Я обхватываю себя руками и отворачиваюсь, пряча слезы, текущие по щекам. С последним вздохом Кэл закрывает дверь в свою комнату, оставляя меня в одиночестве. Я подтягиваю ноги к груди и плачу, пока мои глаза не опухают и не начинает казаться, что голова может взорваться.

Я не уверена, как долго я остаюсь в его спальне, рыдая до хрипоты и желая, чтобы Кэл вернулся и сказал, что все это была какая-то больная шутка.

Брэди Кейн входит в комнату с нахмуренными белыми бровями.

— Где Кэл?

Я смотрю на него с залитыми слезами щеками.

— Он ушел.

Морщинистая кожа вокруг его голубых глаз смягчается, когда он рассматривает меня.

— О, Алана, — он притягивает меня в свои объятия. — Мне так жаль. Я думал, что может случиться что-то подобное.

— Как?

Его губы сжимаются.

Еще больше слез вытекает из моих глаз.

— Почему я не была достаточно хороша? — для моего отца. Для Антонеллы. Для Кэла. Мне всегда кажется, что я борюсь со всеми за то, чтобы остаться, в то время как они хотят только одного — уйти.

Он поглаживает меня по спине.

— Это не имеет к тебе никакого отношения.

— А разве нет? Если бы Кэл любил меня, он бы остался. Он бы боролся за нас.

— Сейчас он не может бороться даже за себя, не говоря уже о тебе.

Я покачала головой.

— Я не хотела, чтобы он уходил.

— Любой, кто провел время рядом с тобой, знает это.

Боль в моей груди усиливается.

— Но я заставила его пообещать, что он никогда не вернется.

Его рука движется маленькими, успокаивающими кругами.

— Ты этого хочешь?

Я всхлипываю, прижимаясь к груди Брэди.

— Да? Нет? Я не знаю.

— Все будет хорошо. Я позабочусь об этом.

Только вот я здесь, шесть лет спустя, и все еще чувствую себя плохо.

Теперь все по-другому. Ты уже не та девушка с разбитым сердцем.

Но разве это так? Потому что достаточно одного разговора с Кэлом, чтобы я вспомнила все, что пыталась забыть последние шесть лет.

Изгиб его губ, когда он улыбается мне.

Толчок в груди, который всегда тянет меня к нему, несмотря на годы боли.

Тепло, которое распространяется по телу всякий раз, когда он шутит, угрожая растопить лед, окутавший мое сердце.

Какая-то часть тебя все еще любит его.

Я вскакиваю с дивана и убегаю в спальню, хотя непрошеная мысль преследует меня, как темная, угрожающая грозовая туча.

То, что ты его любишь, еще не значит, что ты будешь влюблена в него вечность, говорит разумный голос.

Правда в том, что какая-то часть меня всегда будет любить Кэла. Невозможно не любить его за два десятилетия совместной жизни, но я никогда не буду влюблена в него — по крайней мере, не снова. Однажды я уже совершила эту ошибку и потеряла свое сердце.

Но в отличие от последнего раза, когда Кэл появился на Лейк-Вистерия, в этот раз все по-другому.

Я — другая.

И ничто из того, что он говорит или делает, не изменит этого.

Кэл

Во время поездки в мотель я рассматриваю сонный городок. Кирпичные здания вдоль Мейн-стрит — те же самые, что и в моем детстве, хотя за прошедшие годы они обновили свою краску, навесы и декор. Все в Лейк-Вистерии знакомо — от магазина, открытого во времена сухого закона, до аптеки, которая не ремонтировалась с пятидесятых годов. Причудливое. Счастливое.

Я не думал, что увижу этот город снова. Поклявшись не возвращаться, я примирился с тем, что никогда не вернусь в то единственное место, которое всегда ощущалось как дом.

Это было не само место, а особый человек, который создавал это ощущение.

Хотя Лейк-Вистерия и его триста жителей были теплыми и гостеприимными, Лана Кастильо была единственной причиной, по которой я возвращался в этот городок на берегу озера каждое лето.

По крайней мере, до тех пор, пока она не заставила меня пообещать никогда не возвращаться.

По уважительной причине.

Моя грудь напряглась. Я проношусь мимо магазинов в конце дороги и сворачиваю налево к мотелю, вдохновленному мотелями вдоль трассы 66, со светящейся вывеской, рекламирующей телефоны, цветное телевидение и кондиционеры. Я как будто перенесся в то время, когда женщины еще не имели права голоса.

Потрясающе.

Гул от старинного неонового света заполняет тишину, когда я выхожу из машины и иду к офису в нижнем углу мотеля.

Женщина, которую я, кажется, раньше не встречал, одаривает меня злобным взглядом и дает металлический ключ от самой грязной комнаты в этом месте, и я уверен, что это было сделано специально. Если бы не мини-холодильник с приличным выбором алкоголя, я бы вообще отказался от этого травмирующего опыта. Я выливаю последнюю порцию водки из своей фляжки, прежде чем достать из холодильника лучшую мини-бутылку водки.

Я склонен принимать неверные решения, когда нахожусь под давлением. Решения, которые обычно приводят к тому, что я напиваюсь до такой степени, что забываю причину, по которой вообще начал пить. Это дерьмовый механизм преодоления, но у меня обычно есть только два способа: пить маленькими глотками из своей фляжки в течение дня, чтобы унять беспокойство, или напиваться, потому что не могу бросить пить. Последнее обычно случается лишь раз или два в неделю в зависимости от стресса, но, когда это происходит, я выхожу из строя.

Я чувствую своими костями, что этот вечер будет одним из таких. В последней попытке остановить приступ паники я звоню Айрис.

— Привет. Как дела? — от зевка Айрис в динамике раздается треск.

Я всегда могу рассчитывать на то, что моя невестка ответит на звонок в любое время дня и ночи. Это может свести с ума моего старшего брата, но Айрис была моей лучшей подругой задолго до того, как меньше года назад стала женой Деклана, так что у меня эксклюзивные привилегии.

— Сейчас я остановился в мотеле, где произошло убийство. Буквально, — я закрываю глаза, как будто это может стереть воспоминания о пятнах на ковре.

— Что случилось с ночевкой в доме у озера?

— Оказывается, дедушка забыл упомянуть, что Лана все еще живет там.

— Ты говоришь о Лане?

— Единственная и неповторимая. Поворот сюжета: у нее есть ребенок, о котором я даже не подозревал, — я пригубил оставшийся глоток водки из мини-бутылки.

С каких пор выпивка решает все твои проблемы?

Я не пытаюсь их решить. Я пытаюсь их заглушить.

Айрис втягивает воздух.

— Когда ты в последний раз занимался с ней сексом?

— Примерно когда она забеременела — плюс-минус месяц, наверное. Я не доставал календарь и не спрашивал день рождения ребенка, пока Лана не выгнала меня.

— Подожди. Ты не знаешь, твой это ребенок или нет?

— Когда я попытался уточнить, она была не очень-то в настроение говорить об этом.

Айрис ругается себе под нос.

— Ребенок похож на тебя?

— Ее волосы немного темнее, но глаза идентичны моим.

Она задыхается.

— Это девочка?

— Сюрприз, — я бросаю бутылку в сторону мусорного ведра, но благодаря моему хреновому прицелу она приземляется в футе от него. Не зря я играл в хоккей, а не в баскетбол, и это как раз доказывает это.

— Не надо пока волноваться. Ты даже не знаешь, твой ли это ребенок.

— Лана не слишком хорошо отнеслась ко мне, когда я намекнул, что он может быть моим, — предложить такое было не самым лучшим моим решением. Как и мой комментарий о том, что она переспала с кем-то слишком быстро после нашего разрыва, но я позволил своим эмоциям взять верх.