– Какое у него настроение? – спросила Раис.

– Как обычно, – пояснила Илария.

– Значит, жена опять ему не дала.

– Я услышал тебя, Раис! Давай двигай, я не могу терять время!

– О-о-о… – сказала Мара, подняв брови. Она глубоко вздохнула и вошла в кабинет начальника, сопровождаемая Евой, которая качала головой.

Лежа на лугу, усыпанном цветами, двое молодых людей смотрели, как лошадь пьет из реки. Они наслаждались тишиной природы после того, как занялись любовью на складе возле сада. Недалеко тек изумрудно-зеленый ручей. Было прекрасное позднее утро. Янтарный свет залил ручей, окаймлявшие его олеандры и ивы и согрел двух обнявшихся влюбленных. Запахи леса пронизывали воздух, а журчание бегущей воды успокаивало.

– Куда ты ходил вчера утром? Я слышала, что ты уезжал с отцом, – сказала по-сардински Эздра Ладу, которая была на год старше Микели.

Юноша продолжал гладить ее бархатные волосы, вспоминая, что всего несколько лет назад, когда они были еще детьми, он спускался с ней на реку, они доставали камыши и наслаждались ловлей форели и других пресноводных рыб.

– Когда мы повзрослели? – удивился парень. – Когда мы влюбились?

– Ну! – сказал Эздра, сильно тряся его. – Скажи мне, куда вы ходили, я умираю от любопытства.

– В одно место… – неопределенно сказал он.

Она ткнула его локтем в ребра, заставив засмеяться и вскрикнуть от боли одновременно.

– Ну же!

– Отец водил меня в музей в Сеньорби.

Эздра сделала удивленное лицо. Она просто не могла себе представить, чтобы такой человек, как ее двоюродный дядя Бастьяну, ходил в музей.

– И что ты видел?

– Статую… Ее называют Богиня-Мать, – сказал Микели. Он остановился, чтобы свистнуть чистокровному жеребцу, который пробирался через тростник на излучине реки, вонзая копыта в болотистую землю с риском вывихнуть ногу.

– Она красивая?

Парень пожал плечами:

– Статуя как статуя. Кусок мрамора, ничего особенного. У тебя фигура лучше.

Девушка несколько секунд молчала.

– А потом?

– Что потом?

– Что вы еще делали? – нетерпеливо спросила Эздра.

– Ничего. Вернулись домой.

– Я имею в виду, ты проделал весь этот путь только для того, чтобы увидеть эту статую?

– Да. С ума сойти, правда? Мне тоже это показалось пустой тратой времени.

– А что сказал твой отец?

– Что я пойму позже.

– Как странно…

– Мой отец и мой прадед довольно странные, знаешь ли.

– Ты никогда не задумывался о том, чтобы уехать отсюда? – спросила Эздра после нескольких минут задумчивого молчания. По ее тону было ясно, что она долго обдумывала эти слова, словно боялась их выдать. – Тебе не надоела эта скучная жизнь посреди полей и животных, без телевизора, без сотовых телефонов, отрезанная от всего? Не надоело повиноваться старикам, словно мы звери?

– Мир снаружи – дерьмо. Мы живем так, чтобы защитить себя, ты же знаешь, – сказал Микели с кислой ноткой в голосе.

– Это то, во что нас всегда заставляли верить, но ты в этом уверен? Ты в курсе, что значит жить нормально?

– Я доверяю отцу.

– А я хочу уехать. Больше не могу.

Микели серьезно посмотрел на нее, затем улыбнулся:

– Ты шутишь, да?

– Вовсе нет… Я сыта по горло. Не хочу закончить как мои сестры.

– Ты не хочешь жить со мной?

– Конечно, я хочу жить с тобой, но не здесь. Не среди нашей семьи… Я хочу увидеть мир. Ты понимаешь, что я никогда не видела моря?

– Эздра, будь осторожна со своими словами. Если твоя мать услышит их, она сдерет с тебя шкуру, как со свиньи.

– Так в этом-то и проблема. Что тут плохого? Мы только до средней школы доучились, и то в деревне на нас все смотрели косо. А потом? Запертые здесь, вдали от всего и всех… Твой отец рассказывает нам, каков мир, но мы не можем его видеть. Почему?

– У нас здесь есть все, что нам нужно. У тебя есть я.

Эздра погладила его по щеке, сквозь которую уже начала пробиваться борода.

– Знаю, но я хочу жить с тобой где-нибудь в другом месте, не здесь.

Микели нахмурился:

– Мне не нравится этот разговор. Здесь у тебя семья; неужели ты хочешь бросить всех? Вот так неожиданно?

– Ты когда-нибудь задумывался, почему они заставляют нас жить вот так?

Парень энергичным жестом оттолкнул ее в сторону и встал, подзывая лошадь.

– Мне не нравится твой тон, Эздра. Ты мелешь чепуху… Это твоя земля и твоя семья. Кто, черт возьми, ждет тебя снаружи? Кто позаботится о тебе там? – резко сказал он, указывая подбородком на гору. – Я тебе скажу: никто.

– Я не хотела тебя сердить…

Юноша раздраженно покачал головой и оседлал лошадь.

– Шевелись, – резко позвал он девушку. Помог ей сесть, а затем погнал коня рысью вдоль горных тропинок, которые поднимались к поселению Ладу, сильно стегая животное.

Всю обратную дорогу ни один из них не вымолвил ни слова.

Сердце Микели было в полном смятении. Слова любимой девушки пробудили в нем старые тревоги, горькие вопросы, на которые он так и не нашел ответа. «Что, если Эздра права?» – задумался он.

Он хлестал лошаль все сильнее, огорченный этими вопросами, и тщетно пытался не думать об этом.

– Увидимся вечером? – спросила девушка, когда он высадил ее на окраине деревни.

– Нет. Сегодня вечером я должен пойти с отцом, – резко ответил Микели.

– Куда?

– Иди домой, Эздра, и поскорее забудь то, что ты мне сказала, – произнес он, прежде чем уйти к конюшням, не оглядываясь.

На вершине этого холма казалось, что Кальяри лежит у твоих ног. Уже темнело, и с этого ракурса можно было увидеть бесконечный ковер из светящихся точек, покрывающий столицу Сардинии. Панорама захватывала дух.

– Это самый известный бульвар Кальяри. Тот, где впервые целуешься, где встречаешься с друзьями, где празднуешь что-то важное… Отсюда почти весь город видно, – пояснила Раис, закутавшись в пальто.

– Вид великолепный. Серьезно.

– Он опаздывает, – сказала Мара, глядя на часы. – Уже должен быть здесь.

Не отрывая глаз от этого райского пейзажа, Ева спросила коллегу:

– Ты так и не сказала мне, что думаешь о поступке Фарчи.

Мара пожала плечами:

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала… Это просто пустая трата времени.

Во время беседы с начальником две следовательницы рассказали ему о дне, который провели вместе с инспектором Баррали, не упустив ни одной детали, даже состояния замешательства, в которое тот впал, когда они покинули Карбонию. Фарчи сказал, что он против того, чтобы убирать дело в архив, он хочет дать Баррали последний шанс.

– Жертвы так и не были опознаны, – настаивал Фарчи. – Это недопустимо. Я хочу провести опознание погибших по ДНК.

– Это означает…

– Я знаю, Раис. Это не предложение… Я уже предупредил судью. Сделай это как можно скорее, хотя бы для проформы, чтобы у старика была спокойна душа. Если у него уже начинает крыша ехать, что ж… вы поняли.

Женщины отправились в старый архив мобильного подразделения и вместе составили запрос на эксгумацию тел с анализом ДНК останков, который отправили по электронной почте заместителю, назначенному прокурором для сотрудничества с отделом нераскрытых преступлений. Судя по всему, та была не слишком занята, потому что ответила менее чем через два часа, сообщив, что поручила эту задачу судебно-медицинскому эксперту и генетику, работающему в Институте судебной медицины Кальяри, и дала им шестьдесят дней для выполнения задачи, а также выслала положение о перезахоронении с кладбищ Оруне и Валлермоса, где были упокоены безымянные жертвы.

– По крайней мере, Баррали будет счастлив, – сказала Кроче.

– Его жена… Послушаем, зачем она пришла, – ответила Раис.

Они вышли на встречу Грации Лой, которая попросила Мару о встрече. Женщины поздоровались и сели на скамейку, откуда открывался вид на город, который уже почти погрузился в ночь.