Жрицы слушали его, жадно, ловили каждое слово. И Силана понимала, что они надеялись услышать. Оправдание.

Искупление.

Сладкую ложь, как яд с запахом миндаля.

И Вейн это понимал. Давал им то, на что они надеялись:

— Мы с вами, Каро, совсем не понимаем тех, кто посвятил себя вере. Верховная и жрицы в этом зале всю свою жизнь отдают Майенн. И они не обычные люди. Они могут не испытывать холода, если используют пламя, могут уменьшить боль, если ранены. Майенн дала им множество даров, чтобы справиться с любыми ужасами. Наши с вами глаза затуманены, и когда мы видим смерть, мы видим конец. Но жрицы знают, что это лишь часть бесконечного Танца Майенн, не более, чем смена ее форм и лиц.

Потом он посмотрел на Силану и улыбнулся шире:

— Вы предали свою Богиню. Вы поддались слабости и страху, хотя она дала вам так много. Вы извратили ее дары, и закрыли глаза на то, во что верили. А ведь вы верили когда-то. Что есть нечто больше, чем грязь и кровь войны. Что ужасы — это тоже часть жизни. Вы клялись использовать пламя для исцеления. И добавили войне таких ужасов, каких до алых жриц никто никогда не видел. Чем оправдывались вы? Кучкой пьяных солдат, которые приняли вас за шлюху, и позволили себе лишнее?

Каро собирался ответить, Силана это видела. И остановила, коснулась ладонью плеча, без слов прося промолчать.

Вейн говорил то, во что она долгое время верила. Что говорила самой себе.

И прежняя Силана — Силана на войне, Силана в пустом мамином доме, которая все время чувствовала себя грязной — та Силана поверила бы ему.

Но теперь она чувствовала себя другой.

— Хотя знаете, не удивлюсь, если пьяные солдаты не на пустом месте на вас набросились, — продолжил Вейн. — Не удивлюсь, если вы сами этого хотели. Вам ведь было так одиноко, бедняжке, на ужасной, кровавой войне. Так хотелось человеческого тепла и утешения. Может вы и сами дали им… намек?

Он улыбался, всегда улыбался, а слова сочились, как гной из раны.

— Никому не жаль вас. Бедняжечку, которая жгла людей заживо. Раз за разом. Скажите, они умоляли о пощаде? Они кричали? Это же так больно. Гореть. Но вы не останавливались. Вы сожгли стольких, что даже сейчас воняете костром.

Он бил по больному. Бил, зная, что не промахнется.

Силана слушала. И знала, что ему ответить.

После боли, после ненависти к себе, после того, как встретила Рейза и спасла Джанну. После Парной Лиги — столько событий, за короткий срок. Которые навсегда все для нее изменили.

— Что вы молчите? — спросил Вейн. — Ответьте нам всем. Своим сестрам, от которых отвернулись, Богине, которую предали. Как вы оправдываетесь перед собой.

— Никак, — просто ответила Силана.

А потом вдохнула, выдохнула и признала:

— Оно мне не нужно. Я верю в Майенн. В огромную, единую, безграничную Майенн, которая создала нас всех. Которая живет в нас всех. Которая живет во мне. Которую я люблю всем сердцем, которой благодарна — за радости, и за ужасы, которые она создает.

Она говорила, а изнутри поднималось пламя, текло под кожей, пропитывало светом, будто ластилось. Так близко, только протяни руку, и с кончиков пальцев сорвутся искры:

— Думайте, что хотите, обвиняйте. Я больше не стану ненавидеть, не отвернусь от Майенн в себе. Вы спрашиваете, как я оправдываюсь? Никак. Мне не нужны оправдания, я отвечаю не перед вами, не перед Храмом.

И закончила она, как могла бы закончить молитву:

— Только перед Госпожой моей в Пламени.

В пламени, которое всегда было с ней. Которое никогда от нее не отворачивалось, потому что было, как сама Майенн — способным и согреть, и сжечь заживо.

Вейн смотрел на нее, перестав улыбаться. И Силана наконец-то чувствовала, что сильнее. Сильнее, чем обвинения жриц, и интриги Вейна, и горе, и ожидания, которые не оправдались.

Сильнее, чем собственная ненависть.

***

Все замерло, зависло в шатком равновесии, будто время застыло. А потом пошло заново, уже немного иным.

— Готов поспорить, Вейн, совсем не такого ответа вы ожидали, — довольно, как-то слишком довольно вмешался Каро, и Силана почувствовала, как внутри от его слов разливается тепло. Но тут он добавил. — Вы, Силана, только про закон не забывайте. А то ни пламя, ни любовь к Майенн вас не спасут.

Он как-то умудрился одной фразой полностью разрушить момент, так что ей даже за себя стало немного неловко:

— Простите, я и не собиралась… ничего нарушать.

— Вот и отлично, — он небрежным жестом оправил манжеты. — Должен признать, эффектная получилась встреча. Столько потрясений и драм вокруг веры. Я обвиняю, вы, Вейн, обвиняете. Все всех обвиняют.

Силана почувствовала, что краснеет.

— Не смешно, — сухо заметил Вейн.

— О, нет. Наоборот, — Каро снова оглядел жриц. — Очень весело. Столько глубоких слов о вере. Жаль, что я к ней абсолютно равнодушен. Мои дела, как вы и говорили, очень приземленные. И вообще не касаются веры, — он усмехнулся Верховной в лицо. — Вы пытались обманом получить у моей родственницы деньги и начали травить других алых жриц. Ну так вот у меня для вас новости, официально от имени короля. Раз алые жрицы больше не имеют к Храму отношения, король признает их отдельным магическим культом. И этот культ обязан подчиняться только закону. Так что любой, кто попытается причинить вред алой жрице — под предлогом правил Храма, человеческой морали, да хоть полнолуния — будет отвечать по всей строгости. Понимаете, о чем я?

Верховная побелела, будто полотно. Бросила беспомощный взгляд на Вейна, но тот смотрел только на Каро. Прищурившись, и оценивая.

— Молчите? — спросил Каро у Верховной. — Правильно молчите. Потому что вы тронули, и не раз. И алые жрицы из-за вас пострадали. А значит, если это всплывет, будете объясняться с палачами.

Верховная только тогда начала его бояться — только после этих слов увидела то, что Силана поняла еще в первую их с Каро встречу: он был чудовищем. И он умел добиваться своих целей.

— Чего вы хотите? — тихо, но ее услышал весь зал, спросила Верховная.

И все — от самой юной жрицы до Вейна с Силаной — в тот момент поняли, что Храм проиграл.

— Чтобы вы выгнали Вейна из зала прямо здесь и сейчас, — жестко, спокойно сказал ей Каро. — Чтобы оборвали с ним всякие контакты, и не сомневайтесь, я прослежу за этим. Чтобы сняли с Силаны все обвинения, и оставили в покое алых жриц. И чтобы всегда помнили, что я в любой момент могу стереть ваш Храм в пыль.

Верховная сглотнула, на мгновение прикрыла глаза, а когда открыла, произнесла — глухо и совершенно отчетливо:

— Вейн, я думаю, что вам лучше уйти.

***

Когда они вышли из Храма, Каро взял Силану под руку — казалось бы совершенно обыденный жест, простой и понятный, от которого она отшатнулась бы еще пару недель назад, и который приняла с благодарностью, потому что только теперь осознала все, что произошло.

— Вы… — беспомощно начала она и замолчала.

— Да, я, — самодовольно ответил он. — Поставил ваш Храм на место, и крайне этому рад. Давно стоило это сделать. Увы, ваши священные подружки стали слишком влиятельными. Пришлось ждать, пока они перейдут черту, и Его Величество даст согласие немного изменить законы.

— Верховная постарается вам отомстить, — предупредила Силана. — Она не оставит этого просто так.

— Пусть попытается, — Каро фыркнул. — Я не зря государственный агент. У меня всегда под рукой целая армия шпионов и убийц. С кучкой жриц я как-нибудь справлюсь.

— А с Вейном? — осторожно спросила Силана, и он улыбнулся широко и абсолютно счастливо:

— А вот это как раз еще одна прекрасная новость. Теперь я знаю, как избавиться от него навсегда. И самое приятное, совершенно законно. Слушайте внимательно, мы сделаем так…

***

Каро сам отвез ее к Калебу. Сказал, что Силане лучше не ходить до суда одной по улицам, и она не стала спорить.