Ознаменовав собой новый подход к литературным явлениям, молодая марксистская критика, делавшая тогда лишь первые шаги и впоследствии освободившаяся от узкого догматизма и вульгарного социологизма, предопределила дальнейший расцвет румынской литературы, основанной на творениях бессмертных классиков — Василе Александри, Михая Эминеску, Иона Луки Караджале, Иоана Славнча и Джеордже Кошбука. А. Садецкий ВАСИЛЕ АЛЕКСАНДРИ Стихотворения ДОЙНА Перевод В. Луговского Дойна, дойница! Где ты, милая девица, В золотых цветах косицы, Губы — ярче заряницы? Хорошо с такою милой, С голубицей сизокрылой, С сердцем, полным гордой силой! С белокурой недотрогой, Схожей с ланью быстроногой, Нежной полною тревогой! Соловей неутомимый, Я в прохладе нелюдимой Спел бы дойну о любимой! * * * Дойна, дойница! Ружьецом бы мне разжиться Да с топориком сродниться, Не тужить — а веселиться! Под седло б мне вороного, Что черней греха людского, — Горделивого и злого! Семерых бы мне с мечами, Братьев с гневными очами. На конях, чье имя — пламя! Мне б орлиный лет и зренье, Пел бы яростно весь день я Дойну гнева и отмщенья! * * * Дойна, дойница! Слышишь, милая моя ты, Всем клянусь, что сердцу свято, Стать тебе роднее брата! А коню наказ мой краток: Ты лети быстрей касаток, Бурей вдоль лесов косматых. Братьям молвлю: — Вот что, братья, Клятву дам пред вашей ратью Басурманов убивать я! Гей, пошло на битву братство, Час настал освобождаться От языческого рабства! 1842 СТАРАЯ КЛОАНЦА Перевод В. Шора В зарослях Клоанца [1]бродит, В небеса глядит она: Там, печальна и бледна, То за облако заходит, То сияет вновь луна. Нынче ночью полнолунье; И подалее в кусты Там, где заросли густы, С прялкой прячется колдунья И хрустят ее персты. Шепчет бабка, нить свивая: — Убирайся, дьявол, прочь, Пусть тебя поглотит ночь! Хочешь ты, проклятый, знаю, Пусть веретено кружится, Пряжу тонкую прядет, Пусть ушами конь прядет И сюда летит, как птица; Пусть мой Фэт-Фрумос придет! Если ж не захочет милый Тотчас полететь ко мне На горячем скакуне, Пусть он будет взят могилой, В адском пусть горит огне! Пусть в когтях нечистой силы Корчится от страшных мук, Пусть лишится ног и рук, Пусть он будет вздет на вилы Или на железный крюк! Пусть Страшилищем Зеленым Будет он всегда гоним Иль чудовищем иным: Храконитом разъяренным, Кровососом — духом злым! Бабка воет, бабка стонет, И жужжит веретено, Но невидимо оно: Бледный месяц в тучах тонет. Все вокруг черным-черно. — Приходи же, мой желанный, Хоровод оставь тотчас, Берегись девичьих глаз: Взгляд их, ласковый, обманный, Порчу наведет как раз. В холе б я тебя держала И своею ворожбой Отвела бы глаз дурной, Отвела б гадюки жало От тебя, любимый мой. Летним вечером ты дойну, Заблудившись, пел в лесу. Увидав твою красу, Шелк кудрей и стан твой стройный, Горе в сердце я несу. Ах, я чахну без надежды, Я хочу тебя ласкать, От себя не отпускать, Царские хочу одежды Для тебя, дружок, соткать! Дни проходят и недели… Как тебя приворожить? Длинную свила я нить, Мне остался клок кудели, Мало мне осталось жить… Ах, мне не снести страданий! Ах, ему я не мила! Бот к концу кудель пришла… — Бабка издает стенанья, Смотрит в сторону села, А затем кричит визгливо, На восток оборотясь: — Слушай, тьмы и мрака князь, Слушай, враг небес спесивый, Ты, что мучаешь, ярясь, Род людской и час мучений Превращаешь в сотню лет; Сеятель грехов и бед; Ты, за несколько мгновений Обходящий целый свет! Я зову тебя, слабея, Мне не жить теперь, не прясть, На меня нашла напасть! Помоги! Не зря тебе я Душу отдала во власть! И на вопль колдуньи сразу Отозвался серный ад; Опахнул старуху чад; Два горящих красных глаза На нее из тьмы глядят. Говорит ей черт лохматый: — Кончится твоя беда: Приведу его сюда! Повози за то меня ты На себе вокруг пруда. Бабка сладила с нечистым Дело пополам с грехом. Сатана на ней верхом Едет с гиканьем и свистом, Словно на коне лихом. Хочет поскорей старуха На себе юнца женить. Размоталась пряжи нить, Что есть силы, что есть духу Стала бабка семенить. Любострастница седая, И ужасна и смешна, Скачет бешено она; На старухе восседая, Хрипло воет Сатана. И несется за Клоанцей Призраков зловещих рой; Все увлечены игрой И кружатся в диком танце Предрассветною порой… Лес грохочет, сотрясенный Страшным смехом Сатаны, И до самой глубины Растревожен омут сонный — Царство вечной тишины. Мчится бабка… Треплет ветер Космы спутанных волос… Вся она во власти грез, Жаждет, чтоб попал к ней в сети Недоступный Фэт-Фрумос. — В холе я б его держала И своею ворожбой Отвела бы глаз дурной, Отвела б гадюки жало, — Только б стать ему женой! Лес гудит, рябится омут, Но вдали петух поет: Черта оторопь берет… Сатана и ведьма тонут В глубине стоячих вод. Волны пенятся и плещут. По воде круги идут. Взбаламучен тихий пруд, Камыши вокруг трепещут, Филины крылами бьют. Постепенно затихает Плеск спадающей волны… Дремой заросли полны… В просветлевшем небе тает Серебристый диск луны. Слышит путник одинокий, Проходя в ночной тиши, Стон мятущейся души: — Что же медлишь ты, жестокий, Мой желанный, поспеши! В холе я б тебя держала И своею ворожбой Отвела бы глаз дурной, Отвела б гадюки жало От тебя, любимый мой… вернуться Клоанца— баба-яга в румынских и молдавских народных сказках. вернуться Фэт-Фрумос —Прекрасный Молодец, горой многих румынских и молдавских народных сказок. |
