— Не переживай, что-нибудь придумают. А как там наш немец?

— Отто? Отто в порядке. По-русски уже неплохо говорит. Всё время возле меня в БЧ-7 крутится. Он шумы лодок и кораблей на слух хорошо определяет. А с нашей аппаратурой — так ему вообще цены нет. Так что помогает…

Максим умолк, и в кабинете повисла пауза. Наконец, решившись, он спросил:

— Толик, ты думаешь — это с нами навсегда? Мы так и будем воевать, и шпионов ловить? Домой нам дорога заказана?

— Поверишь, дня не было, чтобы я об этом не думал. Ни весточку не пошлёшь, ни словцо, что жив. Флот, ясное дело, нас уже списал, а вот семьи… У меня Димка в первый класс должен идти. Это же святое дело — отцу за руку сына в школу отвести. А он что же у меня, как сиротка?

Долгов вздохнул, и они надолго замолчали. Каждый задумался о своём, хмурясь от безрадостной перспективы. Наконец, старпом не выдержал и произнёс голосом, полным уныния и тоски:

— Умеешь ты, Максим, настроение испортить. Давай ещё по одной, а то на душе кошки скребут.

Но выпив и по второй, настроения они не улучшили. Старпом меланхолично, с невидящим взглядом, перебирал бумаги на столе и, предавшись воспоминаниям, тяжело вздыхал. Максим крутил в руках пустую рюмку и тоже полностью ушёл в собственные мысли. Долгов первым не выдержал самоистязания и встал, с грохотом опрокинув стул:

— Пойду я! Пора! Я тебя, Максим, в камере закрою, рядом с кабинетом. Так и мне спокойнее будет, и тебе безопасней. Возьмёшь тулуп, чтобы мягче было. Выспись, отдохни, а завтра, на свежую голову, будем думать, что дальше делать. Я утром вернусь. Ты не переживай, здесь ты как в крепости будешь. Никакой Дрожин не доберётся. А тоску нагонять не надо! А то мы с тобой сопьёмся.

Долгов вышел из кабинета и рядом лязгнула железная дверь. До Максима донёсся раздражённый голос старпома:

— Сколько просил, чтобы сменили лампочку! Иди сюда, будем тебя устраивать!

Листок шифровки вспыхнул, и тонкая бумага тут же превратилась в пепел. Эрнст Шеффер растёр пепел пальцами и смыл его в луже под ногами. Откатив из угла камень, он положил в выемку аккуратно упакованную рацию и поставил камень на место. Вода из повреждённого водопровода растеклась по всему подвалу, и зайди кто-нибудь в развалины дома, он тут же услышал бы шлёпанье шагов. Место было хорошее. Надёжное. Эрнст рассыпал на пол хлебные крошки, и прикормленные крысы тут же ринулись из всех щелей. Загляни теперь кто сюда, то увидел бы полную иллюзию того, что здесь уже несколько месяцев не ступала человеческая нога. Грязь, сырость, и лишь хозяйничают непуганые крысы. Шеффер отряхнулся, поправил фуражку с тусклой кокардой и выглянул из подвала во двор. Никого. Выбравшись на свет, он ещё раз внимательно осмотрел форму, стёр с галифе след от сажи и уверенно вышел из подворотни на улицу. Два матроса, поздно заметив его, торопливо отдали честь и поспешили посторониться с дороги. Профессор рассеянно кивнул им в ответ и задумчиво пошёл вдоль стены дома. Было над чем подумать. Вчера он передал шифрограмму о том, что в руки русских попал ценный специалист по работе с подводными лодками, известный как Горбун. Наверняка много знающий. Скоро он начнёт говорить, и тогда Кригсмарине будет нанесён непоправимый ущерб. Обрисовав общую обстановку, Шеффер добавил, что имеет возможность ликвидировать Горбуна, как крайне опасный источник информации для русских. Но ответ из центра его немного озадачил. Профессору запрещались какие-либо действия, ставившие под угрозу его собственную безопасность. Центр запрашивал оценку возможности спасения Горбуна с использованием помощника. Шеффер понял, откуда взялась такая забота об этом русском. Наверняка, приложил руку адмирал Дёниц. Папу Карла всегда волновало всё, что хоть как-то могло помочь его подводным лодкам. Затем мысли профессора переключились на помощника, и он брезгливо поморщился. Скользкий и мерзкий тип. Завербованный ещё в начале войны, помощник с рвением и старанием выполнял все задания, но Шеффер ему не верил. Он видел отснятые кинокамерой кадры, на которых помощник с блуждающей ухмылкой на лице расстреливал в затылок пленных русских. Делалось это для того, чтобы отрезать агенту путь назад. Вздумай он переметнуться, и киноплёнку тут же подбросят русским. Но ни на секунду профессор не сомневался, что изменись ситуация, и с такой же блуждающей ухмылкой помощник выстрелит в затылок ему.

Мимо проехала колонна грузовиков с городским ополчением и скрылась за поворотом.

«Едут за город рыть траншеи» — отметил про себя Шеффер и задумался.

Многое изменилось с тех пор, как он был здесь последний раз. В сороковом году он обошёл с экспедицией весь русский север на вспомогательном крейсере «Комет». Да, тогда всё было иначе. Мурманск был цветущим и стремительно развивающимся городом. На борту корабля непрерывно разносились тосты и песни: русский и немец — братья навек! На улицах горожане останавливали матросов с крейсера и норовили затащить к себе в гости. На хлебосольных застольях он набрал лишний десяток килограммов. А сколько его печень перекачала водки с русскими геологами у костров, так это и не вспомнить. Тогда-то он впервые заподозрил существование волшебной земли. А поход вспомогательного крейсера к берегам Новой Земли подтвердил его догадки.

Оглянувшись, Шеффер вошёл в заброшенный городской парк. В центре, у пустого фонтана, зияла воронка от бомбы. Рядом повалился посечённый осколками салютующий пионер. Шеффер переступил через скульптуру и направился к покосившейся карусели. Небольшая калитка для пропуска отдыхающих была закрыта. Он с усилием толкнул её, и по парку разлетелся скрип железа. Калитка застряла в крайнем открытом положении. Для верности Шеффер подпёр её камнем. Это был условный сигнал. Теперь его помощник узнает о необходимости встречи.

За дверью зазвенела связка ключей, и в камеру ворвался свет из коридора. Максим заворочался и, отгоняя остатки сна, свесил с нар ноги.

— Вставай, — недовольно проворчал старый солдат в вылинявшей и потерявшей цвет гимнастёрке. — Слишком добрый наш старший лейтенант. Я бы тебе не то что тулуп не дал, а даже нары от стены не отстегнул бы. Спал бы ты у меня на полу, как собака, где тебе и место. Пошли. На допрос вызывают.

Дождавшись, пока Максим, потягиваясь, натянет ботинки и выйдет из камеры, он постучал в соседнюю дверь и спросил:

— Арнольд Филиппыч, разрешите арестованного заводить?

— Давай, Кузьмич! — послышался голос Долгова. — Сам можешь идти. Там пайки выдают. Отнеси семье.

Дождавшись, когда за Кузьмичом хлопнула входная дверь, Долгов спросил:

— Как спалось на новом месте, Максим? Смотрю — отдохнул, порозовел.

— Отлично. А ты как?

— А никак.

Только сейчас Максим обратил внимание, что старпом сидит за столом осунувшийся, с потемневшим лицом и мешками под глазами.

— Давай чаю попьём, — потянулся за чайником Долгов. — А то глаза слипаются.

— Ну как твои шпионы? — попытался пошутить Максим.

— Шпионы? Шпионы шпионят. Хотя, честно сказать, я всегда был против такой постановки вопроса, что если наш там, то он разведчик, а если ихний у нас, то он шпион. И тот, и другой одно дело делают.

— Ну, я к тому, что — поймал диверсанта на складах?

Долгов со злостью стукнул кулаком по столу так, что пустой стакан подпрыгнул и перевернулся.

— Чуть было не поймал! Да этот мудак всё испортил!

— Это который?

— Да твой старый знакомый Дрожин. Как он там раньше меня оказался? До сих пор не пойму. Спугнул диверсанта. Хорошо, что я хоть радиозакладку нашёл. Смотри, до чего немцы додумались.

Долгов поднял с пола и положил на стол увесистый серый булыжник. Максим удивлённо поднял брови и провёл пальцем по грязной поверхности. Таких камней на дорогах уйма. С той лишь разницей, что из этого булыжника свисал полуметровый провод в такой же непримечательной серой оплётке.