ЛУИС СЕРНУДА Луис Сернуда(1902–1963). — Начал свой литературный путь в рядах сюрреалистов, но уже в 30-х годах убедился в «тривиальности и искусственности, в которую выродился сюрреализм, превратившийся в формулу». После победы франкистов эмигрировал из Испании. Основные книги: «Профиль ветра» (1927), «Юный моряк» (1936), «Действительность и желания» (1936), «Облака» (1943) и др. БОЯРЫШНИК Перевод М. Ваксмахера Гору одел боярышник Зеленью свежей. Гора в трепещущем воздухе Стала пурпурно-снежной. К тебе приходил боярышник Весною каждой. Весна всегда на свиданье является, А ты не придешь однажды. Пока над тобой сгуститься Мгла не успела, Впитывай счастье, гляди на боярышник В красном и белом. ОПУСКАЕТСЯ ВЕЧЕР Перевод М. Ваксмахера Опускается вечер. Густеют За окнами тихие тени. Мальчик смотрит на ливень. Фонари проявляют на черном фоне Белизну дождевых линий. Мальчик один. Теплая комната Окутывает мальчика лаской. И облачко занавески Колышется и нашептывает Мальчику сказку. Забыты уроки и школа. Час мечтаний бездумно смелых. Под лампой раскрыта книга С картинками. Время Ускользнуло от контроля стрелок. Он живет еще в теплом лоне Собственной нежной силы. Он еще не знает стремлений. Он не знает, что за окнами время И жизнь затаилась в засаде. В нем — во мгле — жемчужина зреет. РОДНАЯ ЗЕМЛЯ Перевод М. Ваксмахера Свет, словно сон, невесомый, С детства знакомая ласка света, Прикосновение нежных красок К чистым формам предметов. Очарованье равнины — Простертой к небу ладони, И лимонное дерево над ручьем — Тяжесть плода над водою. Стена, где цветок повилики Раскрывается под вечер среди веток И куда к гнезду возвращается Ласточка каждое лето. Воды-кормилицы бормотанье — В тишине беззвучная музыка, Мечты, еще не разбитые жизнью, И чистой страницей — будущее. Все это, временем унесенное, Во мне оживает безжалостно И в сердце мое вонзает Воспоминаний кинжалы. Молодые корни — кому их вырвать? Первая любовь — кто совладает с нею? Мечты о тебе — кто их развеет? Земля моя, чем дальше ты, тем роднее. ПРОЗРАЧНАЯ ВОДА Перевод М. Самаева Напиши это. Легкою кистью и краской, Полной воздуха утреннего. Напиши Воду ясную, света прозрачную ряску И на дне погруженные в сон голыши. Купы вязов и ветер, ласкающе свежий, Отдающийся дрожью в их каждом листке, Тучку, словно забытую в синем безбрежье, Тень холма голубую на донном песке. Той минуты, что будет последним ответом, Ты с улыбкою ждешь. На душе тишина. Словно кроткий пейзаж в водах дремлющих, в этом Ожиданье вся жизнь твоя отражена. СИРЕНЫ Перевод М. Самаева Никто не знает наречья, на котором поют сирены. И мало кому из внимавших полуночному их пенью (Не в море, как встарь, — на земле, в сонной озерной глуши), Поверилось, будто пред ними возник в таинственном мраке Знобящий горестный призрак и пел ту самую песню, Которую некогда слушал привязанный к мачте Улисс. Вот иссякает ночь исполненных ожиданий, И те, кто слышал сирен, возвращаются к шуму дня, К его безобманному свету, но песня в них оседала, Щемящим слезным настоем пропитывала их душу, И, точно далекий отзвук, в них жило очарованье Печальноголосого пенья состарившихся сирен. Внимавшие так напряженно-самозабвенно, они Уже не свыкались с прежним и новой жизни искали; Томящий слезный осадок им кровь лихорадил ночами. Одной-единственной песней перевернуть всю жизнь? Пускай, лишь раз отзвучав, голоса сирен умолкали, Но кто их слыхал, будет вдов и безутешен навек. ПЕРЕД УХОДОМ Перевод М. Самаева Мир зла, мне от тебя Не нужно ничего — Лишь синевы кусок От неба твоего. Другим — успех и власть, Весь рай твоих сует, А мне оставь любви Во мне поющий свет. 1936 Перевод М. Ваксмахера Вспомни сам и другим напомни, Когда им тошно от низости человечьей И душит гнев от черствости человечьей, — Вспомни всего лишь об одном человеке, О его жизни, о его вере. Вспомни сам и другим напомни. Год шестьдесят первый, город чужой Спустя четверть века. Самая будничная обстановка. Измученный встречами с читательской публикой, Ты беседуешь с ним, с тем человеком — Со старым солдатом Из бригады Линкольна. Четверть века тому назад, Не зная твоей земли, для него далекой, Для него совершенно чужой, Он поехал туда, чтобы жизнь за нее отдать, Потому что правым считал ее дело, Потому что сражаться хотел за свою веру. То, что дело потом проигранным оказалось, — Это не важно. То, что многие, кто утверждал свою веру, Лишь себя в расчет принимали, — Еще менее важно. Важно другое: вера одного человека. Вот почему сегодня снова Это дело видится тебе высоким и благородным, Достойным того, чтобы жизнь за него отдать. Вера солдата пережила пораженье, Пережила эти долгие годы, Когда дело казалось погибшим. И нет ничего на свете Важней этой веры. Спасибо тебе, товарищ. Ты мне говоришь примером своим, Что человек благороден. Пусть благородными были не все — это не важно. Достаточно одного человека — Он станет свидетелем непреклонным Человеческого благородства. |
