– Эй, привет. Новости про Ниедду есть? Он объявился? – спросила она одну из сотрудниц.

– Нет, Паола. Его вообще сегодня не было.

– Спасибо. Где его черти носят? – забеспокоилась женщина. В последние несколько дней она видела, как он все больше и больше хмурится. Паола знала, что начальник принял дело Долорес на свой счет, и когда они опознали тело девушки в храме Серри, что-то в его взгляде погасло навсегда. – Ладно, Ассунта. Если он появится, позвони мне или скажи ему, чтобы он набрал мне, пожалуйста.

– Конечно.

У Паолы была назначена встреча с одной из лучших подруг Долорес; при анализе компьютера и смартфона девушки обнаружили, что те обменялись несколькими откровениями. Они договорились с Ниедду, что пойдут говорить вместе, но, учитывая его отсутствие, Паола решила пойти одна. На всякий случай она снова попыталась дозвониться до него. Никто не ответил.

Когда сработал автоответчик, она записала еще одно сообщение: «Доброе утро, синьор. Я начинаю волноваться… Позвоните мне, как только сможете, пожалуйста. Иду опрашивать свидетеля. Увидимся позже».

Главный инспектор Ниедду много лет жил один.

«А вдруг ему плохо? – подумала женщина. – Может быть, он просто крепко спит. И с ним все в порядке, учитывая, что на него навалилось за эти дни… Перестань волноваться. Он перезвонит тебе, как только проснется».

Мара Раис увидела свою напарницу. Та прислонилась к парапету бельведера на проспекте Буон Каммино, затерявшись в панораме города, которая расстилалась насколько хватало взгляда.

– Кроче, не хочу приводить тебя в бешенство, но ты и сегодня выглядишь как человек, который спал в собачьей конуре, – поприветствовала она ее, отметив, что миланка отказалась от черного карандаша вокруг глаз. Так что без макияжа она выглядела еще моложе, и от этого Мара почувствовала зависть.

– И тебе доброе утро, Раис, – ответила Ева, протягивая ей кофе, который она купила в ближайшем киоске. – Я вижу, ты уже подготовилась к показу нижнего белья на подиуме, – поддразнила она ее, разглядывая тщательно нанесенную основу под макияж, идеально накрашенные ресницы, помаду как с обложки «Вог», а также брючный костюм деловой женщины.

– Что мы здесь делаем? – спросила Мара, посылая в воздух волны «Шанель Nº5».

Ева показала ей пакет с уликами, в котором были волосы Нонниса и кофейные чашки из его кабинета.

– У меня есть связь с шишкой из криминалистики.

– Ты? У тебя связь с… Ты трахалась с ним прошлой ночью? Тебя нельзя оставлять одну ни на минуту, а?

– Пожалуйста, не начинай утро со всякой хрени, – сказала Кроче. Она до последнего момента сомневалась, обращаться ли к контакту, который ей оставил Марко; в конце концов ради следствия она отбросила гордость, но не собиралась раскрывать Раис подробности.

Мара улыбнулась и открыла стакан кофе, делая глоток.

– Я и забыла, вчера у тебя начались месячные…

Кроче покачала головой, кисло улыбаясь.

– Ты очень чуткий человек, знаешь? Никто не умеет успокаивать людей так, как это делаешь ты.

– Я коп, не забывай об этом.

– Тогда действуй как коп. Пойдем.

– Какой план?

– Передать улики моему контакту и получить ускоренное рассмотрение.

– И если ты его получишь, то что?

– Под ногтями Долорес были найдены три разных ДНК. Некоторые сгустки крови принадлежали Мелису и тому куску дерьма, который был найден повешенным, – Куррели. Третьей в базах данных нет. Давай посмотрим, сможем ли мы исключить профессора, чтобы можно было начать сужать круг.

– Эти улики были изъяты не то чтобы легаль…

– Я уже говорила с Маццоттой сегодня утром, пока ты делала прическу. Она дала нам зеленый свет.

– Что теперь? Устроим гонку, кто первой доберется до управления? И, кстати, я не делала прическу, ни фига подобного. Я отвела Сару в школу, а потом поехала к Иларии в больницу.

– Как она?

– Все еще без сознания. Меня даже близко не подпустили.

– С их стороны это было определенно отличным решением, – поддразнила Ева.

– Scimpra[109], – возразила Раис.

– Я думаю, это означает что-то хорошее обо мне, верно?

– Еще бы. Хорошее, лучше некуда.

Яростный ветер сотрясал сухие каменные дубы, вызывая дождь из желудей, которые дети позже собирали, чтобы скормить свиньям. Округу заволокли грозовые тучи, однако со свинцового неба еще не упало ни одной капли. Прошел почти год с момента последнего дождя. Природа, как старик, чьи ритуалы нарушили, сходила с ума. Вода была важным элементом цикла времен года. Без нее все пошло наперекосяк.

Бастьяну вышел из «Джипа» и пошел в сторону поселка Ладу. Собаки с лаем последовали за ним. Одного его взгляда было достаточно, чтобы они остановились и разбрелись в разные стороны. Он решительно вошел в хижину своей старшей тетушки и нашел ее в сырой комнате, где лежал еще не испеченный хлеб, ждавший, когда его поставят в печь. Тетушка сидела в углу, а вокруг нее устроились племянницы.

– Вон, – приказал мужчина голосом могучим, как залп картечи. Остальные женщины исчезли. – Как ты? – спросил он дрожащим голосом, стоя на коленях на земле и сжимая тонкие руки в своих. Тетя всегда была тут, насколько он помнил. Он так свыкся с мыслью о ее постоянном присутствии, что никогда не думал, что тетя может заболеть или умереть; в глубине он верил, что тетя Гонария, женщина, заменившая ему мать, никогда не оставит его, а даже переживет. Однако в этот момент он сознавал всю хрупкость и быстротечность жизни.

– Ты пришел домой пораньше из-за меня?

– Да, это так.

Ее глаза наполнились слезами.

– Не нужно было, Бастьяну.

– Не говори этого даже в шутку. Хочешь, я отвезу тебя в больницу?

– В больницу? Меня? – сказала старуха, едко улыбаясь.

Он кивнул.

– Нет, мы, Ладу, не созданы для больниц.

Болезнь сидела в ней черт знает сколько времени; однако только в это утро у старухи не меньше четырех раз шла темная кровь. Когда Бастьяну позвонили, он сразу же покинул участок и как сумасшедший кинулся домой.

– Я бы хотел, чтобы ты обратилась к врачу, тетя.

– Нет, – твердо возразила женщина, кутаясь в темную шаль. – Если мне суждено умереть, пусть это будет в моем доме, где я родилась и выросла.

– Ты не умрешь, понятно?

– Это правда. Я не могу. Мне нужно подождать и взять с собой Бенинью.

Бастьяну улыбнулся:

– Я отведу тебя спать, хорошо?

Женщина кивнула. Племянник был единственным мужчиной, кому она позволяла дотрагиваться до нее.

Бастьяну взял ее на руки с чрезвычайной деликатностью, как будто она была сделана из хрусталя, и отнес в комнату, легонько уложив на кровать.

– Ты легче перышка, тетя, – сказал он, прикрывая ее.

– Тело подводит меня.

– Тебе просто нужно немного отдохнуть.

– Мой отец…

– Я позабочусь о нем. Обещаю тебе.

– Не говори ему о Микели…

– Конечно, не беспокойся. Теперь спать. Я пришлю девочек наверх, хорошо?

Женщина кивнула. Бастьяну коснулся ее лба губами и прижал к себе, как будто она была ребенком.

Когда он закрыл дверь, его огрубевшие щеки были мокрыми от слез. Бастьяну вытер их тыльной стороной ладони и спустился вниз. Там приказал двоюродным сестрам позаботиться о тете и вышел. Миновал двор, где в земле копошились куры, и добрался до дровяного сарая. Снял куртку, схватил топор и яростно начал рубить дрова. Топор метался, рассекая здоровенные чурбаки. Всю злобу и тоску племянника и отца Бастьяну вымещал в физической усталости.

Позже братья обнаружили его в сарае для инструментов: он точил тесаки и косы. Искры вспыхивали и через мгновение гасли, как падающие звезды.

– Бастья! – громко позвали они его.