, зачем-то внимательно осмотрел калитку и вышел на улицу.

Город отходил ко сну. На ночь люди затворяли наглухо ставни и, ложась спать, задували керосиновые лампы. Лето заканчивалось. Пройдет еще месяц, и начнут горожане опять вставлять вынутые весной вторые рамы, заклеивать и замазывать оконные щели. Осень в Ставрополе всегда подкрадывается незаметно, как старость или внезапная роковая болезнь.

Повернув за угол, отставной коллежский советник оглянулся, перешел на другую сторону улицы и, почти растворившись в ночной темноте, неслышно ступая, пошел… назад.

– Сколко эще ждат? – раздраженно проговорил кавказец, томясь в ожидании.

– Потерпи, Рамазан, недолго осталось, – успокаивал напарника молодой человек в кепке, выглядывая из-за густых веток боярышника, бурно растущего на чьем-то полисаднике. – Ну вот, похоже, он ушел. Пора, – прошептал Евсеев и подкрался к дому.

Через неплотно закрытые ставни и слегка задвинутую штору виднелся край зеркала, а в нем, освещенное тусклым светом фотогеновой лампы, отражалось очертание красивой, но уставшей женщины с распущенными волосами, в задумчивости рассматривающей еще не тронутое морщинами лицо. Горец, пораженный увиденным, восторженно зацокал языком и вслед за Михаилом вошел в калитку, закрыв ее изнутри.

Входная двухстворчатая дверь была заперта. Из-за пояса Рамазан достал небольшой ломик и согнутый из проволоки крюк. Сделав фомкой щель между двумя половинками вверху и внизу, он согнутой отмычкой без труда открыл поочередно обе задвижки у неподвижной части двери, после чего легко отворилась основная. Войдя в дом, они тихо пробирались по темному коридору в направлении тусклой полоски света у дальней комнаты и ненароком зацепили китайскую вазу, громко разлетевшуюся вдребезги. Таиться теперь не было смысла.

Услышав шум, испуганная женщина бросилась к замку, успев повернуть ключ на один оборот, но это ее не спасло. От сильного удара дверь с шумом распахнулась, едва не сорвавшись с петель, и в помещение ворвались двое незнакомцев. Парализованная страхом, Клара от неожиданности втянула голову в плечи, в страхе переводя глаза с одного незваного гостя на другого, попятилась назад и, заикаясь от ужаса, спросила:

– Чт-то в-вам н-нуж-но?

– Ты нужьна, ты, моя красавыца, – облизывая пересохшие от похотливого желания губы, проговорил горец и криво усмехнулся.

– Сначала дело, Рамазан, – остановил напарника Михаил и еще ближе подошел к напуганной до полусмерти хозяйке дома, став в самом центре небольшой комнаты с высоким потолком. Подвесная керосиновая лампа-молния с цилиндрическим фитилем и прозрачным стеклянным резервуаром мирно коптила над его головой.

– Итак, мадам, говоря языком полиции, мы предлагаем вам добровольно выдать все ценности, имеющиеся в этом доме, включая брильянты. В случае отказа вам придется страдать. Ну и где-то в промежутках между пытками, вполне возможно, мой приятель захочет с вами поразвлечься. А когда ему это надоест, он зарежет вас, как овцу. Вот такая мизансцена. Простите великоду…

Звон разбитого стекла фотогеновой лампы прервал монолог, запахло керосином, и на мгновенье стало темно, но уже через секунду все вокруг озарилось ярким пламенем, охватившим одежду говорившего. Живой факел с душераздирающим нечеловеческим криком попытался выскочить в окно, но, поняв, что оно снаружи закрыто ставнями, выбежал из дома и сломя голову понесся вниз по переулку, чтобы со всего разбегу броситься в большую сточную канаву, днем – излюбленное место купания соседских гусей. Напуганные прохожие шарахались в стороны, завидев непонятное обгорелое существо, купающееся в источающей едкое зловоние помойной яме.