II А рядом, чуть поодаль, видна толпа другая, Бураны гневно воют, их снегом посыпая, Страдальцы-иноверцы от стужи поседели, Изгнанники шагают сквозь злобный вихрь метели. Бредут они, как стадо, бичуют их невзгоды, Обречены на гибель, на милость непогоды, — Их покарал вслепую закон несправедливый, Румыны, разве легче судьбину обрели вы?! Где победитель славный? Где жалкий побежденный? Обоих уравняли страдания законы! Но кто же мы такие? Где ищем мы защиты? За что таким позором безжалостным покрыты? Что видим? Как величье жестоко растоптали И как святую доблесть к измене приравняли? Как? После мглы столетий, отвагою объяты, Отчизну воскресили румынские солдаты, Чтоб солнце воскресенья, лучей великолепье Заставило нас ясно увидеть их отрепья? Как? Вами, князь и воин, отчизна и крестьянин, Враг вековой повергнут, унижен, насмерть ранен, Затем, чтоб войско наше, страны румынской сила, Ужасной нищетою наш праздник омрачила? Пусть подлецы иные проявят безразличье; Узнав, что в униженье Румынии величье, — Я не смолчу, как эти! Я говорить не стану: «Презренье за отвагу! Позор за боль и рану!» Я воспевал героев надежды и печали, Я не хочу, чтоб совесть отчизны омрачали; Я сохранить не в силах душевного покоя, Узнав героя Плевны с протянутой рукою; Лишился я покоя, увидев с омерзеньем, Как храбрых унижаем, как доблесть низко ценим! III Отчизна дорогая! Мать исполинов новых! Как смело ты сдержала злой натиск бурь суровых, — Но, жалости не зная, судьба иль рок лукавый Отчизну наградили позором, а не славой! Преступною рукою, железною рукою Исхлестано жестоко твое чело святое, И ненависть слепая тебе восход затмила И трауром кровавым лик солнца омрачила. Детей отдать просили в дни злого униженья? Ты отдала их гордо в миг самоотверженья; Они прекрасны были, отвагою горели, Свою страну готовы прославить в ратном деле. Ты им сказала: «Славлю порыв ваш вдохновенный, Коль смерть придется встретить — свершите долг священный. А к тем, кто возвратится, к бойцам счастливым самым, Пусть даже лоб их будет украшен алым шрамом, Придет краса, и статность, и юность, и отвага, Герои, в бой спешите, вперед, назад ни шагу!» И дети зашагали прадедовской стезею, Вступив в единоборство с погибелью самою, И в битве той суровой достойно победили, И доблестное сердце в крови своей омыли! Но вы — без сердца люди, без племени, без пыла, Румынские министры — вы, змеи у кормила, Вы, что не поспешили в огонь войны опасной, Как вы детей вернули к груди страны несчастной? На них взгляните только! Бредут полунагие, Бредут они — и хлещут их вихри роковые, Увечные влачатся — калеки спят в канавах, Как их карает подлость правителей неправых! Смотрите на увечных без слепоты душевной, Узрите гекатомбы под обагренной Плевной, Узрите всех убитых на грозном поле боя! IV Там рыщут волчьи стаи, округу беспокоя, Выкапывает трупы седая волчья стая, Встает толпа героев, могилы покидая, То армия скелетов, ряды костей зловещих, По остовам печальным морозный ветер хлещет. Встают из гроба кости, в ряды живые строясь, На Гривицу восходит геройской славы повесть. О, как жестоко с вихрем сухие спорят руки, Как безнадежны жесты, исполненные муки. Последним своим взмахом в жестоком вихре этом Они разоблачают господ пред целым светом, Дрожите, содрогайтесь, холодные сердца, Навеки заклеймит вас проклятье мертвеца! 1878 СЕСТРА-СЕСТРИЧКА Перевод Ю. Валич — Мариоара, лада, Радость и услада! Все, чем сам богат, Дать тебе я рад; Тишину и ласки, Звезды, как из сказки, Синий небосвод, Лето круглый год! — Будь слова пригожи, На тебя похожи, Я б давно, поверь, Отворила дверь, Милым называла, В губы целовала! — Жду я у дверей, Отопри скорей. Если мне поверишь, Счастья не измеришь, Дав на час ночлег, Не отпустишь век. Скажешь богу, лада: «Рая нам не надо! Позабудь про нас В наш счастливый час!» 1882 РОДНИК Перевод Вс. Рождественского Ты ступила ножкой малой В воду, милая моя, — И душа затрепетала Легкой струйкою ручья. Ты лицо свое умыла, И счастливая вода В переливах сохранила Эту свежесть навсегда. Там у берега под ивой Стало в сон тебя клонить, И умолк ручей шумливый, Чтоб тебя не разбудить. Милый лик в ручье свободном Отраженьем светлым лег, И с тех пор на дне холодном Встал алеющий цветок. Ты — цветок, в душе растущий, Ты — любви цветок живой, А душа — родник бегущий, Где струится образ твой. |
