ХУАНУ [28]В ДЕНЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ Перевод В. Британишского Есть повесть, и единственная повесть, Чтоб ты другим поведал, Ученый бард или младенец чудный; Лишь ей должны служить и стих и стиль, Те, что блестят порой В простых повествованьях, заблудившись. Опишешь ли все месяцы деревьев, Диковинных зверей, Птиц, что вещают волю Триединой? Иль Зодиак, что медленно кружится Под Северным Венцом, Тюрьмой всех истинных царей-героев? Вода, ковчег и женщина, и вновь Вода, ковчег, богиня: Царь-жертва вновь свершает, не колеблясь, Круг предназначенной ему судьбы, Двенадцать витязей призвав следить Свой звездный взлет и звездное паденье. Расскажешь ли о Деве среброликой, К чьим бедрам рыбы льнут? В левой руке богини — ветвь айвы, Пальчиком правой манит, улыбаясь. Как может царь спастись? По-царски за любовь он платит жизнью. Или о хаосе, родившем змея, В чьих кольцах — океан, В чью пасть герой, меч обнажая, прыгнет И в черных водах, в чаще тростника, Бьется три дня, три ночи, И воды изрыгнут его на берег? Падает снег, ухает ветер в трубах, А в бузине — сова, Страх, сердце сжав, ждет чаши круговой, Скорби, как искры, вверх летят, и стонет Рождественский огонь: Есть повесть, и единственная повесть. Представь богиню милостивой, мягкой, Но не забудь цветы, Что в октябре топтал свирепый вепрь. Белым, как пена, лбом она манила, Глаз голубым безумьем, Но все сбылось, что ею обещалось. БЕЛАЯ БОГИНЯ [29] Перевод И. Озеровой Ее оскорбляют хитрец и святой, Когда середине верны золотой. Но мы, неразумные, ищем ее В далеких краях, где жилище ее. Как эхо мы ищем ее, как мираж — Превыше всего этот замысел наш. Мы ищем достоинство в том, чтоб уйти, Чтоб выгода догм нас не сбила с пути. Проходим мы там, где вулканы и льды, И там, где ее исчезают следы, Мы грезим, придя к неприступной скале, О белом ее прокаженном челе, Глазах голубых и вишневых губах, Медовых — до бедер — ее волосах. Броженье весны в неокрепшем ростке Она завершит, словно мать, в лепестке. Ей птицы поют о весенней поре. Но даже в суровом седом ноябре Мы жаждем увидеть среди темноты Живое свеченье ее наготы. Жестокость забыта, коварство не в счет, Не знаем, где молния жизнь пресечет. ДИКИЙ ЦИКЛАМЕН Перевод А. Сергеева Спросила тихо: — Чем тебе помочь? — Я дал ей лист бумаги: — Нарисуй цветок! И, закусив губу, она склонилась — О, этот смуглый лоб! — над белою бумагой И мне нарисовала дикий цикламен, Майоркский, наш (сейчас еще зима), Чрезмерно пышный, — и с улыбкой Пустила мне по воздуху рисунок: — Не получилось! — Я же ощутил, Что комнату заполнил запах цикламена. Она ушла. Я спохватился вдруг, Что я хочу ее улыбкой улыбнуться И, как она, сверкнуть глазами… тщетно! Тут я забылся: у меня был жар, И врач ее впускал на пять минут. РУБИН И АМЕТИСТ Перевод А. Сергеева Их две: одна добрее хлеба, Верна упрямцу-мужу, Другая мирры благовонней, Верна одной себе. Их две: одна добрее хлеба И не нарушит клятвы, Другая мирры благовонней И клятвы не дает. Одна так простодушно носит Рубин воды редчайшей, Что люди на него не смотрят, Сочтя его стекляшкой. Их две: одна добрее хлеба, Всех благородней в городе, Другая мирры благовонней И презирает почести. Ей грудь украсил аметист, И в нем такая даль, Что можно там бродпть часами — Бродить и заблудиться. Вокруг чела ее круги Описывает ласточка: И это женственности нпмб, Сокрытый от мужчин. Их две: одна добрее хлеба И выдержит все бури, Другая мирры благовонней, Все бури в ней самой. БЕАТРИЧЕ И ДАНТЕ Перевод А. Сергеева Он, сумрачный поэт, в нее влюбился, Она, совсем дитя, в любовь влюбилась И стала светом всей судьбы поэта. Дитя, она невинно лепетала — Ей душу не смущали подозренья. Но женщина жестоко оскорбилась, Что из ее любви своей любовью Поэт без спроса создал целый мир — К своей бессмертной славе. ТРАДИЦИОНАЛИСТ Перевод А. Сергеева Уважай упрямую непобедимость Того, кто верен традициям, — Его руки спокойны, но он Готов их сжать в кулаки, Чтобы дать отпор негодяю, И готов карабкаться в горы Иль шагать хоть неделю к морю. А если за ним шли чудеса — Как и за тобой, — они были Лишь поблажками возраста тем из мужчин, Какие и в наше время способны любить Настоящих женщин — таких, как ты. вернуться Белая богиня. — У Грейвза Белая Богиня — это многоликая богиня плодородия, главное божество на начальном этапе развития всех цивилизаций, в период матриархата. Потом богиню сменил бог разума, отвративший внимание людей от мира Природы. В этом Грейвз видит источник всех бед, унаследованных современным человечеством, и главная из них — отлучение поэта от богини, его настоящей Музы, и утрата первородного языка поэзии, который основывался на знании времен года и жизни Природы. Вновь обретя этот язык, поэзия воспоет рождение, жизнь, смерть и воскрешение умирающего и возрождающегося бога, которого поэт ассоциирует с собой. |
