Агенты полиции провинции Ористано вместе с отделом убийств Кальяри и большой группой карабинеров, вызванной для поддержки, оставались в тылу, в то время как полицейский спецназ двинулся вперед. Но то, что увидели спецназовцы, не соответствовало их ожиданиям.

Когда по рации дали добро, Ева, Мара, Ниедду и другие коллеги вышли из дубового леса с оружием в руках и увидели десяток человек возле больших военных палаток. Они стояли на коленях на земле, сложив руки за шею, в состоянии полного подчинения. Никакого страха. Никакого сопротивления. Они смотрели прямо перед собой, не удостоив полицейских даже взглядом.

– Ваших рук дело? – спросила Мара одного из спецназовцев.

– Нет, синьора. Они уже так и стояли, как будто ждали нас.

Раис повернулась к напарнице, которая убирала «Беретту» в кобуру:

– Видишь, Кроче? Каким-то образом они знали, что ты придешь, и испугались.

Ева не удостоила ее ответом. Она наблюдала, как коллеги в тактическом снаряжении надевают наручники на членов секты, а сотрудники отдела убийств обыскивают палатки.

– Как будто кто-то научил их, как себя вести… Где Мелис? – спросила она Ниедду.

Комиссар обеспокоенно покачал головой.

– Раис, – позвала Ева. – Мелис… его здесь нет.

Мара стала серьезной. Она подошла к одному из неонурагистов и спросила его, где их лидер. Он сделал вид, что не услышал ее. Мара огляделась, поняв, что никто – кроме Евы – не обращает на них внимания, и ударила мужчину ногой в солнечное сплетение. Затем взглянула на коллегу, чтобы понять, не оскорбила ли ее чувствительность, но Кроче ничего не сказала, дав свое молчаливое согласие. Мара опустилась на колени и повторила вопрос:

– Где Мелис? Следующий удар будет по яйцам. Поторопись, у меня задница стынет.

Никакого ответа, только мычание.

Мара встала, готовая нанести второй удар, но Ева остановила ее, схватив за руку.

– Не стоит. За нами следят, – сказала она.

Раис обернулась, увидела направляющихся к ним агентов и отошла назад.

– Ну что? – спросила Ева Ниедду и Паолу Эрриу, которые только что вышли из самой большой палатки.

Комиссар расстегнул бронежилет, за ним и Паола.

– Похоже, они очистили место, чтобы не оставить следов, – недоверчиво сказал он. – Кто-то предупредил их, что мы придем.

– Мелис? – спросила Раис.

– Пропал бесследно, – ответила Паола Эрриу, наблюдая за коллегами, рыскавшими по окрестным лесам. – Если только он не прячется где-то здесь и все это лишь попытка потратить наше время впустую.

По рации Ниедду попросил коллег из воздушной службы обыскать район в поисках беглеца. Через несколько секунд вертолет взлетел, и над плато воцарилась глубокая тишина.

Луковица луны бросала прозрачный свет на гору, представлявшую собой совершенный симбиоз растительного и минерального царств, но тьма в долинах была слишком густа: здесь не только невозможно найти прячущегося, но и можно подвергнуть опасности себя.

– Он не мог сбежать вот так, – сказала Ева хриплым от гнева голосом.

Ниедду дал приказ обыскать палатки.

– Паола, позови и Маццотту. Скажи ей, что опасности нет, – приказал он Эрриу. – Нам нужно ее одобрение, чтобы переместить эти куски дерьма.

– Есть идеи, кто мог слить наш сюрприз? – тихо спросил Ниедду у двух детективов.

– Среди полицейских? – сказала Раис. – Я скажу вам сначала, кто не мог этого сделать.

Илария Деидда, вице-комиссар, подошла к ним.

– Ни у кого из этих сукиных детей нет ни малейшего намерения сотрудничать, – раздраженно сказала она.

– Так что же нам делать? – спросила Раис.

– Мы отвозим всех в штаб и регистрируем. Отпечатки пальцев и мазки ДНК, если Маццотта согласится, – ответила женщина.

– Согласится, – заверил Ниедду. – Она чувствует себя чертовски виноватой в смерти Долорес. Как и я, в общем-то…

– Не забывайте брать у них волосы для анализа. Некоторые, кажется, в глубокой нирване, – заметила Мара.

– Что с Мелисом? – спросила Ева.

– Нам нужно больше людей, чтобы как следует прочесать леса. И эта темнота нам не на руку, – ответила Илария. – Мы обратимся за помощью к Лесному корпусу, кинологам и некоторым подразделениям местной полиции, но тут более двухсот семидесяти квадратных километров…

– Я останусь здесь, даже если придется торчать до утра, – сказал Ниедду.

– Вы не против сопроводить этих ублюдков и зарегистрировать их? – спросила Илария двух коллег, взглянув на адептов, которых разделили и укрыли термоодеялами.

– Для меня это не проблема, – ответила Ева.

– Для меня тоже. Дочь все равно ночует у моих родителей, – сказала Раис.

– Спасибо, девчонки. Мне очень жаль, что вылазка не принесла желаемых результатов… Я собираюсь сообщить Фарчи плохие новости, – сказала Илария, указывая на рацию.

– Не хотела бы я быть на его месте, – прокомментировала Мара, закутываясь в ветровку с надписью «Полиция».

– Ты действительно здесь останешься? – спросила Ева комиссара.

– Будь в этом уверена, – ответил Ниедду. – И надеюсь оказаться лицом к лицу с этим ублюдком.

– Тогда держи нас в курсе.

– Обязательно.

Пока Мара договаривалась со своими коллегами об организации перевозки подозреваемых, Ева посмотрела на огромное небо, усеянное звездами, и на несколько секунд закрыла глаза, вдыхая свежий и ароматный воздух.

«Я сожалею обо всем, через что тебе пришлось пройти, Долорес. Мы найдем его и заставим заплатить, – подумала она. – Клянусь».

Только голос ветра отвечал ей.

Внезапно она почувствовала, что за ней наблюдают, и резко повернулась, внимательно изучая заросли.

«Тебе показалось, – подумала она через несколько секунд. – Игра воображения».

Однако вид леса, освещенного фонарями, навеял воспоминания о ночи полуторалетней давности. Когда она достигла дна как женщина и как полицейский…

Ева смотрела, как река Чиснара течет через парк, а ее лицо освещалось голубоватыми отблесками огней полицейских машин, машин «Скорой помощи» и приборов криминалистов. Река вздулась от дождей, вышла из берегов. Ева поймала себя на мысли, что некоторые люди – дамбы. В самом положительном смысле. Дамбы, которые взглядом, словом или даже просто своим присутствием дают твоему потоку существования течь, не переполняясь, без внезапных порывов, заставляющих тебя проливать слишком много жизни, слишком много сердца, слишком много слез. Дамбы. Чтобы течение не утратило силы. Дамбы. Чтобы фокусировать взгляд на горизонте желаний.

Но теперь ее дамбы исчезли одна за другой. Часть снесло время. Другие дамбы снесли непонимание, неумение прощать и разочарования. Самая большая из них, та, которая придавала смысл и направление ее существованию, была снесена болезнью. Больше ничего не осталось. Может быть, только работа – но, вероятно, ненадолго, учитывая тот беспорядок, который она только что устроила. Все, что осталось, – это бурный поток, который, выйдя из-под контроля, стал зловещим. Эмоциональная безмятежность превратилась в бурю, сметая все препятствия, в первую очередь ее совесть. Она, мятежная по натуре, в прошлом всем сердцем стремилась к такой свободе, а теперь испытывала жгучую потребность, чтобы ее сдерживали. Направляли. Чтобы над ней доминировали.

Жизнь расплескивалась в разные стороны, и Ева понятия не имела, как унять ее. Жизнь хлынула, как кровь из глубокой раны, и она уже потеряла слишком много, чтобы хватило сил остановить кровотечение хотя бы на несколько секунд, ровно на столько, чтобы понять, кто и что у нее есть.

Лоренцо Джансанте, ее коллега по мобильному подразделению Милана, жестом приказал офицеру в форме, следившему за ней, оставить их в покое, и сел рядом.

– Ты успокоилась? Могу я снять с тебя наручники?

Ева Кроче кивнула.

Он наблюдал за ней несколько секунд, чтобы понять, можно ли ей доверять, затем освободил ее запястья.

– Можем ли мы узнать, что, черт возьми, с тобой произошло? – спросил Лоренцо.