Силана понизила голос до шепота, чтобы только Каро мог ее слышать:

— Что вы делаете?

— Спасаю вас, — усмехнулся он. — И, поверьте, делаю это довольно эффектно. Я даже выбил двери ногой, когда шел сюда.

Силана не стала отвечать очевидное — что двери были открыты. И выбивать их не было необходимости.

— Эта встреча, внутреннее дело Храма, — ледяным тоном заметила Верховная.

— Вот как? А по какому праву вы пустили мою сестру?

Силане показалось, что зал замер. Все жрицы, как одна затаили дыхание.

— А про меня вы спросить не хотите? — рассмеялся Вейн. — Что я здесь делаю.

— О, про вас я как раз знаю, — Каро отмахнулся. — Вы пудрите мозги этим безмозглым курам, чтобы они травили алых жриц. Нет, мне интересно, почему здесь Силана.

— Она нарушила закон Храма, и должна понести наказание, — вместо Вейна ответила Верховная.

Каро рассмеялся:

— Вы в вашем Храме совсем уже зарвались. Законы назначает король и князь. А ваши правила только для жриц. Или вы утверждаете, что Силана жрица?

Она замерла, только теперь понимая, почему Каро вел себя именно так. И что именно собирался использовать против Вейна и Верховной.

— Силана — алая жрица, — спокойно отозвалась Верховная. — А значит, обязана подчиняться правилам Майенн.

Каро фыркнул:

— Я не поверю в правила Майенн, пока ваша богиня не придет и не продиктует мне их лично. И, если Силана жрица, то принесите-ка мне список жриц, в котором она записана.

Молчание, которое воцарилось после его слов — ошарашенное, долгое — можно было резать ножом.

И нарушил его сам Каро, когда рассмеялся снова:

— Что вы смотрите на меня так, будто не ожидали? Вы ведь сами вычеркнули ее имя. Она больше никак с вами не связана, ничего не должна.

— Она исцеляет без дозволения Храма! — Силана не знала жрицу, которая подала голос. Но знала, что та говорила за всех.

— И что? — равнодушно поинтересовался Каро. — А чародеи творят магию, когда пожелают. А знахарки в деревнях лечат селян, и тоже не отчитываются. Если Силана больше не жрица, то и сила ее не ваша забота. Она в своем праве использовать, что умеет, как захочет.

Верховная вытянулась во весь рост:

— И вы пришли сюда только сказать об этом? Что Храм не может требовать компенсацию?

Каро фыркнул, и его усмешка изменилась. Стала неприятной, и Силана в который раз уже глядя на Каро вспомнила командира Гийома.

— Конечно, нет. Стал бы я тащиться сюда из-за такой малости. Раз у нас день обвинений, я принес вам свое.

— Вы? Вы собираетесь обвинить Храм? — Верховная будто никак не могла в это поверить. — В чем?

— В мошенничестве, — ответил ей Каро. Будто выкладывал козырь на стол в карточной игре. И Силана не знала, как реагировать и что говорить.

— В мошенничестве? — переспросила Верховная.

— Конечно. Вы ведь попытались выманить денег у моей сестры. И без единого законного основания. Не стоило вам так поступать, — Каро улыбнулся шире. — Это ведь подсудное дело.

***

Верховная рассмеялась Каро в лицо. Удивленно, несдержанно. Силана привыкла видеть ее спокойной, полной достоинства и силы, не такой.

— Это просто смешно, — фыркнула Аврора, посмотрела с вызовом почему-то не на Каро, а на Силану.

— Разве? — он пожал плечами. — Боюсь, в суде вам расхочется смеяться. Мошенничество серьезное обвинение. Но не такое серьезное, как убийство. Как причинение осознанного вреда.

Силана смотрела на него не отрываясь, и чувствовала, что внутри все холодеет.

Каро перестал улыбаться:

— Силана моя родственница, конечно, я не позволю ее травить. Вы не получите ни эйра, даже если она пойдет на городскую площадь и начнет исцелять местных калек. Но дело не только в ней. Есть и другие алые жрицы.

Верховная скривилась:

— Вот что вам на самом деле нужно.

Каро не стал отрицать:

— Верно. Откровенно говоря, меня веселит ваше лицемерие, — он поднял голову, окинул взглядом жриц в зале. — Когда во время войны король потребовал вас отправить жриц на войну, вы согласились. Вы откупились чужими жизнями и остались сидеть в безопасности. Ваша спокойная, беззаботная жизнь была оплачена пламенем Силаны и таких, как она. Вы продали своих сестер на войну, — он усмехнулся и подмигнул Верховной. — Лично вы. О, я не сомневаюсь, что вы рассказали им, как это важно. Как много это значит для Храма. Что вы говорили им?

— Что у меня нет выбора, — с достоинством ответила Верховная.

Каро рассмеялся в ответ:

— О, не надо скромничать. Он у вас был. Вы могли отправиться на войну с ними. Подать пример, подбодрить и утешить. И на войне, когда вас пустила бы по кругу кучка пьяных солдат, вы рассказали бы им, что пламя Майенн священное и непорочное. И его нельзя использовать во вред людям.

— Каро… — Силана задохнулась, потянулась схватить его за руку, и он осадил ее одним взглядом:

— Помолчите. Сейчас говорю я.

И она замолчала, потому что слова застряли в горле.

— Вы ничего не знаете, — резко одернула его Верховная. — Ничего не знаете обо мне и о нашей вере. Я хотела отправиться с ними.

— Но вы остались, — Каро усмехнулся. — Вы были нужны здесь. Были нужны своей вере и всем этим дурочкам, которые заглядывают вам в рот. Но больше всего самой себе. Вы отговорились тем, какая вы полезная, как многие на вас надеются. Потому что вы знали, что ждет тех, кто ушел. Вы не хотели этого видеть. Не хотели собирать друзей по кускам, и делать выбор — какие куски собрать. Не хотели, чтобы на вас смотрели как на инструмент, и ждали чуда за чудом. Не хотели, чтобы ломали, в надежде получить алую жрицу. И чтобы потом использовали как оружие. Вы не хотели умирать кишками наружу, выкачивая из себя пламя, и понимать, что его не хватит.

Он говорил, будто был там, о вещах, которые Силана пережила или видела, и не могла остановить его.

Когда-то Каро сказал ей: я могу вам помочь, потому что я понимаю.

Он не лгал. Он действительно понимал.

И это делало больно.

Зал затих, замер и больше никто не шептался, и слова Каро падали в эту тишину, как камни в глубокий колодец. Расчетливые, страшные. Правдивые.

— Я вас не виню, — Каро обвел взглядом зал. — Ни одну из вас, трусливых сук, которые спасали свои жизни. Вы поступили правильно, что убереглись. Любой человек в здравом уме, станет держаться от поля боя подальше. Я только хочу знать, как вы обвинили алых жриц? Как вам, мразям, — он улыбнулся, и его «мразям» — спокойное, взвешенное, хлестнуло по залу, будто кнутом, — пришло это в голову?

Силана смотрела на него и думала, что недооценила. Боялась, считала похожим на командира Гийома, и не видела. Насколько Каро был чудовищем.

Как здорово, как виртуозно он мог ломать людей.

— Правила Майенн… — попыталась ответить жрица на нижнем ряду, совсем молоденькая девчонка, светловолосая и розовощекая.

Каро бросил на нее один взгляд, и жрица замолчала.

И в наступившей тишине, Вейн встал. Неспешно, лениво, но Силана все равно вдруг почувствовала себя так, будто перед ней два хищника присматривались друг другу. Будто последние мгновения затишья, перед уродливой, неизбежной склокой, когда в ход пойдут и когти, и клыки, и шкуры полетят клочьями.

Хлопки Вейна — неспешные, издевательские аплодисменты — в тишине прозвучали как выстрелы тяжелых арбалетов. Навылет.

— Браво, Каро, — Вейн улыбался. — Нет, правда, браво. Я и не подозревал, что вы можете так эффектно говорить. Вам бы в обвинители, все преступники бы дрожали. Хотя вы и без того справляетесь. Жаль только зря.

Каро слушал его не перебивая, и Силана поймала себя на мысли, что он ждал ход — как в игре. Ответный ход, который сделает Вейн.

— Вам так нравится обвинять жриц, — Вейн пожал плечами. — Потому что вы судите их по себе. Это ведь вы остались в городе, где были «нужны». Конечно, вы не вините никого в трусости, ведь вы и сами трус. И я, поверьте, на свой счет я тоже не заблуждаюсь. Мы с вами, увы, очень приземленные люди.