Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Вот приползешь с границы часа в два ночи, пока раскидаешься, пока поешь, пока умоешься — отбой уже в три, а подъем у тебя, получается, где-то в одиннадцать. Завтрак в двенадцать и так далее. Весь твой распорядок от этого строится. И так до двадцати ноль-ноль, потом Боевой расчет и распределение нарядов на следующие сутки.

Я же говорю — романтика!

Примерно метров через триста от Ворот начался спуск вниз. По меркам Правого фланга совсем мизерный, всего-то метров пятьдесят или около того, но местами настолько крутой, что кой-где бойцы из инженерной роты установили прочные деревянные ступеньки и крепкие поручни. Иначе, если в этом месте нога соскользнет, остановишься уже только в самом низу.

После спуска метров сто пятьдесят был сравнительно ровный участок, и затем начинался долгий и мучительный подъем всего с одной остановкой на Пятаке — так называли небольшое плато с обрывом, через который нам еще предстояло перебраться.

Сейчас наша задача — дойти до конца фланга, принять у Косого пост и, распределив секторы наблюдения, нести службу на вверенном нам участке границы, дожидаясь нашей смены. Вроде бы всё просто, но есть на Правом пара небольших, но очень неприятных моментов.

Первое: до конца надо еще добраться (что с нашим молодым бойцом не так-то просто).

Второе: там придется ночевать.

И третье: ночевать там очень стрёмно!

Нет, комары не кусали, но с наступлением темноты начинали происходить куда более неприятные вещи, и ни у кого на этот счет не было хоть мало-мальски вразумительного объяснения. Ощущалось там какое-то странное чувство подавленности и страха, постепенно переходящее в легкую панику. Пик активности этого безобразия наступал где-то в полночь и постепенно сходил на нет к четырем утра.

Необъяснимая аномалия действовала одинаково почти на всех. И только на меня не действовала совершенно. О ночных страхах я узнавал от ребят и, чтобы не выделяться, делал вид, что тоже что-то такое ощущаю. Причины для конспирации у меня были, но об этом чуть позже, сейчас главное — другое, сейчас мне и Серёге было необходимо быстро переобуться. В самом низу спуска у нас первая точка и пять-семь минут отдыха, ровно столько, чтобы успеть поменять обувь и подготовиться к затяжному подъему.

— Так, перекур пять минут.

Я глянул на лоб Марченко. На нём уже наметилась вертикальная морщина, и тонкая струйка пота стекала по виску, а ведь от заставы прошли всего ничего.

— Серёга переобувается, а ты перемотай портянки, сейчас попрем наверх, и до Пятака остановок больше не будет. Ясно? — сказав это, я пристально посмотрел в глаза Марченко и спросил: — Знаешь, что такое Пятак?

Он кивнул.

— Просветили уже.

— Ну, значит, повнимательней там, если просветили.

С переобуваниями у нас тут была целая история. На точке, где мы сейчас находились, у нас была спрятана захоронка со сменной обувью. У каждого из тех, кто ходил постоянно на Правый фланг, своя пара. У кого родители были посостоятельнее, те присылали кроссовки, как правило, советского производства, напоминавшие бледное подобие немецкой фирмы «Адидас», у кого победнее — простые кеды, но их хватало всего на четыре-пять подъемов, а потом всё, годились только в утиль.

У одного меня обувка была на зависть всем. Настоящие натовские ботинки для горных спецподразделений американской фирмы Rothco Deployment.

Как они у меня оказались? Да очень просто — отец прислал!

Я невольно улыбнулся, вспоминая, как всё это было.

В прошлом году вызывал меня Стёпа к себе в кабинет. На столе фанерная коробка с посылкой, а за столом сидел незнакомый мне офицер в звании майора.

— Кто у тебя папа, Смирнов? — вместо приветствия сходу начал Стёпа.

— Военный, — честно ответил я.

Офицер за столом ухмыльнулся и опустил глаза вниз.

Ну да, отец у меня военный, после смерти матери он и определил меня в спортивный интернат, так как моим воспитанием заниматься у него не было никакой возможности, служба, командировки и так далее.

— Зачем он тебе это прислал? — спросил офицер, доставая из коробки черные ботинки из добротной, хорошо выделанной мягкой кожи. — И где ты тут в них собираешься бродить?

— Не знаю. Я просил у него кроссовки.

— Зачем?

— Бегать.

— Куда?

— Вокруг заставы!

Меня уже начинало раздражать поведение особиста: все прекрасно знали, для чего на этой заставе нужны кроссовки, но я старательно делал вид, что сам очень удивлен необычностью посылки.

— Наверное, моего размера не было, товарищ майор, вот отец и прислал, что смог достать по размеру.

— А какой у тебя размер?

— Сорок шесть с половиной, товарищ майор!

— Да? — разочарованно протянул незнакомый офицер и с таким сожалением посмотрел на ботинки, что Стёпа не сдержался и заулыбался в кулак. — Ну, значит, будешь бегать в ботинках…

— Значит так, Смирнов! — решительно начал выговаривать мне Стёпа. — Ты эту натовскую хрень убери с моих глаз! Во-первых, не по уставу, во-вторых, еще не хватало, чтобы на моей заставе кто-то в натовской форме вышагивал. Я ясно выразился? Всё! Забирай и свободен! Увижу на тебе, сожгу на хрен!

— Разрешите идти?

— Иди.

Я схватил со стола коробку и выскочил из кабинета.

В посылке, помимо ботинок, было по шесть пар зимних и летних носков, запасные шнурки, блок сигарет «Мальборо» и блок жвачки «Бруклин».

Ого, прям целое богатство! Редкий дефицит даже на гражданке.

Я постоял несколько секунд за дверью, прикинул, сколько жвачки надо раздать пацанам на заставе, а сколько детям офицеров, достал из упаковки четыре пачки этого заморского дефицита и постучал обратно в дверь кабинета начальника заставы.

— Заходи!

— Товарищ майор! — я посмотрел на обоих сразу. — Я тут глянул, что мне отец прислал. Вот! Это для офицеров, а это для детей, — я выложил на стол блок сигарет и четыре пачки жвачки.

Когда я вышел из кабинета, то услышал за дверью довольный голос Стёпы:

— С тебя пузырь. Я же говорил, что парень с пониманием, а ты — генеральский сынок, генеральский сынок!

Так, хватит вспоминать, переобуваемся!..

Серёга уже напялил свои кроссовки и, закрыв глаза, сидел на камне, прислонившись спиной к скале.

Я любовно вытащил из ящика очень легкие берцы, вынул из них носки и стал стаскивать свои сапоги. На Правом фланге надо учитывать любую мелочь: первое — сапоги тяжеловаты, второе — подошва не очень хорошо держала сырой камень, и третье — из-за особенностей ландшафта портянки часто сбивались, и приходилось останавливаться, чтобы их перематывать, а время — это самое важное. При затяжных подъемах смена не успевала засветло вернуться на заставу. А в темноте можно запросто в обрыв нырнуть, и никакой фонарь тебе не поможет! Ну и, само собой, в тяжелых кирзачах особо по скалам не полазишь, через пять минут начинает ощутимо ныть стопа, и всё заканчивается судорогами, а это в наших горах чревато.

Конечно, погранцы с большим уважением относились к кирзачам и портянкам, кто умел, мотал их будь здоров, лучше всяких носков, но на этом фланге — нет, совсем не то! И всем бы хороши кроссовки с кедами, но и у них были свои минусы. Об этом как раз и предупреждал меня Стёпа — змеи!

Гадюки и щитомордники еще ничего, гюрза — вот это настоящая проблема, прокусить кед или кроссовок может запросто!

Марченко, мотая свои портянки, смотрел на нас завистливыми глазами, уже, наверное, догадываясь, что его ожидает.

— Не ссы, Мара, дотянем тебя, не бросим! — вдруг подал голос Серёга.

Я с удивлением посмотрел на Буянова. Он мог за сутки всего две-три фразы произнести, а тут, гляди, разговорился.

— Построились! Порядок выдвижения прежний, сектора наблюдения прежние, дистанция пятнадцать метров. Вопросы? Нет вопросов? Тогда вперед.

Глава 2 Участок пограничной заставы Правый фланг

С этого самого момента начинался настоящий Правый фланг!

Девять тысяч семьсот ступенек вверх в условиях высокогорья — удовольствие, скажу я вам, ниже среднего.

5
{"b":"852384","o":1}