А сейчас вернемся в Дакар. Там для полного счастья еще немецкие угольщики права качать стали. 

Сообщите порты

«Гамбург-Американская линия» запретила своим угольщикам следовать за эскадрой и потребовала, чтобы пароходам были сообщены порты, куда собирается заходить эскадра, чтобы те могли заранее туда приходить. Рожественский сообщил в Петербург, что таких портов, которые могли бы быть указаны как места для погрузки угля, по пути эскадры нет и что все колониальные власти Африки предупреждены своими правительствами не допускать его эскадру в пределы территориальных вод.

Адмирал просил правительство повлиять на «Гамбург-Американскую линию», чтобы та разрешила своим пароходам следовать за эскадрой и в хорошую погоду снабжать ее углем в море при помощи баркасов.

Перед самым уходом из Дакара Рожественский получил телеграмму из Главного Морского Штаба, который уведомлял его, что три японских крейсера готовятся напасть на эскадру по «западную сторону Малайского архипелага». По утверждению ГМШ, эти крейсеры держатся у Коломбо и снабжены минами заграждения. Кроме того, сообщал ГМШ, японцы знают место рандеву наших эскадр в Индийском океане.

Об очередном «поражении» Куропаткина на реке Шахэ, о 1-й эскадре, о Порт-Артурc и Владивостоке Адмирала информировать нужным не сочли. Настроение, небось, не хотели портить.

3 ноября эскадра покинула Дакар и, следуя за «Суворовым», пошла через Гвинейский залив к наименее исследованным берегам Экваториальной Африки. Жара становилась нестерпимой. В адмиральском помещении температура доходила до 45°С. Матросы спали на верхней палубе. Некоторые офицеры, купив на берегу циновки, также спали наверху. Даже на раскаленной палубе все-таки было более прохладно, чем в страшно душных каютах.

В письме к жене Адмирал писал:

«Плывем так, как и предполагал. Ежедневно 3–4 остановки из-за поломок на разных кораблях, так что, расходуя уголь на столько котлов, чтобы иметь 250 миль в сутки, мы в действительности продвигаемся всего миль на 200…

Плавание осложняется тем, что нельзя оторваться от берега (чтобы всегда иметь пристанище для погрузки угля), а берега низменны. Карты не точны: замеры лотом показывают глубину 60 сажень, а на карте отметка 2000 сажень… А приткнуться броненосцу здесь, вдали от всяких портовых средств, равносильно полной гибели.

Такие глубокосидящие суда, как наши, никогда не подходили к этим берегам, а броненосцы линейные и вообще этим путем никогда не плавали, так что я при каждом приближении к берегу нахожусь в смертельном страхе, хотя и принимаю всевозможные предосторожности. В общем, нам пока очень везет»^{170}.

На этом переходе Адмирал не сходил с мостика и буквально не отрывался от бинокля. На мачте «Суворова» то и дело поднимались сигналы с замечаниями кораблям, нарушавшим строй. 13 ноября флагманские и корабельные штурманы на «Суворове» обнаружили, что из-за неуточненного течения они ошиблись в расчетах и проскочили 30 миль на юг от устья реки Габун, куда направлялась эскадра.

При этом без традиционного праздника Нептуна, поскольку не заметив пересекли экватор и перемахнули в южное полушарие. «Суворов» развернул эскадру на север, снова пройдя экватор (праздновать решили на обратном пути), привел в 18:00 эскадру к устью реки Габун, встав на якорь вне территориальных вод Франции.

Обрадованный этим обстоятельством вице-губернатор прибыл на «Суворов» с «массой цветов и добрых пожеланий. Видимо, глубоко счастлив, что мы не вошли в реку… в Libreville проживает английский консул, который не упустил бы случая снова завопить о нарушении нейтралитета… И это — союзники!..»^{171}

17 ноября Адмирал получил через адмирала Авелана предупреждение английского правительства о том, что в районе порта Дурбан на юге Африки работают флотилии английских рыбаков, а потому крайне нежелательно повторение Гулльского инцидента.

На эту телеграмму Рожественский ответил нешифрованной, то есть доступной для чтения на всех промежуточных станциях телеграммой, которая гласила, что суда дурбанских рыбаков, пытающиеся прорезать строй эскадры или вообще приблизиться к ней на дистанцию минного выстрела, будут беспощадно уничтожены, о чем он попросил уведомить английское правительство для сообщения надлежащих инструкций рыбакам. После этой телеграммы на пути русской эскадры никто больше рыбку ловить не пытался.

Затем Адмирал был извещен ГМШ, что его встретит португальский пароход с войсками. Полагая, что пароходом будет передано какое-то важное сообщение, Адмирал решил идти в бухту Грейт-Фиш-Бей — единственную на побережье Африки крупную португальскую бухту, доступную для кораблей с большой осадкой, где португальский пароход мог рассчитывать соединиться с эскадрой.

И снова ни слова о положении на сопках Маньчжурии и в Порт-Артуре.

18 ноября в 16:00 по сигналу с «Суворова» эскадра стала сниматься с якоря. «Суворов» вел эскадру дальше вдоль неведомых берегов Экваториальной Африки.

По сигналам с флагмана корабли перестраивались, совершая различные эволюции. С офицерами и матросами постоянно проводились занятия по повышению боевой подготовки. Из-за отсутствия сведений с театра боевых действий у офицеров флагманского корабля, да и всей эскадры, создавалось впечатление, что, выпихнув эскадру из Балтики, ее судьбой совершенно перестали интересоваться и она уже забыта.

Это действовало угнетающе. 

Лучше бы было так!

Но сейчас, через 100 лет, можно с определенностью сказать: лучше бы было так! Пусть бы забыли. В феврале зато во Владивостоке бы были. В целости! А если бы Того по дороге сунулся без ремонта и с шимозой обыкновенной — его сложности.

В кают-компании «Суворова» постоянно обсуждался вопрос о том, каковы результаты переговоров о предполагаемой покупке Россией чилийских и аргентинских броненосных крейсеров, которые, по замыслу, должны были усилить линейное ядро эскадры.

На одном из обедов в кают-компании, на котором присутствовал Адмирал, священник броненосца отец Назарий обратился к Рожественскому с вопросом, есть ли надежда на присоединение этих крейсеров к эскадре. Рожественский, зная, что с приобретением крейсеров ничего выйти не может в принципе, резко ответил священнику: «Тот, кто распускает слухи о покупке этих крейсеров, повторяет наглую ложь!»

Жара спадала, по ночам даже было холодно, вахтенные стали надевать тужурки. Перемена климата не прошла бесследно: на «Суворове» три офицера простудились. Стояла облачная погода, юго-восточный пассат, дующий из Антарктиды, развил крупную зыбь.

Около полудня 23 ноября «Суворов» привел эскадру к бухте Грейт-Фиш. У входа в бухту мотались на зыби точные, как хронометр, немецкие угольщики. Оказалось, что немцев выгнала из бухты, угрожая открыть огонь, португальская канонерская лодка. В 13:30 «Суворов» и остальные корабли встали на якорь у входа в бухту и немедленно к борту флагманского броненосца подошла португальская канонерка «Лимпомпо» с одной 6 5-мм пушкой и двумя митральезами. Ее командир поднялся на борт «Суворова» и потребовал, чтобы эскадра немедленно ушла из португальских территориальных вод. Рожественский очень вежливо и совершенно спокойно разъяснил португальцу, что от любого из берегов, принадлежащих Португалии, корабли отстоят на расстояние более 3 миль, т.е. находятся в нейтральных водах. Португалец продолжал настаивать на уходе эскадры, угрожая применить силу.