РОБЕР ДЕСНОС Перевод М. Кудинова Робер Деснос(1900–1945). — Первые стихи публиковал в социалистическом журнале «Трибуна молодых» (1917). В сборниках «Траур ради траура» (1924) Е «Свобода или любовь» (1927) формальное экспериментаторство в духе сюрреализма сочетается со стремлением «эпатировать обывателя», вывернув наизнанку и доведя до абсурда основные нормы мещанской морали. Любовь к народному языку, врожденный вкус и тяга к классической ясности заставили Десноса порвать с сюрреалистами. Подлинное свое лицо поэт обретает в сборниках «Судьбы» (1942), «Наяву» (1943), отражающих сложный духовный мир современника, полных философских раздумий о смысле бытия. Активный участник Сопротивления, автор нелегально распространявшихся сатирических стихов, направленных против оккупантов и их приспешников, Деснос был брошен сначала в Освенцим, затем отправлен по этапу в концлагерь Терезин (Чехословакия), rge умер от тифа уже после освобождения, в июне 1945 г. Сб. стихов Робера Десноса (в переводе М. Кудинова) вышел в изд-ве «Художественная литература» в 1970 г. 1936 В дверь постучи — Тебе не ответят. Вновь постучи — Тебе не откроют. Вышиби дверь — И увидишь тогда, Что путь свободен, И дом свободен, И в дом этот можно Войти без труда. Так и в любви и в жизни бывает. Но не всегда. СИЕСТА В послеполуденном глубоком сне моем Сто тысяч лет прошли быстрее, чем мгновенье, И вновь реален мир, и плоть обрел я в нем, Покинув смутные глубины сновиденья. Но на моих губах имен старинных след И поцелуев след остался. Я не знаю, Сегодняшним ли днем иль пеплом прошлых лет Живет в смятении душа моя земная. О, грохочи, вулкан, чтоб лава залила В глубинах памяти несмытую усталость И чтобы навсегда померкли зеркала И отражение в их стекла не вгрызалось! ПЕЙЗАЖ Мне грезилась любовь. Люблю я до сих пор. Но больше нет в любви тех запахов букета, Что наполняют лес, где расцветает лето И где у входа спит невидимый костер. Мне грезилась любовь. Люблю я до сих пор. Но больше нет в любви тех молний до рассвета, Когда все рушится, пылают замки где-то, Когда утерян путь и смотрит мрак в упор. Нет! К слову этому не подобрать ключи. То под моей ногой горит кремень в ночи, Волна вздымается, громада туч на страже… С приходом старости ты замечаешь вдруг, Как стало четким все, как ясно все вокруг, Как ты становишься подобием пейзажа. * * * «У края пропасти…» У края пропасти, где ты исчезнешь вскоре, На розу посмотри, прислушайся к словам Той песни, что сама ты пела по утрам, Встречая дня приход с надеждою во взоре. Еще мгновение живи! Не всходят зори В стране забвения. Молчит природы храм. И, в мир теней войдя и потерявшись там, Ты не родишься вновь и не увидишь море. Звезда падучая, став жертвой немоты, В глубинах времени соединишься ты С потухшим светом звезд, утративших названье. И эхо дальнее в безмолвном том краю Не будет повторять: «Люблю тебя, люблю!» И дней круговорот не всколыхнет сознанья. * * * «Я так много мечтал о тебе…» Я так много мечтал о тебе, Я так много ходил, говорил, Я так сильно любил твою тень, Что теперь у меня ничего от тебя не осталось. Одно мне осталось: быть тенью в мире теней, Быть в сто раз больше тенью, чем тень. Чтобы в солнечной жизни твоей Приходить к тебе снова и снова. ЗАВТРА Я и в сто тысяч лет еще имел бы силы Тебя, день завтрашний, предчувствовать и ждать. Пусть время тащится, кряхтя, как старец хилый, Я знаю, что оно идти не может вспять. День завтрашний придет. Но ждем мы год из года. Храня огонь и свет, мы бодрствуем и ждем, И наша речь тиха — бушует непогода, И отдаленный гул чуть слышен за дождем. Из глубины ночной, во мраке леденящем Свидетельствуем мы: прекрасен дня расцвет… Мы жить не в будущем хотим, а в настоящем, И потому не спим, чтоб не проспать рассвет. 1942 КУПЛЕТ О СТАКАНЕ ВИНА Когда тронется поезд, не надо махать мне платком, Ни рукой, ни зонтом. Но, наполнив стакан свой вином, ты до самого дна Вслед бегущему поезду Выплесни длинное пламя вина, Чтоб метнулось оно мне вослед, Это терпкое, это кровавое пламя, Которое, словно язык, прикасалось к губам И оставило след над твоими губами. 1942 ЭПИТАФИЯ Я жил в суровый век. Давным-давно я умер. Я жил настороже, был ко всему готов. Честь, благородство, ум томились в клетках тюрем. Но я свободным был, живя среди рабов. Я жил в суровый век, но мрак мне взор не застил, Я видел ширь земли, я видел небосвод, Дни солнечные шли на смену дням ненастья, И было пенье птиц и золотистый мед. Живые! Это все — теперь богатство ваше. Его храните вы? Возделана ль земля? Снят общий урожай? И хорошо ль украшен Тот город, где я жил и где боролся я? Живые! Я в земле — мой прах топчите смело: Нет больше у меня ни разума, ни тела. |
