РАСТИТЕЛЬНОСТЬ Дождь не просто образует линии связи между землей и небесами, существуют связи другого рода, они менее прерывисты и гораздо крепче сотканы, и даже ветер, который колышет эту ткань, не в состоянии ее унести. Если порой, в иное время года, и удается ему оторвать от нее какие-то лоскутки, чтобы закружить их в вихре, в конечном счете оказывается, что он ничего не развеял. Если вглядеться поближе, замечаешь, что ты — у одной из тысяч дверей в огромную лабораторию, которая вся ощетинилась гидравлическими аппаратами, куда более ложными, чем обычные дождевые колонны, и обладающими изначальным совершенством: реторты, и фильтры, и сифоны, и перегонные кубы одновременно. Эти аппараты встают на пути дождя, прежде чем он достигает земли. Они встречают его множеством чаш, в огромном количестве расположенных на разных уровнях, на большей или меньшей глубине, и дождь переливается из одних чаш в другие, и так до самых нижних, откуда уже наконец орошается почва. Так они по-своему замедляют ливень и долго хранят его влажность и его благодатность для почвы — после исчезновения метеора. Только они одни обладают властью — заставить сверкнуть на солнце формы дождя, другими словами — выявить с точки зрения радости те основы, которые, будучи поняты слишком буквально, быстро окажутся в лапах печали. Любопытное ремесло, загадочные натуры. Они растут в высоту, по мере того как идет дождь, но с большей, чем он, размеренностью, с большей скромностью и, благодаря накопленной силе, даже тогда, когда дождь миновал. Наконец, можно найти еще воду в колбах, которые они образуют и несут с краснеющей любовью, — мы зовем эти колбы плодами. Такова, кажется, физическая функция этого своеобразного ковра, который обладает тремя измерениями и который получил наименование растительности из-за других своих свойств, в частности, из-за той жизни, которая его одушевляет. Но прежде всего мне хотелось бы вот что отметить: хотя способность осуществлять свой собственный синтез и возникать неожиданно там, где их и не просят (даже среди мостовых Сорбонны), роднит растительные аппараты с животными, то есть с бродягами всякого рода, тем не менее в разных местах они образуют прочную ткань, и эта ткань принадлежит мирозданию как одна из его основ. АНРИ МИШО Анри Мишо(род. в 1899 г.). — Уроженец Бельгии, поэт, живописец и музыкант, Мишо, несмотря на формальную верность сюрреализму, стоит во французской литературе XX в. особняком: его творчество не вмещается ни в какие рамки, не поддается никакой классификации. Меткие и точные наблюдения он приносит в жертву безудержной игре фантазии, а диковинные нравы и занятия своих героев, невообразимую флору и фауну вымышленных стран описывает с наукообразной дотошностью. Откровенное издевательство над скудоумием мещанина соседствует у него с добровольным отказом от здравого смысла, тонкая и умная ирония — со зловещим «черным юмором». Необычна и форма его сочинений, больше всего напоминающая раешник: то ритмизированная и оснащенная рифмами проза, то почти лишенный ритма и рифмы стих. Основные сборники: «Кем я был» (1927), «Мои владения» (1929), «Некий Плюм» (1930), «Ночь шевелится» (1934), «Лицом к засовам» (1954), «Великие испытания духа» (1966). Стихи А. Мишо (в переводе В. Козового) вошли в сборник «Из современной французской поэзии», выпущенный в 1973 г. издательством «Прогресс». ПЕЙЗАЖИ Перевод В. Козового Пейзажи мирные или унылые. Пейзажи странствия по жизни, а не виды поверхности земной. Пейзажи Времени, текущего лениво, почти недвижно, а порою будто вспять. Пейзажи лохмотьев, исхлестанных нервов, надсады. Пейзажи, чтоб прикрыть сквозные раны, сталь, вспышку, ело, эпоху, петлю на шее, мобилизацию. Пейзажи, чтобы крики заглушить. Пейзажи — как на голову натянутое одеяло. НА ПУТИ К СМЕРТИ Перевод В. Козового На пути к смерти Моя мать повстречала громадный торос| Мать хотела шепнуть… Но было уж поздно; Громадный ватный торос. Мать взглянула на нас — на меня и на брата — И заплакала. Мы сказали ей — совершенно нелепая ложь, — что мы всё хорошо понимаем. И она улыбнулась прелестной, совсем юной улыбкой, Улыбкой, в которой была она вся, — Такой милой улыбкой, почти шаловливой; Потом ее скрыла Тьма. СТАРОСТЬ Перевод В. Козового Вечера! Вечера! Сколько их — за единое утро в отместку! Разбросанные островки, обломки, тающие угольки… Ложишься скопом в постель — распад неотвратимый! Старость, старость, воспоминанья: арены тоски! Ненужные снасти, неспешная разборка! Итак, нас уже выпроваживают! Взашей! Взашей толкают! Свинец падения, туманы позади… И бледная струя несбывшегося Знания. МОРЕ Перевод М. Кудинова Бесконечное море — вот что мне дорого, вот что я знаю. В двадцать два года я город покинул и стал моряком. На палубе, в трюме — повсюду кипела работа. Я был удивлен. Мне раньше казалось, что на корабле Только смотрят на море. Все время смотрят на море. Началась безработица, и моряки с кораблей уходили. Я тоже ушел. Ничего не сказал я: во мне было море и вечно вокруг меня море. Да! Но какое? На это мне было бы трудно ответить. ЖАК ОДИБЕРТИ Жак Одиберти(1899–1965). — Поэт, романист и драматург. Его жворчество, включающее в себя все богатство поэтических жанров — от филоеофеко-эпической поэмы до простой лирической песенки, — это неистощимый каскад ритмов, размеров, синтаксических и фонетических находок, фейерверк бесконечно разнообразных, но подчас лишенных глубины образов. Основные сборники: «Род людской» (1937), «Бочки семян» (1941), «Новое начало» (1942). «Стена изогнута, как подсказала карта…» Перевод Э. Ананиашвили Cтeнa изогнута, как подсказала карта, — По замыслу Вобана [229]или Бонапарта. В ограде — замок, храм, дома и с двух сторон Две башни. С насыпи, врисованный, как в фон, В сияющую гладь марины [230]монотонной — В обманчивую синь над чашею бездонной, Наш город кажется мне золотой горой, И башни — символами мощи, а порой Лишь парой костылей существ не нашей стати… Одна ведет на штурм воинственные рати, Другая тихий звон в горячий полдень шлет, Вся — скованный порыв, окаменевший взлет В зенит, за облака, в надмирное сверканье. Так рвется город вверх и вдаль — хоть в эти зданья Внесли свой промысел и стряпчий и мясник… Но как над башней зонт смоковницы возник? Родится новая смоковница из корня: Встает свечей побег, чем тоньше, тем упорней, А то от дерева отломанный сучок В воде пробудится — и прорастает в срок. Как в этой вышине, на кладке затверделой, Заросшей известью, как бы заиндевелой, Веленью семени послушен, вырос ствол Древесный — если б не верховный произвол, Что, естество поправ, позволил угнездиться Над валом, в воздухе, буддийской сребролицей Богине-дереву, шатер раскинуть свой В легчайших облаках, сливаясь с синевой? Под каждым камнем ключ, минувшего струенье. В обвале времени век — то же, что мгновенье, Но человек и стар и юн; ища себя, Он чтит прошедшее, свой образ в нем любя. Плита и два цветка на камне — контур тонкий — Воспоминанье о танцующем ребенке. Он пляшет. Он любим. Он мертв. Он утвержден — Плоть золотисто-хрупкая, Септентрион [231], — В воздушной вечности своей, бесплотный, ныне Орфея лирой и, быть может, благостыней Того, кто в храм пришел учить в двенадцать лет. За валом, в слободе, ремесленникам вслед, Садовник, новых роз сортами увлеченный, Солдат, рыбак, чей друг-кормилец — вал соленый, Все — обитатели предместий и застав, Все, кто, от злобы и жестокости устав, От распрь и от вражды, вскипающих все снова, Скорбят о том, что мы не поняли простого Урока, пленники железа, слов и числ, — Пяти исконных чувств забыли мудрый смысл. Меж башен вписан храм. Он всех строений краше. На пламенеющем над хорами витраже, Весь в голубом, Христос парит превыше гор, И цвета риз его — в окне морской простор, К востоку — снежных Альп фантомы и миражи, Близ ангельских высот — зазубренные кряжи. Сбегает лестницей сапфирная гряда, Где в дремлющих лесах белеют города, И вспыхнет вдруг порой окошко — отблеск алый, Когда светило дня опустится устало Туда, где к западу встал за Гарупой лес… Так сходят горы из обители чудес, И в скатах всхолмленных запечатлелись игры Вершин — Памир, Кайраз, застывший в позе тигра, И, волей случая изваянный, гранит Порой надменное обличив хранит, Всей крутизной стремясь к Италии лазурной Летучим очерком всесовершенной урны… вернуться Вобан (1633–1707) — французский полководец и фортификатор. вернуться Септентрион — созвездие Большой Медведицы; в переносном значении — север. |
