— Шарик? В смысле, Шарир так быстро подобрел?! А можно его погладить?..

— Не знаю, — признался я, — Меня он признал, а как относится к окружающим…

Девушка мягким, плавным движением потянулась к переносице коня. Шарик оскалил зубы. Рука замерла на полпути и опустилась вниз.

— В другой раз! — уверенно заявила Катерина, — Когда я раздобуду яблоко. Ничего! Из моих рук ещё ни один конь не уходил!

И почему-то посмотрела на меня. Эльке хихикнула. Я заметил, она вообще, живая и смешливая девушка.

— По коням! — раздалась команда брата Марциана, — Отдохнули, хватит! Едем дальше! По коням!

Возле кареты опять, словно из-под земли, появился брат Лудвиг, протягивая руку для помощи, но на этот раз Катерина проигнорировала его жест. Плавно поднялась по ступенькам сама, а за ней юркнула Эльке, захлопывая дверку и отрезая пути возможным кавалерам. Почему-то я почувствовал прилив злости. Да такой, что одним прыжком оказался в седле.

— Шарик? Едем! И это, давай-ка разомнём ноги! Мне хочется, чтобы меня ветерком обдуло!

— Да, легко! — ответил Шарик.

Не вслух, разумеется. Просто он стриганул ушами и припустил во всю мочь своих конских копыт. Так, что мне пришлось вжаться в седло. С полверсты туда, да полверсты обратно, и я почувствовал, что мне полегчало. И мы опять перешли на мелкую рысь.

Путешествия развивают ум, если, конечно, он у вас есть.

Гилберт Честертон.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург — Старогард, 20.09.1410 года.

Так мы и двигались, неторопливой, размеренной рысью, примерно через каждые два часа делая небольшие привалы. Пару раз, как-то хитрым способом рассчитывая время, крестоносцы останавливались и, не мудрствуя лукаво, втыкали перед собой обнажённые мечи. Получалось вроде крестов. Рыцари возносили общие молитвы, и при этом к нам присоединялись все остальные, в строгой иерархии: впереди рыцари, позади них — Катерина, позади — оруженосцы, далее — Эльке и мужики-кучеры. Что любопытно, ни разу оруженосцы не попытались создать собственные «кресты» из мечей, хотя меч был у каждого. Нет, только рыцарские «кресты» служили нам вместо иконостаса.

Короткая молитва, и мы ехали дальше.

Ближе к полудню довольно скудно перекусили. Попросту, прямо на земле, чуть в стороне от дороги, расстелили чистую тряпицу, на неё порезали ломтями хлеб, положили куски вяленого мяса, немного зелени, вот и весь «обед». Запивали всё обычной водой из ближайшего ручья. Обоим девушкам отнесли то же самое в карету, на чистом полотенце. Минут через десять выскочила рыжая Эльке и вернула пустое полотенце с изъявлениями благодарности от лица своей хозяйки. И опять — по коням.

Так и ехали, а я всё размышлял, почему так получилось?

Ну, ладно, выпнул меня фон Плауэн из замка. Я сам так подстроил, чтобы он меня выпнул. Это хорошо, это правильно. Но почему вместе со мной оказалась Катерина? Почему фон Плауэн, язвительно прищурившись, цедил через губу: «Если на Шарире ехать не сможет, пусть едет в карете»? Не знал про Катерину? Ой, вряд ли! Почему-то не верится мне в его неосведомлённость. Он хотел, чтобы мы с Катериной оказались вместе. Почему? И ещё. Я вспомнил, откуда я знаю брата Лудвига. Точнее, не знаю, и даже не видел его до посольства. Но слышал. Я слышал его, когда он первым крикнул из рядов крестоносного войска «Ура фон Плауэну!». Я тогда ещё подумал, что Великий магистр его подкупил, чтобы он так крикнул. А теперь он едет с посольством и клеится к Катерине. Иначе, почему он постоянно ошивается возле кареты? Вон, и сейчас маячит в непосредственной близости. Короче, что за театральное представление здесь разворачивается с моим участием, в котором мне не удосужились объяснить мою роль?!

Постепенно местность менялась. Уже начали попадаться целые поля, только наполовину сожжённые деревушки, целые или едва тронутые огнём рощицы… Несколько раз к посольству выбегали измождённые люди и падали на колени, молча протягивая к нам исхудавшие ладони. Брат Марциан ни разу не задержался. Каждый раз, проезжая мимо, он бросал только одну фразу:

— Продержитесь ещё немного! Брат каштелян уже рассылает помощь по округе!

И ехал дальше, провожаемый голодными взглядами.

— Брат каштелян и вправду рассылает помощь? — негромко уточнил я, когда мы отъехали подальше.

— Откуда мне знать? — вскинул на меня холодный взгляд брат Марциан, — Но если я не ободрю этих людей, если у них не будет надежды, они умрут. Они живут одной надеждой. Пусть живут. Они нам живые нужны. А помощь… вообще говоря, должна быть помощь. Вот только когда… это вопрос!

И брат Марциан гордо вытянулся в седле, завидев на дороге ещё двоих страждущих.

Когда солнце начало клониться к вечеру, мы завидели вдали небольшой городок.

— Старогард! — слегка привстал в стременах брат Марциан, — Там и заночуем!

— Вроде рано… — подал голос брат Лудвиг, случайно оказавшийся рядом с нами, — Мы можем ещё много успеть…

— И заночевать в поле? — усмехнулся брат Марциан, — В разорённом краю, где кишат мародёры? С полной телегой продуктов? Отличное решение, ничего не скажешь!

Брат Лудвиг смутился и опять вернулся на обычный свой пост, поближе к карете.

Поля сменялись полями, появлялись и пропадали на пути небольшие деревеньки, а я всё размышлял про ту странную ситуацию, в которую влип. И вот что пришло мне на ум.

Катерина не может интересовать фон Плауэна. Никак. Она из другого братства и вообще из женского монастыря. Его может интересовать я. Точнее, его обязательно интересую я. Поэтому, можно считать твёрдым фактом, что ко мне приставили наблюдателя. Соглядатая. Брат Лудвиг? Боюсь, что брат Лудвиг не единственный человек фон Плауэна. Очень может быть, что все они поставлены следить за мной. Но к Катерине пристаёт только брат Лудвиг. Остальные вежливо держатся в сторонке, сохраняя рамки приличия. Что это значит? Провокатор? Его задача вывести меня из равновесия, чтобы я его оскорбил, а потом вызвать на дуэль? Повторим вопрос: а так ли нужно фон Плауэну, чтобы я доехал до папы римского живым? Что он приобретает и что он теряет? Ничего. Я ему вообще не нужен. Я досадная помеха в его карьере. Если не одно «но». Если я вдруг понадоблюсь для политической игры папе римскому. Если ему срочно понадобится кто-то, кого можно объявить посланцем Господним. Ангелом. И кто ему такого посланца так вовремя направил? Де ещё сопровождаемого живыми свидетелями разнообразных «чудес», явленных зримо и вещественно? Великий магистр фон Плауэн! Если же папе римскому я окажусь не нужен, то я не нужен и магистру. Первый вывод: задача брата Лудвига выводить меня из равновесия, но не настолько, чтобы вспыхнула дуэль. Дуэль будет на обратном пути, если папа меня ангелом не признает. Тогда точно будет дуэль! К авгуру[1] не ходи!

Следствие из первого вывода: брат Лудвиг будет приставать к Катерине всё больше и больше, до тех пор, пока я не сорвусь и не сделаю глупость. А если Катерина не устоит? Если клюнет на благородные манеры юного рыцаря? Для брата Лудвига это означает, ни много ни мало, нарушение клятвы крестоносца! То есть, клятвопреступление. А это очень серьёзно. Как минимум, это грозит серьёзным наказанием. К примеру, год ношения власяницы. Знаете, что это такое? Это такая длинная рубаха из жёсткой, колючей, верблюжьей шерсти. Носится на голое тело, под одеждой. И постоянно колет беднягу острыми кончиками, побуждая к непрерывным размышлениям о смирении и кротости. Вы никогда не носили власяницу под доспехами? Попробуйте! Незабываемый опыт! Когда нельзя даже почесаться, а когда потеешь, боль бывает просто невыносимой. Я не пробовал, но мне брат Гюнтер рассказывал. Я проникся. Почему же брат Лудвиг, не страшась наказания, так поступает?

Неверно поставлен вопрос. Надо спросить: ради чего он так поступает? И тогда ответ очевиден. Я прямо слышу, как фон Плауэн негромко нашёптывает неискушённому юноше: