– …

– Ваша жена видела эту записку?

По вспышке боли, осветившей его лицо, Ева была уверена, что мужчине удалось скрыть это сообщение от жены.

– Послушайте, профессор, я хотела бы прояснить одну вещь. Другой сыщик на моем месте давно бы встал и вернулся сюда с судьей, чтобы отправить вас в тюрьму. По моему опыту, улики против вас неопровержимы, а в вашу защиту нет ничего. Но сейчас мой главный интерес состоит в том, чтобы невиновные не расплачивались за чужие ошибки. Я имею в виду вашу жену и детей. Эта записка говорит сама за себя: вашим детям угрожают. Вы должны сказать мне кто. Мы сможем защитить вас.

– Вы не представляете, как сильно я хотел бы вам верить, – сказал Ноннис, подкрепляя слова грустной улыбкой.

– В каком смысле? – спросила Ева, ошеломленная.

– Вы не смогли защитить Мелиса даже в тюрьме. То же самое с его правой рукой, Иваном Куррели. Или вы действительно верите, что они покончили с собой?

Ева поколебалась несколько секунд, затем продолжила:

– Кто стоит за этой историей?

Антрополог покачал головой:

– Вы действительно наивны. Думаете, что держите ситуацию под контролем, но на самом деле понятия не имеете, что происходит.

– Тогда расскажите мне.

– Чтобы я закончил как Мелис? Нет, спасибо.

Мысли Евы неслись с головокружительной скоростью, пытаясь найти брешь в психологической броне мужчины.

«Ответ в Долорес, вернись к ней», – сказала она себе.

– Слушайте, давайте сделаем шаг назад, потому что есть еще одна вещь, которая меня не устраивает… Вы с Долорес были в отношениях больше года. Тем не менее между вами есть лишь минимальные следы телефонных контактов, что странно для таких интимных отношений. Я полагаю, что у вас и девушки были одноразовые мобильные для связи.

Ева практически услышала треск, с каким брешь все-таки образовалась. Значит, сделала правильный ход.

– Вы уже до этого изменяли жене и знали, как не оставлять следов. Если кровь в машине окажется принадлежащей Долорес, вы станете – при нынешнем положении вещей – последним, кто видел девушку живой.

– Разве это имеет отношение к…

– Имеет, потому что у вас было достаточно времени, чтобы избавиться от мобильных телефонов.

– …

– Может быть, вы упускаете одну вещь. Я признаю, в данный момент мы не знаем номеров этих телефонов. Однако… Судя по тому, что мне рассказали мои коллеги, Джерджеи небольшой город. Сколько там населения, тысяча?

– К чему вы клоните?

– В это время суток в обширной сельской местности сколько сотовых могут быть активны?

– …

– Вы знаете, чем сейчас занимаются наши коллеги? Они отслеживают все сигналы за это время в районе, где был ваш мобильник.

Ноннис не мог скрыть своего удивления.

– Это всего лишь вопрос часов, а может быть, даже минут, и тогда у нас будут номера ваших тайных телефонов, потому что они работают по тем же каналам, что и обычные. Тогда я больше не буду нуждаться в вас, чтобы докопаться до правды, понимаете? Мы проследим историю всех ваших сообщений, ваших звонков, местоположений и так далее. Я даю вам последний шанс. Если у вас есть хоть капля ума, сотрудничайте… Что вы там делали?

– Синьора, вы не понимаете: ни вы, ни ваши коллеги не можете меня защитить, – сказал мужчина нейтральным, почти смиренным тоном. – Я уже мертв.

Он сказал это с такой естественностью, что у Евы пробежали мурашки по коже.

Затем Ноннис разразился истерическим смехом, который не мог остановить.

Труп вымыли, одели, положили возле потухшего очага на стол, служивший катафалком, и накрыли белоснежной простыней. Attitadoras, плакальщицы, собрались вокруг тела Гонарии в порядке старшинства, темные и неподвижные, как вороны. Импровизированный морг освещался всего десятком свечей. Тишина была полной.

Когда Бастьяну вошел в хижину на окраине села, женщины разорвали круг, позволив ему приблизиться. С почти сакральной деликатностью мужчина поднял простыню, открыв лицо тети. Он удивился, как смерть разгладила ее кожу, сделав ее моложе, чем она была на самом деле. Бастьяну отдал ей ту последнюю ласку, которую он не смог дать ей перед тем, как она скончалась. Затем наклонился и поцеловал тетю в губы, сдерживая рыдания.

В обычной ситуации плакальщицы выли бы, рвали на себе волосы и одежду. В детстве и юношестве Бастьяну присутствовал на многих поминках в своей семье, и общей чертой всех было бурное проявление горя в форме воплей и плача со стороны пожилых женщин, которые в некоторых случаях бросались на землю словно в конвульсиях. Но в тот вечер женщины оставались молчаливыми и чопорными, как он и велел им. Смерть Гонарии требовала другого.

Бастьяну жестом велел своим двоюродным братьям убрать тело и взял лопату, которую протягивал ему Боэле, один из родных братьев. Он сам хотел вырыть могилу. Затем Ладу пошел во главе процессии, а за ним следовали женщины.

Внезапно к нему подошел Боэле и прошептал на ухо:

– Бастья, я знаю, что еще не время, но звонил Нереу… Он сказал, что нашел твоего сына и его девушку.

Глава семьи кивнул, вытер мокрые глаза и ответил:

– Скажи ему, чтобы он отвез их обоих домой, и как можно скорее. Всеми правдами и неправдами. И держи это при себе, хорошо?

Брат кивнул и оставил процессию позади себя, направляясь быстрым шагом к поселению Ладу. Пока Боэле шел, он осознал, что никогда раньше не видел, чтобы Бастьяну плакал, и это взволновало его до глубины души.

Мара остановила воспроизведение видео на ноутбуке и, опустив крышку, уставилась на Риту Масью. Идея пришла ей в голову незадолго до этого: она попросила одного из парней, который отвечал за записи допросов, дать ей отрывок из разговора Кроче и Нонниса, и коллега загрузил отснятый материал на ноутбук. Эта идея произвела желаемый эффект, судя по уничтоженному виду женщины.

– Вот в таком положении ваш муж, – через несколько секунд сказала Мара холодно, но без жестокости. Жестокость уже проявила Ева, собирающаяся отправить Нонниса в тюрьму. – Вы не ожидали, что все зайдет так далеко, не так ли?

Женщина медленно покачала головой. Ни слезинки не проронила во время просмотра. Ее боль выражалась не в слезах.

– Моя коллега была очень откровенна с Валерио, поэтому я тоже буду с вами предельно честной. Ваш муж замешан в убийстве Долорес Мурджа.

Женщина подавила крик, прикрывая рот.

– Если вы станете плакать, я оставлю вас на произвол судьбы. Уйду, вызову судью и посажу вас в тюрьму по обвинению в пособничестве убийству, – не выдержала Раис. – Знаете ли вы, что это значит? Что, когда вы выйдете из тюрьмы, ваши дети закончат среднюю школу.

Она дала женщине несколько секунд, чтобы обдумать угрозу.

– Это то, чего вы хотите? Попасть в тюрьму, прикрывая человека, который изменял вам и поставил под угрозу жизнь ваших детей?

Рита энергично замотала головой.

– У вас есть рот, перестаньте играть пантомиму. Можете ли вы рассказать мне что-нибудь об этом видео? Да или нет?

– Нет, я ничего не знаю.

– Есть ли что-нибудь, что вы знаете? Если вам нечего мне рассказать, просто непонятно, что с вами делать. Без информации я не смогу убедить судью закрыть на это глаза.

– В тот вечер он ушел около одиннадцати. Он не сказал мне, куда идет. Вернулся утром, выглядел потрясенным. Его руки были в крови, как будто он кого-то избил.

Мара заговорщицки взглянула на скрытую микрокамеру, а затем снова посмотрела на женщину. Она не давила на нее. В процессуальных целях всегда лучше не прерывать спонтанное заявление, чтобы защита не уцепилась за манипулирование свидетелем.

– Он не хотел говорить мне, что с ним случилось и где он был… Он сказал мне быть терпеливой, что у него есть решение, как заработать немного денег, и что у нас все наладится. Я должна была не задавать вопросов, а прикрывать его, на случай если кто-нибудь придет спросить о его местонахождении.