1889 У ЗЕРКАЛА Перевод И. Гуровой Ну-ка, с полки слезь сосновой. Зеркальце в оправе новой. Мать ушла в село. С тобою Мы одни. Что я устрою! Погоди, на все засовы Дверь закрою. Ближе к зеркалу поди-ка. Хороша ль ты, погляди-ка. У, глаза какие стали! Это кто ж такой? Не я ли? Я! А за ухом гвоздика — Как, видна ли? Вот я! Сильная какая! Ростом, говорят, мала я. Вовсе нет! Как я красива! Повяжу платочек живо… Дочка у тебя, родная, Просто диво! Я красавица, не скрою. И передник мне с каймою Сшила мама-мастерица. Кто еще со мной сравнится? Может дочкою такою Мать гордиться! Знаешь, что она сказала? «Дочь не выдам как попало! Торопиться мы не будем Угождать досужим людям. Познакомимся сначала — Там рассудим». Спорить с мамой я не смею. Разве сговоришься с нею? Заставляет ткать часами, И совсем нет дела маме, Что шептаться не умею Я с парнями. Для чего мне ткать стараться? Лучше бы другим заняться. Про любовь я все равно же Знаю. Бели он пригожий… Ничего, в меня влюбляться Будут тоже. Вот еще беда — тонка я. Сильный парень, обнимая, Ненароком вдруг сломает! Только… Пусть он обнимает, К сердцу, все позабывая, Прижимает! Он сперва мне улыбнется, Скажет: «Слышишь — сердце бьется? От любви к тебе я таю!» — И обнимет. Только, знаю, Обругать его придется. Обругаю! Целоваться парни рады… Ой, стучатся у ограды! Мама? Рано ей, не верю. Ветер! Ну-ка, я примерю Все — к лицу ли мне наряды, Дай проверю. Что рядиться так без толка? Пояс, бусы вот, наколка — Все, что нужно для затеи. Косу распущу скорее, Повяжу платок из шелка Попестрее. Я красавицу такую Хоть разочек поцелую. Не боюсь, что мать накажет, — Зеркальце про нас не скажет. Кто ж сестрицу дорогую Не уважит? Маме только и заботы, Что сижу я без работы. Вот хозяйкой стану. Маму ж Я сейчас боюсь, а там уж… Поглядеть бы, каково-то Выйти замуж. Я от бабушки слыхала, Что девчонки знают мало. Все бы петь им да играть бы! Но умнеют после свадьбы. От чего же — не сказала. Вот узнать бы! Плохо видно, вот досада… Повязать передник надо. Ну, теперь совсем похоже На замужнюю… Ой, боже, Мама! Вон идет из сада! Повезло же! С кем-то мать заговорила. Дверь-то я не затворила! Приберу все втихомолку… Пояс в шкаф скорей. На полку Зеркальце. Чуть не забыла Снять наколку! Отлегло!.. Вот было б срама, Если б мать вошла бы прямо! Даже сердце застучало! Если бы врасплох застала, Как меня б за косы мама Оттаскала! 1890 ПЛОХАЯ ДОЛЖНИЦА Перевод Р. Морана Шла с мельницы девица. И — надо ж так случиться! — Мешок свалила наземь, А снова не поднять! «Снести?» — «А как?» — «За плату Мешок доставлю в хату!» Решилась вмиг на трату: Что ж, можно и нанять! Идем. На полдороге Я кланяюсь ей в ноги: «Плати три поцелуя!» Но вот беда, друзья: У ней своя забота. Высчитывает что-то, Твердит, что нет расчета, Не может и нельзя! С меня и двух, мол, хватит, Один — сейчас оплатит, В торой — когда стемнеет… Толкуй, дружок, толкуй, — Тебе нужна оттяжка! И должен я, бедняжка, С мешком тащиться тяжко Семь верст — за поцелуй. 1891 «ВСЕ ТРОЕ, БОЖЕ!» Перевод И. Гуровой Три сына было у отца. И все три сына были взяты В один и тот же день в солдаты. А он молился без конца, Чтоб сыновья остались живы Под градом из свинца. Неделя за неделей шла. И наконец известно стало. Что знамя грозных турок пало, Что в битве вырвана была Победа доблестью геройской Румынского орла. Приказ правительство дало, И напечатала газета, Что те, кто начал службу с лета, Домой вернутся. Время шло — И стали приходить солдаты В родимое село. Он ждал — вот-вот придут втроем… Но ни один не возвращался. Он терпеливо дожидался, А радость угасала в нем, И мысли в голове роились — Страшнее с каждым днем, И не хватило силы ждать, Но он по-прежнему молился. Никто из тех, кто возвратился, Не смог о детях рассказать. Тогда поехал он в казарму, Чтоб самому узнать. С ним говорил старик капрал. Спросил: «Отец, кого вам надо?» Был первенцем любимым Раду, И первым Раду он назвал. «Погиб он в битве. Он под Плевной Геройской смертью пал». Давно предчувствовал бедняк. Что Раду нет уже на свете. Когда ж слова услышал эти, Не мог поверить им никак. Не мог поверить, чтобы Раду Одел могильный мрак. «Да будет проклят недруг злой! А Джеордже где?» — «Он под Смырданом Убит турецким ятаганом». «А Мирча где? Последний мой?!» «И Мирча под крестом дубовым Лежит в земле сырой». И, онемев, отец эастыл. Глаза смотрели в землю тупо. Казалось, видел он три трупа Своих детей на дне могил. Стоял он, как Христос распятый, Без воли и без сил. Сдавила грудь его тоска. Он вышел. Ноги не держали. А губы имена шептали… Стон вырвался у старика, И слепо шарила по стенам Костлявая рука. Он брел вперед — куда-нибудь, В пространство глядя скорбным взором, Потом на камень под забором Присел немного отдохнуть. Упала голова седая Безжизненно на грудь. Никак не мог понять отец… А солнце в небесах пылало, Потом клониться ниже стало И закатилось наконец. Он все сидел на сером камне, Недвижно, как мертвец. Шел франт, и нищий брел с сумой, Пролетки плыли в клубах пыли, Солдаты строем проходили… Он все не мог уйти домой. А губы горестно шептали: «Все трое, боже мой!» |
