СУМЕРКИ УМИРОТВОРЕНИЯ Перевод Арк. Штейнберга Под вечер зной отхлынул поневоле; Очнулась местность от палящей боли, И смольно-серных туч густой осадок Ниспал на мачты и на камень кладок. Сады пахучие дышать не в силах, В тропинки врос чертеж теней застылых. Умолкли голоса, как бы уснули, Другие — растворились в тихом гуле. Как призрачно былых торжеств круженье! Побоища гласят о пораженье. В чаду порой звучит глухой и трудный Миров порабощенных вздох подспудный. ОТХОД Перевод Арк. Штейнберга Сомкнули буки вдоль поморья кроны, Как руки; не смолкает волн раскат. От желтых нив сбегает луг зеленый, И сельский дом забился в дремный сад. Страдальца у беседки тронул мирный Целебный луч, но юноша больной, Витая взором в синеве эфирной, О песне думает очередной. Где щитоносные ладьи державно Плывут ли, спят в заливах ли, вдали; Где башни облаков клубятся плавно, Обрел он берег сказочной земли. В слезах родня, но он, без обороны, Приемлет дар богов — благой покой, Не сетуя, лишь грустью озаренный Прощания, и славе чужд людской. ДАНТЕ И ПОЭМА О СОВРЕМЕННОСТИ [51] Перевод Арк. Штейнберга Когда, у врат Пресветлую узрев, Я в трепете повергся и, сожженный, Провидел ночи горькие, мой друг, С участьем глядя на меня, шептал. Я за хвалу Пресветлой был осмеян. Ведь людям безразлично испокон, Что, бренные, — мы песни о любви Так замышляем, словно век пребудем. Я, возмужав, изведал стыд страны, Опустошенной ложными вождями, Постиг спасенья путь, пришел с помогой, Всем жертвуя, с погибелью сражался, В награду был судим, ограблен, изгнан, Годами клянчил у чужих порогов, Подвластный лютым, — все они теперь Лишь безымянный прах, а я живу. Когда мой бег прерывный, скорбь моя Над бедами, что навлекли мы сами, Гнев, обращенный к низким, гнусным, дряблым, Излились бронзой, — многие, внимая, Бежали в ужасе; хотя ничье Не ощутило сердце ни огня, Ни когтя, — от Адидже и до Тибра [52] Шумела слава нищего изгоя. Но я ушел от мира, дол блаженных Увидел, хоры ангелов заслышал И это воплотил. Тогда решили: Он одряхлел, впал в детство. О, глупцы! Из печи взял я головню, раздул И создал Ад. Мне был потребен пламень, Чтоб озарить бессмертную любовь И возвестить о солнце и о звездах. СКИТАЛЬЦЫ Перевод Арк. Штейнберга Они бредут средь поношений, Недобрых взглядов и угроз. Из царств, которых нет блаженней, Их, говорят, орел унес; Бредут, одним стремленьем живы, Чтоб сызнова открылся им Счастливый край, родные нивы, Где пашут плугом золотым. На диких взморьях заповедных Они вступают в смертный бой, Во имя гордых женщин бледных Охотно жертвуя собой. В их подвигах — спасенье края. Когда отравный мечет дрот Архангел, за грехи карая, Они — в ответе за народ. Но тает поздно или рано Хвалы и славы чадный дым, И вайи пальм и клич «осанна» Морочат призраком пустым, Тогда закат, суля отраду, Усталым указует путь Вперед, к сияющему граду, Где суждено им отдохнуть. За то, что в гимнах, год за годом, Они хранили дивный лад, Их ждет блаженный сон под сводом Нетленных, дарственных палат. КРИСТИАН МОРГЕНШТЕРН Кристиан Моргенштерн(1871–1914). — Начинал как представитель натурализма, позднее примкнул к неоромантическому движению («На многих путях», 1897). Известность приобрел главным образом как автор юмористических и абсурдистских стихов («Песни висельников», 1905; «Пальмштрем», 1910; «Пальма Кункель», 1916; «Гингганц», 1919), предвосхитивших многие авангардистские искания. Автор текстов для кабаре. Стихи Моргенштерна на русский язык переводились в 10-е годы; известен восторженный отзыв Андрея Белого о Моргенштерне. ВОРОНКИ Перевод Е. Витковского бредут по лесу ночью две воронки и луч луны как паутина тонкий струится сквозь отверстия утробные легко и тихо и т п БАШЕННЫЕ ЧАСЫ Перевод Е. Витковского Часы на башнях бьют по очереди, иначе друг друга они перебьют. Христианский порядок, настоящий уют. И приходит мне в голову — в час досуга отчего же народы не друг за другом бьют, а друг друга? Это был бы гнев воистину благой — сперва бьет один, а потом другой. Но, разумеется, подобная игра ума при воздействии на политику бесполезна весьма. вернуться Данте и поэма о современности. — Данте для Георге не только любимый поэт, но и один из самых дорогих образов мировой истории. Георге был внешне похож на уцелевшие изображения Данте и играл его роль в карнавальном «шествии поэтов». В названии стихотворения подчеркивается публицистический пафос поэмы Данте. вернуться … от Адидже до Тибра… — То есть по всей Италии. |