Об этом и говорил в своих ответах на вопросы Следственной Комиссии адмирал Рожественский. Но и это еще далеко не все.

Вспомним про гидродинамический удар: русские броненосцы начинали течь от взрывов японских снарядов, которые вовсе не касались их броневого пояса и вообще корабля. Достаточно было взрыва этих снарядов в некоторой зоне вокруг броненосца. К сожалению, размер этой зоны уточнить не представляется возможным из-за отсутствия возможности любых лабораторных испытаний.

Эти же взрывавшиеся о воду снаряды в радиусе до ста, а по некоторым свидетельствам до двухсот, метров от русского корабля осколками ранили и убивали наших моряков. Артиллерийские потери!

Создается впечатление, что тот же Семенов сильно преувеличивает точность японской стрельбы. Наиболее вероятно, что она была ничуть не лучше, а может, и хуже, чем 28 июля. Тем более после мандража с петлей Того. Да никакой особой меткости и не требовалось 14 мая с японской стороны. Достаточно было стрельбы по площадям. А точнее сказать — по объемам.

Те снаряды, которые уничтожили в первые же минуты боя все надстройки «Суворова» и вывели из строя половину экипажа, в бою при Шантунге просто не были бы замечены, а эффект их действия свелся бы к перебитому шкоту, штагу или как там это еще называется на профессиональном морском жаргоне.

И это, заметим, еще отнюдь не вся разница между японскими снарядами 28 июля и 14 мая. Крышка кормовой башни «Суворова» в начале боя 14 мая была сорвана попавшим в нее 12-дюймовым фугасным снарядом. Японский снаряд того же калибра в бою при Шантунге 28 июля оставил, как мы помним, неглубокую вмятину на броне соответствующей башни «Полтавы», или, как изящно выразился кавторанг Лутонин, «отпечаток с сиянием» на этой самой броне. Эх, да что там говорить!

А ведь есть любители, а может, даже профессионалы, которые всерьез рассуждают о том, что при Цусиме нам пришлось бы еще хуже, если бы японцы стреляли бронебойными. Видимо, «сияние с отпечатков» слишком бы глаза слепило. В общем, очередной бред. И какова была бы меткость японских комендоров 14 мая в этом случае, можно только гадать: когда не видно следов от попаданий, но зато известно, что при сближении бронебойность у русских снарядов, пусть и лишенных взрывной силы, значительно лучше.

Еще раз. Для простоты и для особо упертых: представьте себе дуэль, где вам, чтобы поразить противника, надо влепить пулю ему точно в лоб шагов эдак с пятидесяти. А вот ему достаточно, чтобы пуля прошла хотя бы в полуметре от вас, задев хотя бы так называемую ауру — ваше биополе. При попадании в нее пуля эта немедленно взрывается с фатальным для вас исходом.

Так что не надо насчет точности и меткости. А вот то, что стреляли японцы максимально часто, что совершенно необходимо для успешной стрельбы по площадям и объемам, — это очевидно.

Поэтому, подчеркнем вновь, все «суперсекретные» данные насчет того, что Того-де берег снаряды, являются просто очередным витком уже вековой дезинформации о Цусимском бое[398].

О действительном победителе, или Кто же выиграл при Цусиме?

При нескрываемой симпатии к адмиралу Рожественскому и его человеческому и военному гению автор не хуже своих возможных оппонентов понимает, что Цусима является крупнейшей — не считая, разумеется, 1991 года — катастрофой, хотя и не поражением русского флота.

Но вот кто является истинным победителем при Цусиме? Из предыдущего ясно, что уж во всяком случае не адмирал Того. Ни как стратег, ни как тактик, короче говоря — флотоводец.

Цусима как произведение военно-морского искусства была выиграна тем, кто предложил иную, никогда ранее — а по сути и потом — не применявшуюся концепцию эскадренного боя, когда не разрушение брони корабля, не уничтожение его машин, механизмов и других самых важных узлов, прикрываемых этой броней, должно принести победу.

Нет. Победу, неотвратимую и неизбежную, должно было принести нарушение взаимодействия между различными частями одного и того же корабля, нарушение связи между отдельными кораблями эскадры, между командованием и исполнителями. Полное смятение, воцаряющееся как на палубе отдельного корабля противника, так и на всех судах вражеской эскадры. Превращение ее из единого одухотворенного целого в мятущееся нечто.

Потому японские снаряды и были в Цусиме не бронебойными, а осколочно-фугасными, взрывающимися «от пристального взгляда» и заливающими огнем весь корабль до полной невозможности им управлять.

Дух и воля адмирала Рожественского сорвали этот замысел превращения русской эскадры в человеческое стадо, и пока эскадра считала, что именно Адмирал командует ею, она как единый организм непреклонно рвалась на север во Владивосток, курсом норд-ост 23°, грозно отвечая сильнейшему врагу залпами из всех уцелевших орудий. Здесь уже ничего не могли поделать и мировые манипуляторы.

Но вот сжигать один русский корабль за другим они могли. Это материально, это им по силам.

То, что автором новой концепции был отнюдь не адмирал Того, видно по его маловразумительному поведению в бою, присущему исполнителям чьего-то навязанного замысла. Волнение Того понятно, поскольку не был еще апробирован способ борьбы, когда не проникновение снарядов внутрь корабля, а выжигание его поверхности плюс гидравлические удары вызывали шоковую реакцию как самого корабля — расхождение бронеплит, вылетание клепок, неустранимую и непонятную течь, разрушение всей периферии, так и его личного состава, который просто не могли подготовить к случившемуся при Цусиме.

Не приняв участия в битве, в выигрыше при Цусиме остался тот, кто смог настоять на испытании и применении в бою этого нового и смертельно опасного — не только для противника — оружия в знаковом сражении войны.

И гораздо более похоже и вероятно, что этот «настаивающий» или «сумевший настоять» был из числа английских специалистов, строивших, курировавших и перевооружавших японский флот. Ведь для «англосаксов» победа над Россией была: во-первых, гораздо важнее таковой для Японии, а во-вторых, они могли заставить пользоваться своего союзника опасным для него самого оружием. Прослеживается, как и в бою при Шантунге, то же желание заставить командование Соединенного флота воевать до последнего японского броненосца и японского матроса за «англо-американские» интересы.

Злость, которая, естественно, накапливалась у адмирала Того в процессе общения с высокомерными, не дорожащими ни Японией, ни японским флотом, ни японским матросом «специалистами», должна была наконец вырваться бесконтрольно и обратиться на первый же находящийся в сфере ее досягаемости объект. Таковым оказался русский броненосец под флагом Командующего 2-й эскадрой Вице-Адмирала Рожественского.

Злость эта многократно усугублялась тем, что в завязке боя он — адмирал Того — был поставлен этим обреченным на гибель русским адмиралом на очевидный, прежде всего для самого Того, проигрыш эскадренного боя в рамках известных им обоим правил. И вся ярость неприятельского огня обрушилась на флагманский броненосец русской линии «Князь Суворов». Вот что говорит об этом немец Франк Тисе. 

Его можно только уничтожить

«Скорость японского огня втрое превышала русскую. И хотя огромное количество снарядов пролетало мимо, огонь японцев был необычайно эффективен. А Того требовал увеличить его еще и еще, пока русские не будут залиты этим яростным потоком огня и стали. “Суворов” по-прежнему возглавлял эскадру, и прежде всего следовало вывести из строя его, чтобы лишить русский флот руководства своего Адмирала. Иначе Того не мог быть уверен в победе.