Потому что ты и есть посторонний.

Я пытаюсь стряхнуть с себя это чувство и сесть в машину, но не могу сдвинуться с места.

Часть меня хочет пойти с ними. Это небольшая часть, но, тем не менее, часть, и она чертовски меня пугает. Поэтому я делаю то, что умею лучше всего.

Я бегу.

Я изо всех сил стараюсь придерживаться «трезвых» занятий, таких как ранний обед в магазине сэндвичей или покупка новой книги в магазине, но ничто не облегчает давление в моей груди.

Поездка в один из туристических баров на другом конце города остается размытым пятном в моей памяти, как и вся водка с тоником, которую я выпил, чтобы притупить свои эмоции.

Это слишком для ограничения себя.

Я старался изо всех сил, но я бессилен, когда дело доходит до алкоголя и контроля над собой в условиях сильного стресса. Только когда мое зрение затуманивается, а голова успокаивается, я, наконец, чувствую себя непринужденно.

Никаких мыслей о Лане.

Никаких мыслей о Ками.

Больше никаких мыслей о том, какой могла бы быть моя жизнь, если бы я не облажался шесть лет назад.

Только я, ровный ритм музыки, льющейся из динамиков, и алкоголь, чтобы решить мои проблемы.

Мой мир выглядит так, будто кто-то наклонил его под углом сорок пять градусов. Я спотыкаюсь, вылезая из машины и умудряюсь пройти по подъездной дорожке к дому, не упав лицом вниз. Мне требуется три попытки, чтобы открыть входную дверь. Внутри дома кромешная тьма, и я спотыкаюсь о собственные ноги.

Я врезаюсь в стену, но стена на самом деле представляет собой стол, который качается под моим весом, прежде чем упасть назад. Что бы ни было на поверхности дерева, оно разлетается вдребезги, и эхо усиливает ужасающий звук.

Я вздрагиваю.

— Дерьмо, — я стою в темноте, боясь того, что могу обнаружить, если включу свет.

Если бы я мог найти выключатель.

Как будто дом читает мои мысли, лампа загорается надо мной. Цветы всех цветов, форм и размеров разбросаны по деревянному полу, окруженному тысячами осколков стекла.

— Боже мой, — Лана стоит наверху лестницы. — Нет. Нет. Нет.

— Лана! — я кричу. — Я скучал по тебе!

Я не утонченный человек.

Шокированный взгляд сменяется злым.

— Ты пьян?

Я качаю головой.

— Я выпил достаточно.

— Что ты вообще здесь делаешь? Ты должен оставаться в гостевом доме.

— Я хотел поздороваться, — я поднимаю руку и машу, как полный неудачник.

Она делает глубокий вдох.

— Не двигайся. Позволь мне обуться, прежде чем спуститься туда.

— Я понял, детка, — я отдаю ей честь, что вызывает лишь взгляд, обещающий смерть.

Не знаю, сколько времени ей понадобится, чтобы надеть кроссовки, но я смотрю в стену, задаваясь вопросом, как я оказался в этой передряге.

Лана. Ками. Выпускной.

Я хлопаю себя по лбу.

— Верно. Вот как.

— Я не могу поверить в это прямо сейчас, — Лана хмурится, спускаясь по лестнице. Это только углубляется, когда она оценивает беспорядок, окружающий меня.

Я вздрагиваю.

— Я не хотел ее ломать.

Ее глаза стекленеют, блестя под люстрой. Я ненавижу выражение ее лица почти так же сильно, как молчание, возникшее между нами, когда она смотрит на осколки.

— Я куплю тебе новую. Я обещаю.

— Я не хочу новую. Я хочу эту, — рявкает она.

— Мне жаль, — моя нижняя губа выпирает. Однажды я видел, как Ками сделала это, и это автоматически сработало на Лане, так что, возможно, мне тоже повезет. — Это был несчастный случай.

— Несчастные случаи случаются, но напиться — это твой выбор.

— Ты права. Плохой выбор.

— Но ты все равно продолжаешь это делать. Боже, Кэл. Тебе тридцать три года. Возьми себя в руки, — она указывает на то место, где я стою. — Стой там.

Она исчезает за углом, а через минуту возвращается с метлой, совком и мусорным ведром. Ее гнев подобен огню, высасывающему из комнаты весь кислород, пока я стою там, бесполезный и молчаливый, а она начинает заметать беспорядок в угол напротив меня.

— Кто подарил тебе цветы? — я указываю на смесь полевых цветов, разбросанных по полу. — Это был парень?

Спокойно, Кэл. Она никогда ничего не заподозрит.

Она качает головой и продолжает подметать.

— Я не буду разговаривать с тобой об этом прямо сейчас.

— Почему? Потому что это правда?

— Потому что ты пьян и ведешь себя как ревнивый идиот по отношению к тому, кто даже не имеет для тебя никакого значения.

— А если я ревную?

— А почему?

— Потому что…

— Потому что «что»?

Она стреляет в меня пристальным взглядом.

Я прикусываю щеку, чтобы сохранить последний клочок достоинства после того, как выбросил большую часть его сегодня вечером. Она перестает ждать и на этот раз начинает подметать сильнее, заставляя несколько осколков стекла лететь по деревянному полу.

— Ты даже не удосужился снова пойти на реабилитацию? — спрашивает она после самой длинной минуты молчания. Ее вопрос звучит небрежно, но ее плечи напрягаются, когда она подметает.

Я смеюсь.

— Конечно. Хочешь предположить, чем это закончилось?

Я пытаюсь поклониться, но моя координация сильно нарушена, поэтому я чуть не падаю. На этот раз у меня нет стола, чтобы меня спасти, поэтому я машу руками, пока не восстановлю равновесие.

Жалкий, Кэл. Абсолютно жалкий.

Она смотрит на меня с выражением, которое я не могу понять, учитывая, сколько алкоголя течет по моим венам.

— Я не хочу тебя жалеть, но жалею.

— Это именно то, что каждый мужчина хочет услышать от любимой женщины.

Она моргает один раз. Дважды. Трижды, прежде чем она свяжет предложение вместе.

— И это сигнал, чтобы уложить тебя спать.

— Ты присоединишься ко мне?

Она хватает меня за руку и ведет вверх по лестнице в мою старую комнату, ворча себе под нос по-испански. Мы идем в тандеме к моей кровати. Мой центр тяжести смещается, когда носок кроссовок цепляется за доску, выбивая из равновесия и Лану.

— Упс. Виноват, — я смеюсь.

От ее тяжелого вздоха у меня сжимается грудь. Она ведет меня к кровати без каких-либо других происшествий. Как только моя задница благополучно приземляется на поролоновый матрас, она отступает, но не раньше, чем я хватаюсь за ее запястье.

Я глажу его изнутри, зарабатывая самый тихий вздох.

— Мне жаль.

Она пытается высвободить руку, но я держусь.

— Прекрати говорить это.

— Почему?

— Потому что твои слова имеют значение, а действия обесценивают их.

Моя хватка на ее руке ослабевает, поэтому она пользуется этим и отстраняется от меня. Трещина в моей груди расширяется, обнажая пустоту внутри.

— Отсыпайся, — это последнее, что она говорит перед тем, как дверь моей спальни захлопывается, оставляя меня наедине с демонами, составляющими мне компанию.

Кэл

Я просыпаюсь на следующее утро с головной болью и желанием спрятаться от Ланы после прошлой ночи. В отличие от моего отца, я не пьяница, а дурак, который не может держать рот на замке.

Что еще хуже, я разбил вазу Ланы, а потом заставил ее убирать осколки.

Я набрасываю подушку на голову, чтобы заглушить разочарованный стон.

Тебе некого винить в своем поведении, кроме самого себя.

Дверь в мою комнату со скрипом открывается. Я высовываю голову из-под подушки, ожидая найти Лану в дверях.

— Привет! — кричит Ками.

Моя голова пульсирует в молчаливом ответе.

— Давай использовать наши внутренние голоса.