Лицо Е Ванси потемнело. Сквозь зубы он процедил:

— Что «еще» я ей сказал? Ты лгун!

— Ах, ты уже забыл свои слова, так я и напомнить могу! Тогда ты сказал, — человек в черном прочистил горло и, подражая манере речи Е Ванси, продолжил, — барышня Сун, я потратил так много денег на то, чтобы пошить прекрасную одежду для другого мужчины. Сейчас молодой хозяин Наньгун благоволит к тебе, и ты решила, что сможешь одним махом разрубить нашу связь и выйти из отношений, оставив меня с убытком. Ты слишком замечталась.

Под конец он расхохотался самым злодейским смехом.

Е Ванси: — …

Автору есть что сказать:

Что ж, первый раунд завершен, и вы все, наверное, уже догадались, кто есть кто~

Но почему этот хороший парень так упорно поливает грязью наш милый Листочек? Завтра мы объявим победителя розыгрыша ~Хе-хе-хе!~ (думаю, некоторые из вас были уверены, что результат второго раунда будет известен уже сегодня. Двойной фэйспалм[159.5]).

Сегодня вы вошли в игровую локацию «Темницы ордена Жуфэн», чтобы найти и побить первого Босса. По старым правилам, чтобы не влиять на прохождение квеста, какое-то время не будет подсказок в виде маленьких спектаклей. Чмоки! Завязываю ~

Все гости прекрасно слышали это обвинение. Многие из них презрительно уставились на Е Ванси, хотя были и те, кто с пренебрежительным сочувствием смотрели на Наньгун Сы и Сун Цютун.

Из толпы послышался шепот:

— Что за мразь…

— Странно, почему молодой господин Наньгун все еще не вышел из себя?

— Оказывается, с самого начала барышня Сун попала в безвыходное положение. Ох, разве можно ее винить… она всего лишь красивая девушка без семьи и связей, ставшая разменной монетой в споре двух молодых господ… что ей оставалось делать?

Человек в черном так увлекся своим представлением, что в какой-то момент забыл о Тяньвэнь и тут же получил ощутимый удар. На его счастье он успел увернуться, и плеть не смогла обвиться вокруг него или нанести серьезный вред его телу, однако плащ оказался порван, кровь из пореза брызнула на пол. Из горла обличителя вырвался тихий стон, после чего он стал куда осмотрительнее, и больше ни на секунду не упускал из виду лозу Чу Ваньнина, проворно уворачиваясь от сыплющихся на него ударов. Впрочем, ранение никак не повлияло на проворность его языка, и он с удвоенной силой принялся сыпать обвинениями в адрес Е Ванси:

— Молодой господин Е, барышня Сун так и не осмелилась признаться жениху в том, что случилось между вами пару дней назад. Думаю, она боялась нарушить хрупкий мир между тобой и Наньгун Сы. Но небеса все видят, и есть на свете высшая справедливость[160.1]! Неужели у тебя не осталось ни стыда ни совести? Теперь, когда грехи твои всем известны, ты не собираешься склонить голову и покаяться перед людьми?!

С одной стороны Е Ванси был в ярости, с другой сама ситуация казалась ему абсурдной и смешной:

— Нет на мне никакого греха.

— Выходит, на тебе греха нет, значит, барышня Сун одна во всем виновата? Пусть она не воспротивилась твоей воле, но, по-моему, с твоей стороны было очень непорядочно принуждать ее. А может, ты хочешь убедить всех нас, что это она соблазнила тебя, а не ты заставил ее уступить?

В это время не проронивший ни слова Наньгун Сы вдруг повернулся и, взглянув на Сун Цютун сверху вниз, протянул ей руку, чтобы помочь ей подняться.

Однако девушка решила, что он хочет взять ее за руку, чтобы лично убедиться в том, что шоугунша исчезла с ее запястья. Проснувшись вчера, она тут же обнаружила, что киноварь с ее руки окончательно стерлась, и очень испугалась. Объяснить случившееся она не могла, а предание этого факта огласке могло породить недопонимание и ухудшить ситуацию. В конце концов, остались считанные дни до момента, когда она разделит брачное ложе с Наньгун Сы, после чего ее девственный замок, в любом случае, станет только воспоминанием. Поэтому Сун Цютун умолчала об исчезновении шоугунши, надеясь, что ситуация разрешится сама собой.

Кто мог подумать, что появится человек, который выльет на нее ведро помоев…

Как ни крути, а Е Ванси на самом деле спас ее и держал при себе в качестве личной служанки. Если развивать эту мысль, нарисованная киноварью печать с ее запястья исчезла, да и родинку на ее бедре этот человек в черном описал очень точно, и это ей никак не оспорить[160.2]. Голова гудела от роящихся в голове мыслей, и она совершенно не представляла, что делать в ее положении.

В смятении чувств Сун Цютун подняла мокрые от слез глаза на глазевшую на нее толпу и увидела в обращенных на нее взглядах лишь презрение и жалость. Под давлением этих полных снисхождения глаз, почти беззвучных шепотков и тихих пересудов она невольно перевела взгляд на Е Ванси, который стоял в гордом одиночестве и с высоко поднятой головой противостоял всеобщему осуждению.

Человек в черном, уворачиваясь от лозы Уважаемого Наставника Чу, продолжал носиться по всему банкетному залу, безостановочно осыпая свою жертву бранью и обвинениями:

— Е Ванси! У нас с тобой давняя вражда, и сегодня я разоблачу тебя, лицемер! Это каким подонком надо быть, чтобы прелюбодействовать с невестой своего господина?! Развратил добропорядочную барышню и не стыдно тебе?! Какой же ты мерзавец!

И тут оцепеневшая от страха Сун Цютун поняла, как ей следует поступить. Обвинение ей не опровергнуть. Исходя из слов человека в черном, у них с Е Ванси давняя вражда, поэтому он всеми правдами и неправдами хочет втоптать в грязь его репутацию благородного человека.

Она не может взять на себя грех прелюбодеяния, но если просто согласиться со словами этого человека в черном и признать, что Е Ванси вынудил ее, тогда хотя бы…

Внезапно она громко и истерично завопила:

— Да, это он погубил меня!

Рука Наньгун Сы замерла так же, как и все его тело. Он ошеломленно и испуганно смотрел на нее, словно не в силах поверить в то, что его невесту осквернил человек, который долгие годы был правой рукой его отца. Весь его облик как зеркало отражал его внутреннее потрясение.

Сун Цютун разрыдалась и закрыла лицо руками. Срывающимся голосом, она сказала:

— Да, господин Е опозорил меня, он… он принудил меня… я никогда не давала ему согласия…

Какое-то время Наньгун Сы пристально смотрел на нее. Пламя свечей яркими бликами отражалось в его потемневших глазах, где, казалось, сейчас сошлись в битве изначальные тьма и свет. Наконец, он медленно опустил руку, которую до этого протянул, чтобы помочь Сун Цютун, и его хриплый голос, словно горсть горящих углей, рассыпался по залу:

— Ты точно понимаешь, что говоришь?

Увидев его ярость, Сун Цютун испугалась еще больше и зарыдала в голос:

— Молодой господин, простите меня… Я боялась, что вы не примете меня, поэтому… прямо… прямо не осмеливалась рассказать вам… а еще больше я боялась… боялась, что после того, как правда выйдет наружу, вы с господином Е возненавидите друг друга. Глава так ценит его, и если между вами будет неприязнь, это расколет орден Жуфэн. Разве могла я это допустить? — она низко склонилась в поклоне, длинные рукава дрожали вместе с трясущимися от рыданий плечами. Сейчас эта искренне горюющая красавица не могла не тронуть даже самые черствые сердца. — Это правда, Цютун не знала, как поступить… не смела обратиться к главе с таким позорящим честь вопросом… только и могла, что скрывать… Молодой господин, Цютун опозорила ваше доброе имя, но… но душой и сердцем я правда была верна…

Побледневший Наньгун Сы отступил и замотал головой из стороны в сторону, повторяя как заведенный:

— Ты понимаешь… ты понимаешь, что говоришь?