После этого «ты очень милый» Чу Ваньнин всю дорогу до главных ворот Пика Сышэн был как в тумане.
Он чувствовал, что если кого-то из них можно назвать милым, то это точно будет не он, а Мо Жань.
Этот талантливый и добрый красавец так фанатично и преданно любит его. Иногда Чу Ваньнину казалось, что все это иллюзия, и он не мог поверить, как такой совершенный человек может принадлежать косноязычному сухарю вроде него. Он ведь даже трех слов связать не может, не то что найти правильные слова для любовного признания.
Но когда Мо Жань так пристально и серьезно смотрел на него, в этих сияющих любовью черных глазах не было ни капли фальши. Когда он целовал Чу Ваньнина, его возбуждение было неподдельным, а сбивчивое дыхание полностью принадлежало и контролировалось самим Чу Ваньнином.
Несмотря на то, что прошлой ночью он был неловким, косноязычным и рассеянным…
Мо Жань не выглядел разочарованным и, проснувшись утром, все еще захотел поцеловать его и сказать: «ты, правда, очень милый».
— Учитель.
— А?
Когда он пришел в себя, то увидел, что Мо Жань развернул над ними алый барьер, украшенный яблоневыми цветами, и теперь с улыбкой машет перед ним рукой:
— Куда мы идем? Если идти этой дорогой, то придем в Павильон Алого Лотоса... Давайте сначала поедим в Зале Мэнпо, а потом можно будет вернуться.
В Зале Мэнпо царили привычные шум и суета. Хотя учитель и ученик привычно сели за один стол, у них не получалось вести себя так же легко и непринужденно, как раньше.
Пока они, низко опустив головы, поглощали содержимое своих тарелок, группа учеников, которые любили делать ставки на все, что касалось Чу Ваньнина, не могли удержаться от перешептываний.
— Почему старейшина Юйхэн сегодня не разговаривает с братом-наставником Мо?
— Он не только ничего не говорит ему, но даже не смотрит на него.
— Странное дело, брат-наставник Мо больше не кормит старейшину Юйхэна. Разве обычно он не старается ему всячески угодить?.. Что между ними произошло? Неужели поссорились?
— Если бы ты поссорился со своим учителем, продолжил бы сидеть с ним за одним столом?
— Ха-ха, и то верно.
Пока они шептались друг с другом, Чу Ваньнин поднялся со своего места и направился к раздаче, чтобы добавить в тарелку еще немного каши. Когда мимо юных сплетников прошелестели развевающиеся белые одежды, они тут же примолкли и, почтительно опустив головы, с похвальным рвением принялись поедать паровые булочки, но стоило Чу Ваньнину вернуться на свое место, как обсуждение возобновилось с новой силой…
— Вам не кажется, что старейшина Юйхэн сегодня немного странный?
Тут же кто-то кивнул:
— Точно! Просто не могу пока точно сказать, что с ним не так. Может это из-за одежды?
После того как пять пар глаз некоторое время самым внимательным образом изучали «объект», самый младший из учеников вдруг громко прищелкнул языком и заявил:
— Кажется, она выглядит слишком помято, не так аккуратно, как обычно.
Стоило ему это озвучить, и все поняли, что это правда, но даже так никто не заподозрил ничего дурного. После длительного обсуждения, они сошлись на том, что старейшина Юйхэн, должно быть, опять ходил в запретную зону на горе Хоу, чтобы залатать прорехи в барьере между мирами, ну или что-то там еще.
Эти ученики привыкли восхищаться старейшиной Юйхэном, смотреть на него снизу вверх, кто-то мог даже счесть его весьма занятным типом, но ни один из них не относился к нему как к живому человеку из плоти и крови, у которого могут быть свои желания и привязанности. Поэтому, как бы сильно ни наследили Мо Жань и Чу Ваньнин, сколько бы улик они не оставили, никто так ничего и не заметил.
Когда люди возносят какого-то человека на алтарь, у того не остается иного выбора, кроме как стать безмолвным, неподвижным, отбросившим все эмоции и желания холодным камнем. Любая его попытка отклониться от этого совершенного образа будет считаться святотатством и подвергнется общественному осуждению.
Поэтому, когда отношения между Мо Жанем и Чу Ваньнином стали достоянием общественности, почувствовав, что их боги пали со своих пьедесталов, многие испытали гнев и отвращение, не в силах это понять и принять.
Только они забыли, что сами вознесли этих людей на пьедестал для поклонения, тем самым обязав их стать идеальными с головы до пят и жить в соответствии с ожиданиями и требованиям каждого, отказывая себе в любых эгоистичных желаниях и страстях. Заставлять человека жить чужой жизнью — не только слишком трудная задача, но и самая безжалостная жестокость.
Автору есть, что сказать:
Маленькая зарисовка: «Учитель и его ученики на борту любовной лодки»
Сукин Сын: в какой бы версии не был, в плавании ругается как последний матрос.
Учитель: полон решимости не брать на себя инициативу и старается даже мельком не упоминать о возможности вдвоем прокатиться на лодочке, но стоит отчалить и его не остановить: тут же сметает все съестное на борту.
Сюэ Мэн: на самом деле очень хочет попробовать, но не знает с кем. Даже найдя идеального кандидата, конечно, такого же неопытного, как он сам, начинает испытывать страх не оправдать ожидания, впадает в буйство, начинает грести не туда, весло падает и... в итоге мысль о па-па-па-гребле внушает ему только панический ужас. QAQ.
Ши Мэй: из тех, кто, отправляясь в ночной круиз с попутчиками на час, постоянно страдает от того, что гости его домогаются, принимая за самого опытного на судне морского волка.
Глава 190. Учитель снова в уединении[190.1]
С того дня у Чу Ваньнина и Мо Жаня не было ни единого шанса встретиться наедине.
Накрывший Сычуань ливень не прекращался много дней. В селениях на побережье Янцзы стало появляться все больше разных чудовищ, а к стенам Байди[190.2] бурлящий поток принес большое количество дохлой рыбы и мертвых раков. Многочисленные свирепые твари выходили из воды и атаковали людей, поэтому почти все старейшины и ученики Пика Сышэн были немедленно направлены в прибрежные города и поселки бороться с лютующей нечистью. В подобной критической ситуации присутствие таких могущественных заклинателей, как Чу Ваньнин и Мо Жань, в одном и том же нуждающемся в помощи районе было бы нерациональным, поэтому один отправился в порт Санься[190.3], а второй — в Инчжоу[190.4].
За сотню лет Духовная школа Жуфэн заточила бессчетное множество всевозможных существ в Пагоде Цзиньгу, поэтому ее разрушение неизбежно породило хаос в смертном мире.
Не только в Сычуани, но и за ее пределами — в Янчжоу, Лэйчжоу и Сюйчжоу, считавшихся ранее мирными и процветающими областями Верхнего Царства, все чаще стали появляться демоны-каннибалы. Случаи массовых убийств простых людей вынудили духовные школы бросить все силы на уничтожение распоясавшейся нечисти, поэтому поиски Сюй Шуанлиня замедлились еще больше.
За годы тренировок потрясающая духовная мощь Мо Жаня не только увеличилась, но и стала более стабильной, поэтому ему понадобилось всего четыре дня, чтобы решить проблемы в Инчжоу. Возвратившись на Пик Сышэн, он узнал, что Чу Ваньнин тоже вернулся. Забыв об отдыхе, обрадованный Мо Жань тут же собрался в Павильон Алого Лотоса, но главные ворота надводного павильона оказались закрыты. Когда Мо Жань спросил об этом Сюэ Чжэнъюна, тот удивленно ответил:
— Он в уединении. Разве Юйхэн не предупредил тебя?
— Опять в уединении? — на лице Мо Жаня отразился неподдельный испуг. — Учитель ранен?
— С чего ты взял, что Юйхэн ранен? Разве он не посвящал тебя ранее в особенности своего духовного пути[190.5]? Каждые семь лет он уходит в уединение для духовной медитации. В прошлый раз, когда Юйхэн затворялся, ты ведь присматривал за ним, забыл?
