Стоило ему снова услышать этот бархатный голос, как в ушах загудело и в голове в один миг стало пусто.

Осталось только слово, что он так и не смог сказать.

Безнадежно.

Ему не спастись...

Они так долго барахтались в трясине своих эротических фантазий, что в итоге отяжелевшие сердца утянули их в темный омут, из которого им было не выбраться[179.2].

Не сводя глаз с Чу Ваньнина, Мо Жань хрипло сказал:

— Ваньнин, на самом деле есть одна вещь, про которую я хотел спросить у тебя все эти дни.

— ...

Жар в сердце Мо Жаня стал нестерпимым. Он лишь еще сильнее сжал дрожащие пальцы Чу Ваньнина и продолжил:

— Хотя, нет, я не буду ни о чем спрашивать тебя.

Чу Ваньнин только вздохнул с облегчением, как услышал следующую фразу.

— Я не спрошу тебя ни о чем. Я просто сам все тебе расскажу.

Набравшись решимости, Мо Жань не собирался отступать.

На одном дыхании, исчерпав на этом всю свою храбрость, он выпалил:

— Я люблю тебя.

Казалось, еще немного и его сердце выпрыгнет из груди.

— Я люблю тебя, и это не та любовь, что испытывает ученик к своему учителю. Да... да, я дерзкий и наглый, но я... я люблю тебя.

Чу Ваньнин закрыл глаза. Согретые влажным теплом чужой ладони пальцы постепенно перестали дрожать.

Разве такое могло с ним случиться?

Это ведь невозможно?...

Должно быть, он просто ослышался. Он ведь такой некрасивый, жестокий, косноязычный, занудный, ни на что не годный дурак. Кто захочет полюбить его?

— Я люблю тебя.

Чу Ваньнин был настолько ошеломлен, что не знал, что сказать. Его разум был так потрясен случившимся, что все слова просто вылетели у него из головы. В этот момент он мог чувствовать только едкую горечь и панический страх. Он понимал, что сейчас правильнее всего было бы как обычно раздраженно взмахнуть рукавом и сказать «какая чушь» или «дурацкая шутка», но ни одно из этих слов так и не сорвалось с его губ.

После долгого молчания, все еще не пришедший в себя Чу Ваньнин бездумно хрипло пробормотал:

— ...У меня дурной характер.

— Ты очень добр ко мне.

— Я... я старше тебя.

— Но выглядишь моложе.

Взволнованный Чу Ваньнин от ощущения собственной беспомощности и убогости совсем пал духом:

— Я такой уродливый...

На этот раз настала очередь Мо Жаня остолбенеть от изумления. Широко открытыми глазами он уставился на невероятного мужчину перед собой. У него в голове не умещалось, как такой красивый человек может стыдиться себя?

Заметив, что он не проронил ни слова, Чу Ваньнин окончательно сник и, опустив голову, тихо сказал:

— Я некрасивый.

— ...

— Не так хорош собой, как ты.

Пока он бормотал эти слова себе под нос, внезапно его щеки ласково коснулась теплая ладонь Мо Жаня, а потом он услышал его тихий вздох, что был мягче, чем свет луны этой ночью:

— Можешь заглянуть мне в глаза?

— Тебе в глаза?..

Когда в его теплых и влажных глазах отразился человек в белых одеждах, Мо Жань спросил:

— Ты видишь? Это самый красивый человек в мире.

Чу Ваньнин пристально посмотрел на него. Хотя сейчас в его в сердце бушевал шторм, на застывшем лице не отразилось никаких эмоций.

Рука Мо Жаня, державшая его ладонь, стала влажной от пота, но он все равно тихо повторил:

— Я тебя люблю.

Чу Ваньнин выглядел так, словно его ударили ножом. Его пальцы задрожали, и он поспешно опустил голову. Когда это «я тебя люблю» острым клинком вонзилось в его сердце, так долго сдерживаемые желания, словно горячая кровь, окончательно вырвались из-под контроля. Глаза Чу Ваньнина покраснели от волнения. Он столько времени мечтал об этом признании, но оказался совершенно не готов к нему и теперь не знал, как реагировать и что сказать. Почти плача от волнения и переполнявших его чувств, он выдавил:

— Я скверный человек. Меня не... меня никто никогда не любил.

Меня никогда никто не любил.

Никто никогда не пытался добиться меня, не проявлял ко мне симпатию, не гордился и не дорожил мной.

Тридцать два года.

Никто не любил меня.

После этих слов Мо Жань будто впервые увидел человека перед собой. Наблюдая, как Чу Ваньнин низко опускает голову, пряча глаза, он внезапно почувствовал такую сильную ​​боль, словно его сердце треснуло и раскололось на мелкие кусочки.

Безо всякого сомнения перед ним было настоящее сокровище, но оно половину жизни находилось под толстым слоем пыли.

Ему стало так больно за него, что он никак не мог подобрать правильные слова.

В конце концов, неловко сжимая руку Чу Ваньнина, он мог лишь твердить:

— Это неправда, все не так.

«Кто-то точно любит тебя. Я люблю тебя.

Для кого-то ты самый дорогой и желанный. Перестань так принижать себя! В этом мире нет никого лучше тебя, так что прекрати вести себя как идиот, утверждая, что ты и гроша ломаного не стоишь.

Чу Ваньнин, ты такой дурак!

Я люблю тебя!»

Завершив свою мысленную тираду, Мо Жань все же решился спросить:

— А что насчет тебя?

— ...Меня?

Потупив взгляд, Мо Жань поспешил скрыть свое смущение за опущенными ресницами:

— Я... я такой глупый, такой невежественный, такой безответственный, я... я совершил много поступков, за которые мне никогда не расплатиться.

Он сделал паузу, прежде чем очень тихо спросить:

— А ты любишь меня?

Чу Ваньнин только собрался с силами, чтобы поднять голову, но, услышав этот вопрос и столкнувшись взглядом с парой излучающих нежность темных глаз, снова впал в замешательство. Смущение придало ему сил и он, наконец, выдернул ладонь из руки Мо Жаня и отвернулся.

Он не кивнул и не покачал головой.

Не признался ни в чем, но и отрицать ничего не стал.

Однако Мо Жань совершенно ясно видел, как основание шеи и уши Чу Ваньнина заалели, словно цветы крабовой яблони на белом снегу.

— Тот парчовый мешочек...

— Молчи! — покрасневший Чу Ваньнин внезапно прервал его резким окриком. — Ничего не говори.

Мо Жань смотрел на Чу Ваньнина, который по привычке пытался прикрыть свое смущение гневом, и видел за отражением луны игру света и тени в темных водах его разума.

Он снова сел и, протянув руку, поймал кончики пальцев Чу Ваньнина.

Холодные пальцы Чу Ваньнина и горячие пальцы Мо Жаня одинаково дрожали, но Мо Жань упрямо сложил их вместе... как никогда раньше в этой жизни...

Их пальцы переплелись, ладони плотно прижались к друг другу.

В этот миг на покрасневшем лице Чу Ваньнина отразились все его эмоции, но на этот раз он даже не стал вырываться.

Так, крепко сжимая руку Чу Ваньнина, пусть и запоздало, Мо Жань понял, что только что получил ответ на вопрос, который тревожил его сердце.

Чу Ваньнин... тоже любит его.

Теперь он был уверен.

Автору есть что сказать:

Маленький спектакль:

«Нужно ли вам сегодня наше маленькое представление?»

Сюэ Мэн: — Эй, а кто будет задействован в сегодняшнем представлении?

Мясной Пирожок: — А ты угадай.

Сюэ Мэн: — Ебать[179.3]! А что насчет моего учителя?!

Мясной Пирожок: — Эй, полегче на поворотах! Хе-хе...

Сюэ Мэн: — ...

Милый юноша Мэй Ханьсюэ, продающий фастфуд на углу улицы: — Хватит преследовать своего учителя. Лучше сядь и съешь тарелку рисовой лапши с жареной свининой. Не нужно детям лезть во взрослые дела.

Сюэ Мэн: — ..?!

[Визуал к главе 179]

Глава 180. Учитель, почему я подвел[180.1] тебя?

Это было впервые и для Чу Ваньнина — так крепко сжимать ладонь Мо Жаня и переплетаться с ним пальцами.