И все же он принял ее руку, забрался в экипаж и сел рядом с ней, неохотно ответил:

— Это хорошо звучит, но я не раз видел, как люди забывают про самообладание, если их близкие в опасности.

Он дал знак вознице, и экипаж тронулся.

— Именно потому, что Рейз в опасности, — сказала Джанна, — я нужна ему спокойной. Ему и вам.

Он долго молчал, потом выдохнул, и сказал:

— Пока мы будем ехать к дознавателям, мне надо будет разобрать кое-что из бумаг. Поможете мне.

Он достал из внутреннего кармана стопку листов, протянул ей половину:

— Отделите те, на которых есть печати одновременно князя и короля, и те, которые подписаны магистратами. Раз уж вы так просите вас использовать, я собираюсь вас использовать.

Джанна против воли улыбнулась. Почему-то его требование, эти протянутые листы и то, как он смотрел на нее в тот момент, казались ей признанием.

Доказательством того, что Каро увидел ее — не женщину, на которой ему было выгодно жениться, не разменную монету, а саму Джанну. И что ему понравилось то, что он увидел.

***

Дознаватель посмотрел на бумаги Каро, на Джанну рядом с ним, и рассмеялся им в лицо.

— А семья у этого отравителя активная. Устроили целое паломничество.

Он был первым, кто позволял себе так говорить с Каро — полностью игнорируя статус государственного агента и даже правила приличий.

— Вот только его уже забрали, — дознаватель чувствовал себя безнаказанным, верил, что Каро ничего не сможет ему сделать. — Даже жаль… с ним было весело.

Он усмехался, отвратительно и криво, и надеялся спровоцировать.

Джанна положила руку на локоть Каро. Мышцы под ее пальцами были как каменные.

— Кто его забрал?

— Даже не знаю, как ответить. Это ведь секретные данные, господин агент. У вас вообще есть право знать?

Каро улыбнулся в ответ, но в его улыбке отчетливо читался оскал:

— О, можете не говорить. Какая разница, я ведь принес бумаги, вы обязаны отдать мне подозреваемого. Отказ равносилен предательству. А за предательство я смогу избавиться от вас прямо здесь и сейчас, будь вы хоть трижды дознаватель.

Дознаватель перестал улыбаться, выдернул документы из рук Каро — грубо, но молча.

А потом так же молча достал что-то из ящика массивного дубового стола. Протянул Каро:

— Его уже передали другому человеку по распоряжению князя.

Джанна подумала про Вейна и ее замутило.

Но имя на документах было другим.

Калеб Байрнс.

Каро резко развернулся, едва не сбросив руку Джанны, и пошел прочь, не попрощавшись с дознавателем.

— Мы поедем к Калебу сейчас? — спросила она, когда они отошли достаточно далеко. Рядом никого не было, но она все равно понизила голос, чтобы слышал только Каро.

Он раздраженно дернул плечом, потом мотнул головой:

— Нет. Дождемся утра. Этот приказ о личном содержании и на нем княжеская печать. Даже у патриарха нет права вмешиваться в таком случае. Если я ввалюсь к Калебу сейчас, мне просто нечем будет на него надавить.

Джанна не спрашивала, что изменится к утру, потому что и сама понимала — даже за считанные часы измениться могло очень многое.

— Главное, чтобы Калеб не сумел связаться с Силаной, — тихо заметила Джанна. — Он знает, что ничего не сможет сделать вам. Но пока у него Рейз, он может надавить на нее напрямую.

— Прежде, чем на нее надавить, ее нужно хотя бы найти. Она уехала с Мелезой, значит, до утра не узнает о том, что сделал Калеб.

Он запнулся, нахмурился и оглянулся назад, туда, где оставался дознаватель.

— Но вы беспокоитесь, — заметила Джанна.

Каро усмехнулся:

— Я не беспокоюсь, я потратил полночи, выбивая документ, который ничего не дает. Я устал, и я хочу убивать.

— А я беспокоюсь, — вдруг призналась Джанна. — У меня дурное предчувствие.

Он устало потер переносицу:

— И что вы хотите, чтобы я сказал в ответ? Давайте, поцелуемся и все пройдет?

— У кого пройдет? — преувеличенно серьезно уточнила она. — У вас или у меня?

Он фыркнул и снова повел ее к экипажу:

— У нас обоих.

***

На балконе в доме Калеба горел чародейский светильник — ярко, будто его специально оставили вместо ориентира для ската.

Силану ждали. А она зависла над поместьем, смотрела на опустевший сад, на обледенелую землю, и думала о том, что последний раз прилетала много лет назад. И сидела не на исполосованной шрамами спине Рала, а на спине Эрика — ската, с которым они прошли почти всю войну.

А когда она приходила уже после — после мирного договора, после молчания Калеба и после смерти мамы — Силану не пустили даже за ворота.

На балкон Калеб вышел сам — высокий, уверенный.

Силана направилась к нему, будто потянуло что-то.

Калеб отступил в сторону, когда Рал завис над балконом, и когда Силана аккуратно слезла, и все равно едва не поскользнулась.

— Явилась все-таки, — Калеб смерил ее взглядом с головы до ног. — Прилетела. Я думал, тебя придется намного дольше ждать.

— Зачем ты так? — спросила Силана. — Зачем ты забрал Рейза? Он ничего тебе не сделал.

Калеб усмехнулся в ответ, криво и уродливо. Больно было видеть его таким. Еще больнее понимать, что Силана сама его таким сделала:

— Уж ты-то должна бы знать. Те, кто ни в чем не виноват тоже могут пострадать.

На это ей нечего было возразить.

Когда Калеб отвернулся и пошел в дом, Силана молча последовала за ним.

***

— Я был уверен, что Каро прибежит первым, — Калеб шел впереди, не оборачиваясь и Силане оставалось только следовать за ним. — Но, видимо, у тебя есть свои контакты среди дознавателей.

— Нет, — тихо отозвалась Силана. — Это была случайность.

Если бы Каро узнал первым, сказал бы он Силане? Или врал бы ей, чтобы обезопасить?

— Удобная случайность, — Калеб пренебрежительно фыркнул. — Проходи.

Он открыл перед ней тяжелую дубовую дверь, и Силана помедлила, прежде, чем зайти внутрь. Она знала, куда Калеб ее привел — в кабинет отца.

Когда-то, много лет назад они всей семьей жили в этом доме, Силана тогда была совсем ребенком. И воспоминания, которые вызывали эти коридоры, эта дверь и сад за окном были яркими и чистыми, какими воспоминания бывают только в детстве.

Когда-то Силана и Калеб играли в прятки в этом доме. В соседнем коридоре в нише стояла любимая мамина ваза. И Силана разбила ее, когда убегала от няни.

Тогда Калеб взял вину на себя, и его выпороли, и ей было так стыдно — до беспомощных слез, до бессвязных просьб.

Прости меня. Прости меня, братик.

Он был весь в синяках — совсем еще мальчишка — но он улыбался, и он потрепал ее по волосам, и сказал, что это ерунда. Подумаешь, какая-то дурацкая ваза.

Я всегда буду защищать тебя, Силана.

Они оба тогда в это верили, пока Силана не разбила нечто намного важнее вазы. Его любовь и доверие.

— Ты так и собираешься топтаться на пороге? — вопрос Калеба заставил ее вздрогнуть, отвернуться от коридора.

Калеб смотрел на нее и хмурился, и должно быть тоже вспоминал.

— Последний раз я видела папу здесь, — сказала Силана, и шагнула в кабинет. Внутри ничего не изменилось, будто она вернулась в прошлое. Только все теперь казалось намного меньше.

Отец увлекался историей, часто засиживался допоздна, и Силана прибегала просить, чтобы он почитал ей. Она слушала рассказы о великих войнах, о царях прошлого, и все на свете казалось ей волшебным. А Калеб не мог усидеть, ему никогда не нравилось ждать.

Отец умер, когда Силане было шесть — упал со ската, когда лопнул страховочный ремень. И мама не захотела оставаться в этом доме, настояла, чтобы они всей семьей переехали.

— Садись, — Калеб указал ей на кресло, сам занял место за столом. Там, где всегда сидел отец. Не хватало только тяжелых книг по истории. Вместо этого на столе лежало всего несколько листов. — Только не жди, что я предложу тебе выпить. Ты не гостья.