— Довольно! Ты ведь знаешь, что я тебе друг: к чему же эти общие места? Какую отметку ты просишь для бездельника, твоего протеже?

— Семерку, дорогой Костикэ!

— А если он осел и ничего не знает?

— Вот те на! Не знает! Будто он первый или последний, который выдержит экзамен, не зная ни черта… Умоляю тебя, Костикэ! Если бедный мальчик останется на второй год, это будет большим несчастьем для его семьи — такой почтенной семьи, — и очень меня огорчит.

— О, непреодолимая сила дружеского долга! — говорит Костикэ. — Как ты умеешь просить! Ладно! Будь по-твоему; я на этот раз поставлю твоему дурню семерку.

— Спасибо, дорогой Костикэ, я буду очень обязан.

— Как его зовут?

Я выворачиваю карманы, ищу письмецо Мари Попеску и… не нахожу…

— Подожди минутку! — говорю я учителю.

Вылетаю как стрела, вскакиваю на извозчика, мчусь домой. Письма нет и здесь. Лечу к Мари Попеску.

— Милый друг, дело на мази, преподаватель обещает нужную отметку, но мне необходимо узнать, как зовут вашего протеже. Как его имя?

— Оно было в письме.

— Да, но ваше письмо затерялось в моих бумагах, а дело спешное; чтобы не тратить время на поиски, я приехал к вам. Как его зовут?

— Ей-богу, не помню, — говорит моя очаровательная приятельница. — По правде сказать, госпожа Преотеску, моя хорошая подруга, которой я ни в чем не могу отказать, просила меня написать вам, зная, что вы дружите с господином преподавателем Костикэ Попеску, который очень к вам привязан и ни в чем не может вам отказать…

— Что же нам делать?

— Отправляйтесь к госпоже Преотеску и узнайте, как зовут ученика, за которого она просила попросить вас.

— Целую ручки!

Еду к госпоже Преотеску…

— Госпожа Преотеску, я беспокою вас вот по какому делу: вы просили мою приятельницу Мари Попеску за своего знакомого мальчика, с тем чтобы она замолвила за него словечко передо мной, а я в свою очередь перед учителем господином Ионеску…

— Да!

— Как зовут мальчика?

— Разве Мари вам не написала?

— Написала, но я потерял письмо, а мадемуазель Попеску забыла его имя и послала меня к вам.

— Ко мне? По правде сказать, я тоже не помню, потому что имя было написано на бумажке, которую я оставила у Мари; но мы можем узнать это имя у госпожи Дьяконеску, она живет поблизости; это она меня просила, зная, что Мари меня любит, а вы ни в чем не откажете Мари, а преподаватель Костикэ Ионеску ни в чем не откажет вам.

— Что же нам делать?

— Посидите минутку, я пошлю за госпожой Дьяконеску; она живет рядом.

Госпожа Дьяконеску не заставила себя ждать. Но, увы, она тоже не знала имени нашего молодого протеже: записку с его именем она отдала госпоже Преотеску.

— Как быть?

— Бегите к госпоже Икономеску!

Отправляюсь к госпоже Икономеску. Оттуда к госпоже Сакелэреску. Потом к Пискупеску. Наконец-то напал на первоисточник: ученик оказался племянником госпожи Пискупеску, сыном ее сестры, госпожи Дэскэлеску: Митикэ Дэскэлеску.

Госпожа Пискупеску ни в чем не может отказать госпоже Дэскэлеску, госпожа Сакелэреску — госпоже Пискупеску, госпожа Икономеску — госпоже Сакелэреску, госпожа Дьяконеску — госпоже Икономеску, госпожа Преотеску — госпоже Дьяконеску, мадемуазель Попеску — госпоже Преотеску, я — Мари Попеску, а мне — Костикэ Ионеску… Отправляюсь к Ионеску.

— Дорогой Костикэ, выручай меня! Я уверен, что ты мне не откажешь, я знаю, что всегда могу рассчитывать на твою дружескую помощь, и ни минуты не сомневаюсь…

— Прекрати болтовню, дружище…

— Поставь ему семерку, как ты обещал.

— О ком ты говоришь?

— О Митикэ Дэскэлеску!..

— Митикэ Дэскэлеску!.. Что-то я не помню такого ученика.

— Не может быть!

— Сейчас посмотрим.

Он перелистывает классный журнал.

— У меня нет ученика по имени Митикэ Дэскэлеску, ты перепутал; наверное, он в каком-то другом классе.

На этот раз я бегу прямо к госпоже Пискупеску.

— Госпожа Пискупеску, в какой класс держит экзамен ваш племянник?

— В седьмой!

— Отлично, — говорю я.

Бегу обратно, к Ионеску.

— Он в шестом классе, этот Митикэ Дэскэлеску.

— Тогда это не у меня, а у Джеорджеску; ты с ним знаком?

— Нет. Но ты-то его знаешь? Ведь он твой коллега.

— Разумеется, мыс ним очень дружим, и он мне ни в чем не откажет-.

— Тогда я прошу тебя… Я ведь знаю, что всегда могу рассчитывать на твою дружбу, и ни минуты не сомневаюсь…

— Опять?.. Ты ведь приехал на извозчике, так вези меня поскорее к Джеорджеску!

Мы едем вместе. Я остаюсь на улице, Ионеску входит в дом. Через несколько минут он возвращается.

— Тебе повезло, мы приехали вовремя. Еще четверть часа — и он унес бы журнал в гимназию, а у твоего протеже была тройка.

— А теперь?

— Теперь у него семерка.

«Вот, — подумал я, — какое значение могут иметь несколько минут опоздания: наш Митикэ Дэскэлеску остался бы на второй год, хотя он любимец своей матушки, госпожи Дэскэлеску, которая сестра госпожи Пискупеску, к которой привязана госпожа Сакелэреску, которая дорожит госпожой Икономеску, к которой привязана госпожа Преотеску, которой бесконечно дорожит прелестная Мари Попеску, к которой привязан я, к которому…»

1901

Однажды, в день святого Иоанна, я отправился с визитом к своей старой приятельнице, госпоже Марии Попеску. В этот день справлялись именины ее единственного сына, премиленького мальчугана лет восьми, по имени Ионел. Мне не хотелось идти с пустыми руками, и я купил по дороге большой резиновый, очень упругий мяч. Хозяйка оценила мое внимание, особенно же оценил мой подарок мальчуган, встретивший меня в парадной форме кавалерийского майора. После обычного обмена приветствиями мы перешли к разговору о погоде, о видах на урожай, — господин Попеску-отец был крупный землевладелец, — о свирепствующем кризисе и т. п. Между прочим, я спросил госпожу Попеску, почему в этом году ее совсем не видно на прогулках, в театре и на вечерах. Госпожа Попеску ответила мне, что все эти развлечения в конце концов приедаются, а уж матери семейства совсем не до них.

— По правде сказать, — щебетала она, — когда Ионел был совсем крошкой, я еще позволяла себе кое-какие развлечения, но теперь, когда он стал большим мальчиком, я должна отдавать ему все свое внимание и серьезно заняться его воспитанием. К сожалению, вы, мужчины, не можете себе представить, сколько времени отнимает у женщины воспитание ребенка, особенно если она хочет сделать из него воспитанного человека.

И госпожа Попеску начала распространяться о воспитании детей, высказывая весьма разумные мысли. В это время из соседней комнаты раздался хриплый старушечий голос:

— Барыня, Ионел никак не угомонится!

— Ионел! — крикнула госпожа Попеску. — Ионел! Иди же к маме! — Затем обратилась ко мне вполголоса — Если бы вы знали, какой это сорванец… но до чего умен!

Из соседней комнаты опять послышался голос:

— Барыня, поглядите на Ионела! Он хочет перевернуть спиртовку!.. Да угомонись же, а не то обожжешься!

— Ионел! — снова крикнула госпожа Попеску. — Иди же к маме, Ионел!

— Барыня, скорей сюда! Он пролил спирт! Пожар!

— Ионел!.. — закричала мать, сорвалась с места и бросилась в другую комнату. Но не успела она подбежать к двери, как на пороге появился маленький, воинственного вида майор-кавалерист с обнаженной саблей в руке. При виде его мамаша замерла на месте. Потом заключила майора в объятия и расцеловала.

— Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не подходил к спиртовке, когда готовится кофе! — начала она. — Ведь ты же можешь сгореть! Тогда твоя мама умрет с горя. Разве ты хочешь, чтобы мама умерла?..

— Простите, госпожа Попеску, — прервал я материнские излияния, — для кого вы заказали кофе?

— Для вас!

— Помилуйте, зачем вы беспокоились!

— Полноте, какое это беспокойство!