Рейз ожидал увидеть Каро. Или Вейна. Кого угодно, то только не Силану.

Она вскочила, сделала шаг ему навстречу.

— Рейз!

Он отпрянул, сам себе не смог бы объяснить почему. Обругал себя идиотом, когда увидел, как она замерла, постарался выдавить улыбку, чтобы сгладить, показать — это ерунда, просто нервы. Не стоит обращать внимания.

— Прости. Совсем не ожидал тебя увидеть. Думал, Каро придет.

И отговорка даже ему самому казалась дурацкой.

— Вас били, — тихо сказала она. — Кто это сделал? Дознаватели или Калеб?

Рейз почувствовал, как холодок прошелся вдоль позвоночника. Вроде бы не было ничего такого в ее голосе. Силана ведь всегда говорила тихо, но в тот момент было что-то жуткое в ее голосе.

Рейз не боялся ее. Он только вдруг осознал, за что ее могли бояться те, кто встречал ее на войне.

— Это уроды в камере, — поспешно сказал он. — Ерунда, даже не болит ничего.

А потом заглянул ей в глаза и добавил:

— Не такой уж я хрупкий.

Он протянул ей руку, и Силана будто выдохнула, потянулась к его ладони, крепко, не по девичьи обхватила его пальцы, будто хотела убедиться, что Рейз не мираж.

— Когда я пришел его забирать, — холодно, угрюмо сказал Калеб, — и он, и его тюремщики уже были без штанов. Его собирались поиметь, как дешевую потаскуху. Так что на твоем месте я бы проверил, не случилось ли супружеской измены.

Рейз увидел, как Силана дернулась от этих слов, как ошарашенно посмотрела на него. Он ненавидел Калеба в тот момент, ненавидел едва ли не больше, чем уродов, которые избили Рейза и чуть не отымели в той грязной камере.

— Рейз… — Силана смотрела так беспомощно.

— Они не успели, — быстро, зло сказал Рейз. — Не смотри на меня так и не слушай этого урода… они не успели. Только били, и это ерунда.

Она не верила ему, вглядывалась в него, будто выискивала доказательства. Рейз стиснул ее пальцы и твердо повторил:

— Они не успели. А твой брат мудак, который не умеет держать рот на замке.

Калеб угрюмо усмехнулся:

— Хозяйке полагается знать такие вещи, верно?

Силана посмотрела на пальцы Рейза, опустила голову и не удавалось разглядеть ее лицо, но ответила она твердо:

— Да. Да, я должна знать, если что-то случилось.

— Ничего не случилось, — вмешался Рейз.

Но она будто не услышала:

— Я даю вам слово, я не оставлю этого так. Люди, которые причинили вам вред… будут наказаны.

Раньше, если бы она так сказала, Рейз бы только посмеялся. Силана казалась ему хрупкой, уязвимой.

А в тот момент за ней будто стояла исполинская, ревущая стена огня.

— Свои личные дела можете обсудить потом, — вмешался Калеб. — Сейчас твой гладиатор в безопасности. Пока.

— Рейз не только мой гладиатор, — отозвалась Силана, потянула Рейза за собой и усадила на кресло, встала рядом, будто готовясь защищать. — Он мой муж и твой брат.

— Это я даже обсуждать не стану, — Калеб скривился. — Сейчас за него отвечаю я, и только я решаю, что с ним будет. Подумай об этом.

— Я понимаю, Калеб, — неожиданно спокойно отозвалась она. — Но ты так и не сказал мне, чего хочешь.

— Ошибаешься, — ответил он. — Я хочу того же, что и раньше. Я хочу мамин дом.

***

Силана помедлила, подбирая слова, хотя уже давно знала ответ.

Когда она вернулась с войны, у нее ничего не оставалось кроме маминого дома. Ей некуда было идти, не о ком заботиться. Никто не ждал ее в Силл Арне. В том доме жили ее воспоминания, прошлое, в которое она никогда не смогла бы вернуться.

Дом стал символом, последним осколком прошлого, единственной оставшейся связью с семьей. Больной и изувеченной, спутанной, кое-где прогнившей, как клубок старых ниток, но все-таки связью.

А теперь у нее были Рейз, и Лиам. Люди, которые стали ей дороги. И то полузабытое чувство принадлежности и радости, которое она уже не надеялась испытать снова.

И только теперь, когда Калеб поставил ее перед выбором, она вдруг поняла, что дом… Дом в конце концов, был просто местом.

Жизнь Рейза, его безопасность значили для нее намного больше.

— Хорошо, я согласна.

Калеб подготовил бумаги заранее — всего несколько аккуратных листов с печатью магистрата. Силана приняла их, и сама удивилась тому, что ничего не чувствует. Пробежала аккуратные ровные строчки глазами. Подпись Калеба — широкая, размашистая — уже стояла внизу.

— Подпиши и деньги получишь завтра, — сказал он.

— Какая щедрость, — съязвил Рейз. — Ты не просто выгоняешь сестру из дома, еще готов оставить ей пару эйров на карманные расходы.

— Не нужно, — попросила его Силана. Сумма, которую Калеб должен был заплатить была записана на отдельно строке. Цепочка цифр, как цепочка следов, а следом — словами.

Намного больше, чем он предлагал ей, когда приходил в ее дом.

Силана смотрела и не понимала.

— Это… — начала она, и Калеб отвел взгляд:

— Полная стоимость дома.

Он мог бы и вовсе ей не платить. Она обменяла бы дом на безопасность Рейза, и Калеб это понимал. Он мог назначить какие угодно условия.

Силана смотрела на договор и искала слова, чтобы ответить, но их не было.

— Какого Ирбиса между вами вообще творится? — спросил Рейз, и прервал, прежде, чем она успела сказать. — Нет, я не заткнусь. Я совсем запутался в том, что вы оба творите, и мне это вообще не нравится. Ты, — он ткнул пальцем в Калеба, — угрожал Силане направо и налево, готов был сойтись с Вейном, чтобы ее уничтожить, и повсюду кричал, как ты ее ненавидишь. Ты забрал меня у дознавателей и принялся рассказывать, как она меня бросит, и что дом ей важнее. А теперь предлагаешь его просто купить?

— Но она не бросила, — ответил Калеб. — Я ошибся насчет нее, — он усмехнулся криво и горько, и добавил, — я ошибся в этом. За ошибки надо платить. Будем считать это оплатой.

— Ты сам хоть понимаешь, чего хочешь? — Рейз злился. Злился за нее, хотел защитить ее от Калеба.

Силана смотрела на Калеба, каким тот стал. На нахмуренные брови, на складки в уголках губ, в усталые глаза.

И видела то, чего не видел Рейз.

Я потерял не только мать, но и сестру.

Как странно, что она не поняла этого раньше. Почему же закрывала глаза, ведь с самого детства…

Когда-то, еще детьми они нашли котенка. Маленького и совсем слабого трехцветного котенка. Из тех, что по слухам, приносят удачу. Мама сказала, что он не выживет, но позволила его оставить. Силана и Калеб назвали его Счастливчиком, устроили в гнезде из одеяла и пытались поить молоком по капле. Котенок тяжело дышал — медленно, очень тихо, беспомощно мяукал, и Силана с Калебом всякий раз гладили его, пытаясь утешить — легко-легко, просто чтобы поделиться теплом, потому что больше ничего не могли сделать. Они тогда спали по очереди, и до самого конца верили в чудо. Его не случилось, и Калеб рыдал, как могут только дети — громко и некрасиво, содрогаясь всем телом. А потом на весь день ушел в сад. Хоронить.

Силана не пошла с ним, и осталась плакать в своей комнате. А вечером Калеб пришел к ней снова, уже совсем другой — злой и решительный, с опухшими покрасневшими глазами. Он тогда сказал: Я думаю, его убило чудовище.

Чудовище, как из книжки, которую читала им на ночь мама. Чудовище, что летает по ночам и насылает болезни на детей.

Калеб говорил: не мог же котенок заболеть сам. Он говорил — нужно найти чудовище и отомстить.

Это были глупые детские фантазии, за которые он цеплялся, потому что не мог принять смерть. Смерть, в которой нет ни смысла, ни умысла, которую нельзя исправить и в которой никто не виноват. Он не умел — просто горевать.

Он так этому и не научился. И после смерти мамы Силана стала для него новым чудовищем.

Но он все же по-настоящему ее любил когда-то.

— Тебя мечет от крайности в крайность! — Рейз не видел этого, и он не знал Калеба.

— Я не стану обсуждать это с чужаком, — и Калеб злился, что посторонний лезет в их с Силаной дела.