— Андреас… — несмело позвал он с балкона, — Андреас, ты здесь?..

— Нет его! — ответил грубый голос снизу.

— Слава Осирису! — выдохнул старик, — Успели!

— Ты дурак, Фарн! — захохотал снизу тот же голос, — Твоего Андреаса вообще нету! Я отправил его не на сто, и даже не на тысячу, а больше, чем на полторы тысячи лет вперёд! Вряд ли он вообще выживет! А если выживет, то явно опоздает к выполнению своей миссии! А-ха-ха! Ха-ха-ха! Ты проиграл, Фарн! Ха-ха-ха!

Гулкий, наглый хохот, казалось, разносился со всех сторон, отражаясь эхом от стен притихшего храма.

— Нишвахтус?! — занемевшими губами, еле выговорил Фарн, — Ты?! Ты посмел…

— Да! — довольный, сытый хохот казалось, ввинчивался прямо в мозг, — Да, я сделал это! Да, я посмел! И мы ещё посмотрим, кто из нас, в конце концов, окажется прав!

Рядом с Фарном что-то пробормотал Решехерпес, похоже, вручая свою бессмертную душу Ба на суд Осириса, и Фарн услышал, как упало тело на плиты зала. Старик Решехерпес не выдержал удара судьбы. Хохот усилился. Презренный негодяй и отступник Нишвахтус веселился.

Ещё один жрец, в темноте Фарн не разобрал, кто именно, выхватил ритуальный кинжал и вонзил в своё сердце.

— Будь ты проклят! — не имея сил сдерживаться, закричал Фарн, — Будь ты проклят во веки веков! Будь ты проклят всеми богами, и светлыми и тёмными! Будь ты проклят и в мире живых и в мире мёртвых! Будь ты проклят, Нишвахтус!!!

Ответом старику был только затихающий вдалеке хохот.

Дорогие друзья! Авторы планируют выкладывать каждую очередную главу по мере готовности, примерно раз в пять-семь дней. У вас как раз будет достаточно времени, чтобы прокомментировать нашу работу!

[1] …клепсидра отсчитала ровно одну минуту… Любознательному читателю: клепсидра — водяные часы. Известна ещё всо времён древних вавилонян и египтян. Употреблялась до XVII века. Использовалась, например, в Риме для определения длины речей ораторов в суде. И, когда определённое законом время заканчивалось, ораторам так и говорили: «Ваше время истекло!».

Надо заметить, что в описываемые в книге далёкие времена не было понятия «минута». Это был слишком короткий отрезок времени, для того, чтобы кто-то додумался его измерять. В данном случае авторы адаптируют слова жреца под современные понятия. Жрец имел в виду, что клепсидра отсчитала всего несколько капель воды.

[2] … и богиня Маат будет взвешивать его сердце. Любознательному читателю: древние египтяне считали, что умирая, человек попадает в подземное царство Дуат, где должен пройти многие препятствия. В конце концов он попадает на суд бога, Осириса, восседающего на троне. Вначале человек произносит клятву, перечисляя, что не совершил ничего из списка сорока двух грехов. Затем боги Тот и Анубис кладут на весы сердце умершего. На другую чашу богиня Маат кладёт страусиное перо. Если сердце умершего чисто, то оно оказывается легче пера. И его ждёт награда. Если сердце переполнено грехами и тяжелее пера, то являлся страшный зверь Амат, пожиравший грешника и тем самым, прекращая его существование.

Путь в тысячу ли начинается с первого шага.

Лао-Цзы.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 16.07.1410 года.

У колодезного сруба я подхватила вёдра и, под пристальным взглядом охранника, заторопилась к воротам. Конечно, неудобно, когда путь к колодцу открывается в строго определённые часы, но, как говорится, со своим уставом…

Из под чепца выскользнула чересчур наглая прядка волос. Я дунула на неё, но безрезультатно. Она и не подумала залезать обратно под чепец.

— Ну ж, я тебя! — подумала я, — Будешь у меня знать, как своевольничать!

Вёдра оттягивали руки, но я не обращала на них внимания. Вот ещё! Поболят-поболят и перестанут. Это в первые дни послушничества любая работа в монастыре мне казалась трудной и к вечеру я уставала, словно на мне рыцарь в полном доспехе скакал. А теперь, более чем через год, уже привыкла.

— Тебя матушка-настоятельница искала! — шепнула, присоединившаяся по пути сестра Агнесса, — Искала, да не нашла.

— А что меня искать? — удивилась я, и ещё раз попыталась сдуть прядку волос, падавшую на правый глаз. Опять безуспешно. И руки, будь они неладны, заняты, — Что меня искать, если матушка сама благословила меня сегодня на кухне помогать?

— Ну, не знаю! — сестра Агнесса слегка передёрнула плечами. Она часто так делает, когда не знает, что сказать; если честно признаться, сестра Агнесса особым умом не блещет, — Ну, не знаю! Может, и не искала. Главное, меня послала сказать, чтоб ты после вечерни к ней зашла.

Зайти к матушке?! О, господи! Я взволновалась. Неужели?.. Неужели кончится мой срок послушничества и матушка назначит дату пострига?

Если кто не знает, стать монахом или монашкой не так-то и просто. Абы кого и как попало не берут. Сперва ты должна поработать на монастырь года три трудницей. Потом, если эти трудности не отвратили тебя от монастырской жизни, ты становишься послушницей. И, может быть, ещё года через три, монастырское руководство призовёт тебя к монашескому служению. Тогда, когда почувствует, что ты духовно созрела и сочтёт твой постриг нужным.

Мне повезло. Ко мне особое отношение. Я из очень знатной семьи. И матушка смотрит на меня по-особому. Трудницей я пробыла всего месяца три-четыре, и уже стала послушницей. Нет, мне не подсовывали лёгкую работу, просто сократили срок трудничества. Может, теперь речь о том, что сократится срок послушничества? Господи, вот хорошо бы было!!!

И всю вечернюю службу мой разум был занят предстоящим разговором. Нет бы о духовном, о благостном, о божественном — так нет же! Что скажет матушка и что отвечу я. В общем, когда вечерня кончилась, я осталась собой недовольна. Молитва — она не для посторонних мыслей. Она для души, для разговора с Богом. А я, считай, эту молитву пропустила.

— Ничего! — подумала я, — После разговора с матушкой, я ещё раз помолюсь, отдельно, в своей келье. Уже как следует: вдумчиво, трепетно, с чувством. Авось Господь простит мне мою теперешнюю рассеянность.

С такими чистыми помыслами я и переступила порог кельи матушки-настоятельницы.

— Катерина? — оглянулась через плечо матушка Терезия, наблюдавшая что-то в окно на дворе, — Сядь, девочка, я хочу поговорить с тобой.

Я послушно села в одно из двух кресел, стоящих в келье настоятельницы, скромно сложив руки на коленях. Вот я какая примерная девочка! Можно сказать, готовая монашка. Только постриг совершить. Матушка села в кресло напротив и внимательно посмотрела мне в глаза. Я взгляда не отвела, глядела чисто и ясно. Матушка вздохнула.

— Не передумала? — прямо спросила она.

— Нет! — горячо выдохнула я, — Ни за что!

— Глупости, — буркнула матушка, — Девка на загляденье, кровь с молоком, а выбрала себе уход от мира! Зачем оно тебе? Охохонюшки! Ладно, давай поговорим ещё раз. Разберём снова всё по порядку.

— Опять?! — не сдержалась я, — Опять будете душу буравить? Ну, зачем же, зачем?! Чай, не маленькая девочка, семнадцать лет уже, как-никак, понимаю, что к чему. И выбор мой сделан вполне осознанно.

— Опять, — согласно кивнула головой матушка, — И буду буравить снова и снова. Пока до твоего разума не доберусь. Если он есть, хотя бы в костном мозге!

— А вдруг насквозь пробуравите, а разума так и не найдёте? — сдерзила я и раскаянно потупилась. Не следует так с матушкой разговаривать. Не заслужила она дерзостей. И уж, особенно, с моей стороны. Она ко мне всегда была добра.

— Сначала надо пробуравить, а там разберёмся, — проворчала, не поддавшись на мою дерзость, матушка Терезия, — Так-то ты безмозглой не выглядишь… что странно! Ну, хорошо. Давай ещё раз…

Сотворил Господь всемогущий Адама, по образу и подобию своему… Так? А потом из ребра его сотворил Еву. А потом сказал им: «Плодитесь и размножайтесь!». Что это значит? Это значит, что у каждого человека на Земле есть своя пара! И должны они воссоединиться, чтобы выполнить завет Божий. Понимаешь? Завет Божий! Мужчина без женщины не вполне образу Божию соответствует, и женщина без мужчины тоже. А вместе образуют единую душу и единую плоть.