— И это все, что ты хотела?

— Да, — Силана быстро кивнула, не понимая, о чем Аврора говорила раньше и боясь, что та все равно откажет. — Конечно, если ты согласишься, я тут же уйду. Просто осмотри травму и скажи, сколько будет стоить ее исцелить, пожалуйста.

— Хорошо.

Лиам усмехнулся снова:

— Как быстро все поменялось. Похоже, деньги все-таки отличный довод.

— Храм не отказывает в исцелении, если за него платят, — ответила Аврора. — Не важно, кто просит. Даже если это… отступница.

Слышать это было больно, но Силана и не ждала иного. Она просто радовалась, что в конце концов Аврора согласилась.

— Спасибо. Господин Ленник сейчас лазарете на Арене… Ты…

— Я зайду к нему сегодня вечером, — спокойно закончила за нее Аврора.

Силана поклонилась ей традиционно, придержала рукой знак Майенн, чтобы тот не выскользнул из-под одежды:

— Это все, чего я хотела. Ничего больше.

Аврора окликнула ее уже у выхода из зимнего сада:

— Храм знает, что ты исцелила сестру своего гладиатора, — Силана обернулась, и Аврора аккуратно сложила руки перед собой, впервые отвела взгляд в сторону. — Верховная знала и раньше, но собиралась закрыть на это глаза.

Силана уже знала, что услышит дальше:

— Но потом она передумала, — ее это даже не удивляло. Она не почувствовала ничего кроме усталости.

— Об этом стало известно младшим жрицам, — ответила Аврора. — И, что еще хуже, они узнали от человека со стороны, не из Храма. Алым жрицам запрещено исцелять посторонних, только членов семьи или свою собственность. Если оставить твой поступок без наказания, это заставит остальных игнорировать правила. Верховная не может такого допустить.

— Я.… понимаю, — как могла спокойно отозвалась Силана.

— Теперь поздно жалеть, ты понимала на что шла.

Лиам рассмеялся, совершенно неожиданно и заразительно, его смех вспорол воздух, как звук летящей стрелы:

— Так вот в чем дело! О да, Силана знала, на что шла. А еще она точно знала, с кем имеет дело. Так что ты просчиталась, тетенька, никакие правила не нарушены. Силана исцелила свою родственницу.

***

Лицо у Авроры стало совершенно непроницаемым, холодным, словно бы она вся состояла изо льда, и глаза — маленькие, острые льдинки — казались пронзительно синими.

Лиам успокоился, перестал смеяться, но все еще усмехался криво и открыто, а Силана боялась, чем это все может закончиться.

— Значит, ты никогда не верила Храму, — в конце концов медленно, словно пробуя слова на вкус, проговорила Аврора. — Мы закрыли глаза на твои преступления, собирались простить тебе все, что ты натворила, до войны и после, а ты с самого начала ждала удара в спину и искала лазейки, чтобы избежать наказания.

— Вам, что за лицемерие в Храме доплачивают, — Лиам фыркнул пренебрежительно и громко. — Удара в спину Силана от вас дождалась, так что правильно подстраховалась.

Аврора искренне верила, что права, не видела никакого противоречия в своих словах, и Силана понимала, что не сможет убедить ее.

Она пыталась вспомнить себя раньше, какой была до войны, и представить — если бы случилось наоборот. Если бы это Аврору отправили воевать, и это она вернулась алой жрицей, осуждала бы ее Силана? Считала бы отступницей?

Нет, наверное, все-таки нет.

— Храм простил бы тебя, — игнорируя слова Лиама, твердо и веско сказала Силане Аврора. — Если бы не вмешательство посторонних, если бы о преступлении не узнали послушницы…

— Но Храм не простил, — ответила Силана, и внутри почему-то стало вдруг спокойно и тихо. — И я рада, что Верховная не сможете наказать меня за исцеление. Я не сожалею, что спасла Джанну. Я много раз ошибалась, мне за многое стыдно, но в тот раз я поступила правильно. Я никому не позволю это обесценить, никогда не назову это ошибкой или преступлением.

Аврора молчала долгое время, прежде, чем ответить:

— Хорошо, радуйся. В этот раз ты придумала способ защитить себя. Но это не единственное, в чем ты виновата. Все, что ты творила на войне, то, как ты использовала пламя для убийства — от этого ты не сможешь отвернуться или оправдаться.

— Оправдаться? — Лиам подался к Авроре, будто собирался ее ударить, и Силана схватила его за руку, хотя и понимала, что вряд ли сможет остановить. — Вы же сами отправили ее на войну, а теперь еще и хотите наказать.

— Лиам, не нужно, — тихо попросила его Силана. — Никто не станет меня наказывать. Исцеление Джанны не нарушало правил, а за то, что я делала на войне… — она помедлила, потому что воспоминания — непрошеные и пропахшие дымом — все еще делали ей больно. Всегда делали ей больно. — За те поступки… меня тоже никто не накажет. Иначе Храму придется обвинить всех алых жриц. Я не настолько важна, чтобы пойти на такое.

Силана была в этом уверена. Она сама ничего не значила, ни на что не влияла, но остальные отличались от нее.

Аврора откинулась назад, задумчиво сцепила и расцепила пальцы:

— Ты уверена? Но Храм на это пойдет. Не только из-за тебя.

Силана почувствовала эти слова, словно удар. Он врезался в нее, словно древко копья. И онемение, которое разлилось после него внутри, было как шок.

— Это неправда. Вы не можете объявить всех алых жриц… преступницами, не можете назначить наказание за то, что мы делали на войне.

— Вы и есть преступницы, — Аврора поморщилась. — Каждая из вас использовала священное пламя, чтобы убивать. Не просто ради защиты, а чтобы жечь других людей. Осознавая свои поступки, и не стыдясь их, это отвратительно.

Силане нечего было ей на это ответить, и она не позволила заговорить Лиаму, хотя он хотел. Она сжала его руку до боли, посмотрела в глаза, без слов умоляя: не надо. Все станет только хуже, пожалуйста.

— Храм сам отправил вас на войну, — продолжила Аврора. — Так что отчасти это и наша вина. И ты права, мы не можем за такое наказывать. Официально не можем, но, если поискать, всегда найдется способ.

Это было так очевидно, странно, что Силана поняла только сейчас:

— Дело вообще не во мне. Не в том, что я исцелила Джанну. Это был просто предлог, чтобы меня наказать. Потому что я алая жрица, потому что вам теперь выгодно наказывать алых жриц. Это ведь все из-за Вейна? Он что-то пообещал вам?

Это было так… мелочно, так мерзко: понимать, что Храм, который когда-то Силана считала своим домом, в котором была счастлива, в который верила и которым гордилась, теперь готов был менять правила и законы ради выгоды. Это было хуже осуждения, хуже фанатичной веры в то, что Силана не заслуживает пламени и жизни.

Это было предательством. Не Силаны, предательством самой веры.

Между выгодой и законами Майенн, Храм выбрал выгоду.

— Вы же должны понимать, что Вейн за человек, — чувствуя, как внутри все мертвеет, осыпается пеплом, и не желая принимать очевидное, выдавила Силана. — Он хочет уничтожить алых жриц, хочет развязать новую войну с Аравином. Как вы можете ему помогать? Как можете… с ним соглашаться? Это предательство.

— Предательство? — резко переспросила Аврора. — Кого по-твоему мы предаем? Короля, который угрожал нам и заставил отдать жриц в его армию? Если мы сейчас откажемся от алых жриц, если все будут считать вас преступницами, не важно кто окажется у власти, аравинцы или король, Храм оставят в покое. Ни одну жрицу больше не заставят стать алой. И цена за это — наказание, которое вы и без того заслужили. Мне не жаль тебя, мне ни одну из вас не жаль.

— Ты не можешь в это верить, — тихо, и отчаянно сказала ей Силана. — Аврора, кто угодно, только не ты. Ты же любишь Храм, я знаю, что любишь. Храм и Майенн, нашу веру. Она должна быть выше, чище, чем… чем эта война между странами, чем эти интриги.

— Не важно, что я люблю и во что верю. Решение принимает Верховная, я его поддержу. Храм веками держался в стороне от политики. И в конце концов, нашелся король, который использовал это против нас. Он втянул нас в политику, и, если единственный способ освободиться, это поддержать Раила Вейна, значит, так тому и быть. Сейчас ты нашла способ защитить себя, Силана. Пока нашла, но эта защита не навсегда.