Этот маленький господин имел дурные манеры, тон его речей был полон нескрываемого высокомерия, круглые глаза презрительно взирали на него сверху вниз, а нос был задран так высоко, что все его милосердие выглядело не более, чем оскорбительной подачкой.

Но пирожные и засахаренные фрукты, что он дал ему, были невероятно ароматными, сладкими, нежными и мягкими.

После двух жизней, наполненных едкой горечью и кровавой солью, тот полузабытый сладкий вкус, казалось, вновь вернулся на кончик его языка. В сиянии луны Мо Жань смотрел в лицо захмелевшему Сюэ Мэну, а Сюэ Мэн точно так же не сводил с него прищуренных глаз. Через некоторое время Сюэ Мэн широко улыбнулся, но в этот момент он был настолько пьян, что сам не знал, почему ему так хочется смеяться.

Он отпустил столб, за который держался, и, похоже, хотел дружески похлопать Мо Жаня по плечу, но не устоял на ногах и, сделав шаг, споткнулся, упав прямо в объятия Мо Жаня.

— Ты… старший брат…

Мо Жань застыл как громом пораженный. Он медленно опустил взгляд и легонько похлопал Сюэ Мэна по спине. Усилившийся ночной ветер обдувал их, растрепав волосы Мо Жаня так, что они закрыли половину его лица, надежно скрыв все эмоции, что отразились на нем в это мгновение. Сюэ Мэн никогда не умел пить, поэтому очень скоро так и уснул в его объятьях, и только тогда Мо Жань хрипло произнес…

— Сюэ Мэн, прости меня. Я недостоин быть твоим старшим братом…

Автору есть что сказать:

Маленькая зарисовка «Одна правдивая история».

Сегодня я получила от подруги торт, на котором она написала «Чу Ваньнин — самый красивый».

Я очень расстроилась и попыталась сделать ей внушение, что правильнее было бы дописать «...но Псина еще красивее», в конце концов, он актив и главный герой, и возражения не принимаются!

Она продолжила спорить со мной:

— Неужто надо было было написать «Сукин Сын — самый красивый»?

Я: — …

Она: — Или написать «Мо Жань — самый красивый»?

Я: — А почему нет-то?

Она: — Да ладно, я с начальной школы не видела у протагониста такого дурацкого имени... Я, конечно, не хотела говорить тебе это, чтобы ты, как его создатель, могла сохранить лицо.

…Тьфу ты!

Ну как же я жить-то буду без ее одобрения! Ладно, а теперь давайте раскроем первое имя (псевдоним) из ее анкеты:

Чжуан Фа… «Здоровые волосы» (пол: женский).

И она не меняла это имя, пока не пошла в среднюю школу.

После этого, есть ли у нее моральное право насмехаться над кличкой моей собаки?!

В тот день, когда затворничество Чу Ваньнина подошло к концу, на Пик Сышэн явился незваный гость.

Тук-тук-тук.

Ранним утром в ворота Павильона Алого Лотоса настойчиво постучали.

Мо Жань как раз помогал Чу Ваньнину переодеться. После десяти дней медитации тот еще не совсем пришел в себя, поэтому, услышав стук в дверь, довольно холодно отозвался:

— Войдите.

— Пфф! — фыркнул Мо Жань.

— …И над чем ты смеешься?

— Учитель, вы же сами наложили защитные чары на ворота — кто еще, кроме меня и Сюэ Мэна, сможет войти?

Только теперь Чу Ваньнин вспомнил об этом и, подняв руку, снял барьер. Снаружи оказался прибывший с докладом, провонявший винными парами ученик, который, сгорая от беспокойства, метался перед воротами словно безголовая муха[192.1]:

— Старейшина Юйхэн, беда! Сильный демон явился к воротам Зала Даньсинь!

Переглянувшись, учитель и ученик немедленно отправились к месту событий.

Уже на подходе Мо Жань заметил огромную тыкву-горлянку[192.2], катающуюся по площади перед Залом Даньсинь, и столпившихся поодаль учеников и старейшин, которые ошеломленно наблюдали за ее перемещениями.

Мо Жань не мог поверить своим глазам:

— …Сильный демон?

Огромная тыква:

— Бур-бур-бур-бо!

Заметив, что пришли Чу Ваньнин с Мо Жанем, растроенный Сюэ Чжэнъюн заметно взбодрился и, хлопнув себя по ляжке, громко крикнул:

— А, Юйхэн! Как вовремя ты проснулся! Теперь мы спасены! Скорее иди сюда! Выручай!

Чу Ваньнин все еще пребывал в некой растерянности, однако из-за природной холодности и бесстрастности, даже когда он был ошеломлен, его лицо все так же сохраняло невозмутимое выражение, и было совершенно непонятно, о чем он думает:

— Хм?

— Это еще один монстр, сбежавший из Пагоды Цзиньгу, — Сюэ Чжэнъюн горестно насупил брови. По его лицу было не понять — то ли он злится, то ли веселится от души. — Принесла же нелегкая, а теперь и не выгонишь эту… Разгульную[192.3] Тыкву.

Подняв глаза, Чу Ваньнин смог в полной мере оценить размер бедствия — огромная тыква, величиной с двух рослых мужчин, каталась по каменной мостовой как сумасшедшая. Все ее тело источало перламутровый блеск, из открывающегося то тут, то там отверстия, похожего на рот, время от времени вырывалась тонкая струйка бледно-розового дыма, а иногда и фонтанчик булькающего красного вина. Судя по всему, это и правда был легендарный демонический дух Разгульной Тыквы.

— Но ведь эта нечисть не вредит людям, — сказал Чу Ваньнин.

— Но она их спаивает!

Это была истинная правда. Каждый раз, догнав кого-то из учеников, Разгульная Тыква трескалась и из открытого «рта» начинала извергать на него вино с уже знакомым:

— Бур-бур-бур-бо[192.4]!

Чу Ваньнин: — …

— Я слышал, что усмирить эту Разгульную Тыкву сможет только тот, кто ее перепьет, — с надеждой глядя на Чу Ваньнина, сказал Сюэ Чжэнъюн. — Юйхэн, по-твоему…

У Чу Ваньнина внезапно разболелась голова. Приложив руку к виску, он отошел в сторону и, призвав Тяньвэнь, взмахнул ей перед Разгульной Тыквой.

— Хватит бегать, — строго сказал он. — Я выпью с тобой.

Толстая тыква от радости закачалась из стороны в сторону, тут же треснула и из отверстия в лицо Чу Ваньнина брызнула струя вина. Неожиданно он легко увернулся, запросто избежав винного душа. Мало кто успел заметить яркую золотую вспышку, но уже мгновение спустя Разгульная Тыква была крепко-накрепко связана Тяньвэнь.

— Давай-ка изменим способ возлияния. Может, у тебя где-то чарка припасена?

— Бур-бо! — из трещины выпала половинка маленькой тыквы-горлянки, наполненная кристально-прозрачным крепким вином. — Бо!

Под пристальными взглядами множества людей Чу Ваньнин невозмутимо уселся и неспешно начал распивать вино с Разгульной Тыквой.

— Бур-бо-бо-бо-бо!

— Да, давай еще по чарке.

— Бо!

— А «Белые Цветы Груши» у тебя есть?

— Бо-бо-бо!

Сюэ Чжэнъюн изумленно спросил:

— Юйхэн, ты как будто понимаешь, что она говорит?

— Ну да, — ответил Чу Ваньнин. — Нечисть этого вида легко понять.

— Бо-бо-бо, — пробубнила Разгульная Тыква.

Мо Жань со смехом спросил:

— Учитель, а сейчас она что сказала?

— Ведет со мной застольную беседу. Говорит, что уже очень давно не сушилась на солнышке.

Пьяная тыква выглядела очень довольной. Кажется, она даже поняла слова Чу Ваньнина и, панибратски перекатившись поближе, по-дружески плеснула в его тыквенную чарку вина до самых краев.

— На этот раз это «Белые Цветы Груши»?

— Бо!

— Я не люблю «Свадьбу дочери».

— Бо... — разгульная тыква поспешила выплеснуть вино, заменив его на другое.

Наблюдавшая за этим толпа людей изумленно притихла. Никто не мог даже слова вымолвить.

Нет, вы только посмотрите — человек и демон как ни в чем не бывало спокойно пьют с утра до полудня, при этом человек не пьянеет, а демон радуется как дитя. У многих от такого зрелища глаза на лоб полезли и челюсти поотвисали. У входа в Зал Даньсинь собиралось все больше и больше народа.