– Мой клиент пользуется правом не отвечать.

Аделе Маццотта минут пятнадцать продолжала шквал вопросов, а затем, не увидев никакого сотрудничества, приказала доставить подозреваемого в тюрьму.

Судья сказала, что ему нужен перерыв, и Ева воспользовалась возможностью, чтобы позвонить Паоле Эрриу из комиссариата Карбонии, с которой она обменялась последними новостями о расследовании.

Как только разговор закончился, она взяла себя в руки и вышла на улицу, где Маццотта нервно курила. Ей было достаточно побыть рядом с ней несколько минут, чтобы понять, что женщина втянута в дело Долорес телом и душой и что тяжесть, которая давит на нее, подпитывается глубоким чувством вины перед девушкой.

– Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – спросила она.

– Конечно, конечно. Пожалуйста… Все не так, как я ожидала.

Ева кивнула. Они договорились, что Маццотта поведет допрос; инспектор была там главным образом для того, чтобы заставить свидетелей говорить в ее присутствии.

– С одной стороны, они как будто хорошо проинструктированы, как себя вести, – прокомментировала Кроче. – С другой стороны, хотя они хорошо это скрывают, я думаю, что они боятся говорить.

– Боятся… кого? – спросила женщина, внимательнее изучая Еву.

– До сегодняшнего утра я бы сказала, что Мелиса. Теперь, когда он покинул сцену – или ему помогли это сделать, – боюсь, за этим стоит кто-то еще. Кто-то важный…

– Это то же самое, что думает комиссар Ниедду. И это то, что я тоже рассматриваю в данный момент. Эти идиоты решают отбывать наказание за преступления на сексуальной почве, предпочитая молчать, потому что на кону серьезная угроза их жизни, – заявила судья. – Мне интересно, кто может обладать такой устрашающей силой.

Кроче заметила, что сомнения начали подтачивать уверенность судьи, и решила использовать ситуацию в своих интересах.

– Синьора, могу я позволить себе задать вам вопрос о расследовании прямо, рискуя показаться вам неразумной?

Аделе Маццотта выпустила дым в сторону и улыбнулась ей:

– А разве в этом деле есть что-нибудь разумное?

Ева тоже поймала себя на улыбке.

– Слушаю, – сказала Аделе, снова возвращая иерархию в их отношения.

– Вы действительно так уверены, что Мелис убил Долорес?

Аделе Маццотта в замешательстве уставилась на нее:

– Что вы имеете в виду, инспектор?

Мара почувствовала, как прилив адреналина, вызванный охотой, резко спадает, когда полицейские вышли из дома с опущенным оружием.

– Что там? – спросила она.

Ей никто не ответил. Ее дурная слава, должно быть, проникла во все подразделения.

Раис обругала их по-сардински, убрала пистолет в кобуру и зашла в дом. Когда она дошла до спальни и увидела его, ее желудок сжался.

Он был совершенно голым, если не считать маски быка, скрывавшей его лицо. Он висел в полутора метрах над землей, руки вдоль тела; крепкая пеньковая веревка была привязана к одной из балок высокого потолка. Лужа мочи на полу, возле опрокинутой лестницы.

Мара надела галоши и подошла к повешенному. Она ясно видела рану на груди слева. Даже перед лицом смерти ее детективный ум не переставал работать: глядя на рану, она сделала вывод, что – поскольку было ясно, что Долорес защищалась, – настоящее избиение, то самое, которое довело ее до полукоматозного состояния, должно было произойти после изнасилования; информация, возможно, уже не такая важная, но она обязательно поговорит об этом с Фарчи и Евой, чтобы обновить информацию по делу.

Превозмогая отвращение, Раис приложила к ноге трупа тыльную сторону ладони.

– Еще теплый. Должно быть, это случилось не больше часа назад, – сказала она остальным. – Зовите криминалистов.

Все сделали вид, что не расслышали ее слова, и оставили одну. Мара услышала, как кто-то передразнил ее, а остальные расхохотались.

– Что за сволочи… – сказала она, качая головой. В последний раз взглянула на висящий труп и набрала номер на мобильном.

– Раис, – ответил Фарчи. – Все в порядке?

– Да нет, не совсем…

– Что, черт возьми, это значит?

– Мы прибыли слишком поздно.

– Ты будешь говорить или мне послать тебя на хрен?

– Оставайся на линии.

Женщина вернулась в спальню, сфотографировала убитого и отправила ее начальнику.

– Посмотри на уведомления.

Она слышала, как он поставил звонок на громкую связь, а через несколько секунд услышала его ругательство:

– Господи Иисусе… Скажи мне, что это шутка, пожалуйста.

– Ты знаешь, я бы хотела, но не могу.

– Это он? Куррели?

– Он все еще висит, и мы не сняли с него маску, но у него рана от укуса на груди, так что да, я так понимаю, это он.

– Черт… Тебе это кажется самоубийством?

– Выглядит так, да. Но есть ли в данном случае разница, так это на самом деле или кто-то инсценировал самоубийство?

– Мать твою за ногу…

– Посмотрим, сколько времени потребуется, чтобы эта история попала в СМИ, – намекнула Раис.

– Пришли мне список всех, кто был на месте происшествия, – приказал Фарчи.

Если б он попросил ее о таком хотя бы несколько месяцев назад, Мара послала бы его куда подальше: она не стукачка. Однако в тот момент она даже не задумывалась о влиянии этого «сотрудничества с начальством» на карьеру – просто потому, что у нее таковой больше не было. Более того, ею двигала сильная жажда мести своей старой команде.

– Хорошо. Сию минуту.

– Дождись прибытия криминалистов. И не позволяй никому приближаться к телу, а самое главное, не давай фотографировать, понятно?

– Хочешь, я еще пол там подмету? – возмущенно спросила Раис.

– Мара, прекрати, давай хотя бы не сегодня… Пойду сообщу эту «радостную» новость, чтобы опять получить ушат дерьма. Увидимся позже.

– До скорого.

«Это послание всем остальным адептам, – подумала Мара, наблюдая за покачивающимся телом. – „Если вы попытаетесь заговорить, то закончите тем же“, – или что-то в этом роде».

Через несколько секунд она почувствовала, как завибрировал телефон, и увидела на экране имя дочери. Закрыла глаза, не обращая внимания на труп, который, казалось, смотрит на нее из темных полостей маски, улыбнулась и ответила девочке:

– Здравствуй, моя дорогая. Все хорошо?

Перекур судьи превратился в нечто вроде сеанса прослушивания. Когда Ева закончила говорить, в маленьком пластиковом стаканчике, который держала Аделе, на палец заполненном остывшим кофе, плавали шесть окурков. И она только что закурила еще. Ева восприняла это как хороший знак: если б у судьи сложилось впечатление, что она тратит время впустую, то прервала бы ее при первой возможности.

– Итак, вы хотели бы изменить статус профессора: с человека, осведомленного о фактах, на подозреваемого, – сказала Аделе Маццотта.

– Да, синьора.

Судья повернулась и стала смотреть на движение городского транспорта. Она размышляла над информацией, полученной от инспектора. Затем, не оборачиваясь, спросила:

– Кто-нибудь, кроме вас, знает об этом и о ваших подозрениях?

– Да. Моя напарница, инспектор Мара Раис, и вице-комиссар Деидда также были проинформированы до…

– Я понимаю. Кто еще?

– Илария велела нам следовать зацепке, чтобы посмотреть, может ли та иметь какое-либо отношение к расследованию. Даже комиссар Ниедду знает об этом и поручил своей помощнице Паоле Эрриу выяснить, существуют ли какие-либо другие связи между Долорес и Ноннисом, помимо чисто академических отношений.

– И?..

– Профессор чист, если исключить слухи о том, что его карьера закончилась, потому что у него были сексуальные и романтические отношения со своими студентками.

– Вы работаете в отделе нераскрытых преступлений, – сказала Аделе, меняя тему разговора. – По-вашему, есть ли совпадения со старыми делами? Я имею в виду вне церемониала.