— Четверть первого! Какого черта вы там возитесь? Все еще не кончили? Хотите, чтобы мы опоздали! Не заставляйте себя ждать, особенно в первый раз!

Но госпожа Пископеско, не слушая слов господина Зефира Пископеско, выгибается перед зеркалом, чтоб увидеть турнюр, и спрашивает:

— А сзади хорошо, мамочка?

— Ты оглохла, что ли? — орет господин Пископеско. — Хочешь, чтобы на тебя пальцем показывали? Только того и не хватает, чтобы нас ждали. Пойми, это же в первый раз!

— О! Будь она проклята, эта жизнь! — вздыхает госпожа Пископеско. — Где мои перчатки?

Дамы ищут повсюду. Перчатки исчезли.

— Позови эту скотину… Где эта корова? Черт бы ее побрал, она должна знать, где я их положила…

— Вот они! — кричит госпожа Луксица.

— Кончайте базар, иначе я поеду один!

Часы показывают половину первого.

Еще один взгляд в зеркало, и госпожа Эсмеральда Пископеско со своим супругом садятся в коляску.

— Ко дворцу Пелеш! Живо! — приказывает кучеру господин Пископеско, сложив руки на животе и усевшись поудобней.

Кучер трогает.

— Мамочка, — кричит госпожа Пископеско, оглядываясь на веранду, где стоит госпожа Луксица и крестит ее, — мамочка, спрячь ключи от буфета, чтобы эта гадина, будь она проклята, не стащила кусок сахару!

1901

Мне привелось потерять друга, доброго друга. И так как я до сих пор не могу утешиться в этой невосполнимой потере, я должен хотя бы рассказать о том, как произошло это столь печальное происшествие.

Я знал, что мой друг, мой добрый друг, имеет большое влияние на одного человека, от которого тогда зависело весьма важное для меня дело. И я решил к нему обратиться.

— Друг мой, мой добрый друг, — сказал я ему, — не оставляй меня в беде! Только на тебя вся надежда! Одно твое слово, сказанное человеку, которого ты хорошо знаешь, может составить мое счастье… Дай мне к нему рекомендательное письмо… Умоляю тебя!.. Ты сделаешь доброе дело не только для меня, но и для всей моей семьи, для моих детей…

— Что ты, что ты! — ответил мой друг, несколько сконфуженный моим умоляющим тоном. — Разве меня нужно так упрашивать? Изволь…

И после того, как я объяснил ему, в чем дело, он уселся за письменный стол и принялся писать. Кончив, он встал с письмом в руках и сказал:

— Слушай, я прочту тебе…

«Дорогой друг!

Податель сего, мой добрый приятель, имеющий к тебе личную просьбу, обратился ко мне за содействием и просит замолвить за него доброе словечко. Не нахожу слов, чтобы отрекомендовать его тебе надлежащим образом. Он мой добрый и старый друг, и, поскольку я уверен в твоей дружбе, надеюсь, ты обойдешься с ним так же, как обошелся бы со мной. Я буду счастлив узнать, что этот человек, которого я люблю как брата и знаю как честного и способного малого, получил от тебя все то, чего он желает и, несомненно, заслужил.

Заранее благодарю тебя, и пр. и пр.».

Пока я рассыпался в благодарностях, мой друг вложил письмо в конверт, заклеил его, надписал адрес и вручил его мне.

Обняв друга, я простился с ним и отправился к нужному мне человеку.

К сожалению, я не застал его дома. Но слуга заверил меня, что он обязательно будет после полудня.

Это означало, что он придет не раньше двух часов, а теперь было только одиннадцать. Куда мне было деваться до двух часов, пока я увижу человека, от которого зависит мое будущее и будущее моих детей?

Чтобы как-нибудь скоротать время, я зашел в скромный ресторан. В ожидании, пока мне подадут, я все время с затаенной надеждой поглядывал на заветное письмо друга и строил тысячи воздушных замков…

Как все отлично устраивается!.. Какая великолепная рекомендация!.. Вот что значит истинный друг!..

Положив конверт рядом с прибором, я буквально не мог оторвать от него глаз, точно с путеводной звезды всей моей жизни.

На столе рядом с письмом стояла салатница с поломанной ножкой, но я не обратил на нее внимания.

Вскоре мне принесли первое. Кельнер оказался неопытным и неуклюжим. Намереваясь налить в тарелку борщ, он задел локтем хромую салатницу и опрокинул ее прямо на письмо.

«Вот напасть! — подумал я. — Наверно, запачкал конверт».

Не успел я об этом подумать, как растяпа, обернувшись с тарелкой в руках, чтобы посмотреть на причиненные им разрушения, пролил еще борщ прямехонько на мое письмо.

— Письмо! Мое письмо!

Я схватил его со стола и быстро вытер салфеткой.

Увы! Конверт успел впитать в себя порядочное количество постного масла и теплого борща.

Что делать? Надо высушить его получше! И я начал усердно вытирать конверт с обеих сторон… Тогда случилось новое несчастье — конверт расклеился…

В таком плачевном состоянии письмо, конечно, нельзя было передавать. Оставалось одно — бежать обратно к моему другу и просить его написать новое…

Обругав как следует недотепу, я выбежал на улицу с злополучным конвертом в руках. По дороге, сам не знаю почему, точно нечистый меня попутал, пришла мне вдруг в голову такая мысль: конверт все равно расклеился… перечту-ка я еще раз теплые слова моего друга.

Я принялся осторожно извлекать письмо из засаленного конверта и вдруг прочел в самом низу: «Этот осел…»

«Этот осел»?! Откуда могли здесь взяться такие слова? В письме, которое читал мне мой друг, их не было и в помине… Что же это могло значить?

Теряясь в догадках, я решительно вынул письмо из конверта и, развернув его, прочел нижеследующее:

«Уважаемый друг!

Податель сего — ничтожный человек, который настойчиво требует моей рекомендации. Он уверяет, что у него к тебе дело, от которого зависит будущее всей его семьи. Считая своим долгом предупредить тебя, что этот человек совершенное ничтожество, я поспешил дать ему требуемое письмо, так как иначе он обратился бы к кому-то другому и ввел тебя в заблуждение.

Гляди в оба — не верь ни одному слову из того, что этот обманщик тебе скажет. Что касается его характера, то этот осел может показаться иногда остроумным, если позабыть о его легкомыслии и придурковатости.

Окажи, стало быть, этому уважаемому другу надлежащий прием.

Твой и т. д.».

Хорошенько вытерев катившийся по лицу пот, я вскочил на первого встречного извозчика и помчался к моему другу. Когда я подъехал к дому, я увидел, что приятель мой идет мне навстречу. Я соскочил с пролетки и, улыбаясь, бросился к нему.

— Ну как, уже побывал? — спросил он меня. — Застал его дома?

— Разумеется, — ответил я весело.

— И как? Добился своего? Что он тебе сказал?

— Что он мог мне сказать?.. Что я ничтожество, с которым не стоит связываться… что я попросту осел… Это все, что он мог сказать о моем характере… Что же до того, что я кажусь иногда остроумным, то на самом деле я человек поверхностный и придурковатый…

— Откуда он это узнал?

— Из твоего письма.

— Он сказал тебе об этом?

— Нет! Я сам узнал.

— Откуда?

— Я распечатал твое письмо.

— Ах вот оно что! — негодующе вскричал мой друг. — Ты вскрыл чужое письмо?! Это позорный поступок!

Вместо ответа я влепил ему две пощечины, снова уселся в пролетку и приказал извозчику погонять.

Само собой разумеется, что после такого моего позорного поступка всякая связь между нами должна была прекратиться.

А жаль! Я потерял такого доброго друга!..

1901

Однажды в ненастное ноябрьское утро, в дождь, снег, ветер, когда и собаку жалко выгнать на улицу, я вызвал самого расторопного сотрудника «Возмущения нации» и сказал ему:

— Уважаемый господин Каракуди, вы много раз проявляли свою блестящую репортерскую изобретательность. Именно вас я прошу оказать нашей газете новую услугу.