— Помню, — ответил Сюэ Мэн. — В Восточном море мутил воду зловредный водный дракон. Основатель ордена Жуфэн победил демона и заточил его в Пагоде Цзиньгу, а позднее заключил с ним кровный контракт, чтобы использовать его в личных целях. После смерти первого главы Духовной школы Жуфэн демонический водный дракон обратился в могильный курган. Драконьи жилы превратились в пещеры, кровь — в реку, кости — в скалы, а чешуя стала лесом. Эта гора на протяжении множества поколений охраняет могилы самых выдающихся последователей ордена Жуфэн, поэтому ее называют «Курган Героев» или же просто гора Цзяо.

Чу Ваньнин кивнул:

— Все верно. Дело в том, что Гора Цзяо — место упокоения земного воплощения злого духа зеленого дракона Цин-луна. Как известно, есть четыре созвездия священных зверей: зеленый дракон Цин-лун, феникс Чжу-Цюэ, белый тигр Бай-Ху и черепаха-змея Сюань-У[198.18]. Однако эти четыре благоприятных созвездия на земле могут породить злых потомков, что принесут хаос в наш мир.

От переводчика: четыре мифологических зверя, охраняющие четыре стороны света, в китайской астрономии каждый из них отвечает за одну четверть зодиакальной полосы неба и одно время года (подробнее см. визуализации).

До Сюэ Мэна пусть и медленно, но начало доходить:

— Выходит эти четыре горы — усмиренные духи священных зверей, и гора Цзяо — одна из них?

— Да.

Сюэ Мэн продолжил развивать мысль:

— Тогда гора Хуан… это Чжу-Цюэ?

Он резко запрокинул голову, чтобы совсем по-другому взглянуть на покрытую туманной мглой горную вершину. В самом деле, при внимательном рассмотрении оказалось, что эта гора напоминает вытянувшего шею огненного феникса.

— Верно, — подтвердил его догадку Чу Ваньнин. — Кроме того, каждая из этих четырех демонических гор охраняется собственной, присущей только ей, черной магией. Например, гора Цзяо пропускает только тех, кого ведет за собой потомок Духовной школы Жуфэн. Если же посторонние вторгнутся на ее территорию, то сухожилия водяного дракона станут лозой, которая обовьет нарушителя и заживо похоронит в камне. На горе Хуан тоже имеется нечто подобное.

— Это очень странно, — повернув голову, Сюэ Мэн посмотрел на пытавшихся пробить барьер глав всех ведущих духовных школ мира, среди которых был и его отец. — Всем известно, что гора Цзяо — это гора Духовной школы Жуфэн, но кому принадлежит гора Хуан? Не проще ли просто найти потомка той школы, предок которой подчинил злой дух Чжу-Цюэ, чтобы он стал нашим проводником?

И тут Мо Жань, который вплоть до этого момента не проронил ни слова, сказал:

— Этот человек недавно умер. Если бы она была жива, то действительно, смогла бы провести нас.

Сюэ Мэн удивленно воззрился на него:

— Тебе известно, кто это?

— Да, — бесстрастно ответил Мо Жань. — Это женщина, которую мы все знаем.

Автору есть что сказать:

«Кто умрет завтра?»

Мо Жань: — Для разогрева перед завтрашней решающей битвой кто-то должен умереть.

Сюэ Мэн: — Я точно не умру.

Наньгун Сы: — Ключевые персонажи не могут умереть просто так.

Е Ванси: — Наверное это тот статист, имя которого никто из нас уже и не помнит.

Чу Ваньнин: — Простите, но тот статист мне не очень-то и нравился. Да, конечно, с моей стороны это неправильно, не стоит судить о людях поверхностно, так что я виноват, простите.

Сюэ Чжэнъюн: — Думаю, никто из присутствующих по этому человеку плакать не будет.

Госпожа Ван: — В конце концов, у этого человека реплик было еще меньше, чем у меня.

Мэй Ханьсюэ: — …Сначала я не хотел вмешиваться в ваше обсуждение, но, увидев последнее сообщение, почувствовал, что просто обязан уточнить: тот человек с маленьким количеством реплик — это ведь не я?

— Эй, и кто это? Почему только она может открыть гору Хуан? А как же прочие потомки того, кому покорился дух Чжу-Цюэ?

Мо Жань не ответил прямо, а вместо этого сказал:

— Много веков назад дух Чжу-Цюэ был покорен Сун Цяо[199.1], более известным по второму имени Синъи[199.2].

Сюэ Мэн побледнел, с языка невольно сорвалось:

— Неужели речь идет о потомке прославленного героя[199.3] Сун Синъи?!

— Да.

— Это ведь Сун Синъи был последним из племени «прекрасных костяных бабочек», кто смог подняться до звания образцового наставника?

С нечитаемым выражением лица Мо Жань ответил:

— Именно так. А последний человек, который мог бы открыть доступ на гору Хуан, погиб в поглотившем Духовную школу Жуфэн огненном море. Это Сун Цютун.

Сюэ Мэн невольно открыл от изумления рот, но только он собрался что-то сказать, как в отдалении вдруг началась странная суматоха. Группа учеников в темно-зеленых одеждах Усадьбы Битань поспешно окружила место, где главы духовных школ пытались прорваться сквозь магический барьер горы Хуан.

— Глава Ли!

— Глава!

Чу Ваньнин нахмурился и направился к скоплению людей. Пробравшись сквозь толпу, он увидел Ли Усиня, которого поддерживали под руки его ученики. Лицо его было белее листа бумаги, изо рта шла кровь, пачкая седую бороду окровавленной слюной. Губы старика посинели до мертвенной белизны, глаза закатились, сознание помутилось, и голос дрожал:

— Это самое главное… это… самое главное…

Когда духовная сила Ли Усиня иссякла, отдача от магического барьера стала еще сильнее, и давление на оставшихся глав усилилось. Временно занимающий должность главы Палаты Цзяндун Хуан Сяоюэ был значительно слабее остальных глав, и подобное магическое воздействие стало для него слишком трудным испытанием. Он держался из последних сил и даже не смог повернуться, чтобы посмотреть, что случилось. В отличие от него, Цзян Си, лицо которого тоже побелело от напряжения, все же сумел повернуть голову, чтобы оценить состояние Ли Усиня и процедить:

— Он поражен Кошмаром Феникса[199.4].

К магической защите горы Хуан было прицеплено проклятье, и если заклинатель пытался прорваться, то, открывшись для удара по барьеру, он очень легко мог быть поглощен Кошмаром Феникса.

Это было похоже на иллюзию, созданную Чжайсинь Лю в озере Цзиньчэн, но из Кошмара Феникса было куда труднее выбраться, и пораженный им человек практически не имел шансов проснуться.

Видя состояние своего главы, ученики из Усадьбы Битань опустились на колени и начали громко звать его:

— Глава! Очнитесь, глава!..

Все глубже погружаясь в иллюзию, Ли Усинь вскоре начал безумно хохотать и бредить. Высвободившись из рук поддерживающего его Чжэнь Цунмина, он упал на спину и принялся размахивать руками и ногами, громко хохоча:

— Самое главное... смогу забрать его!.. Самое главное!.. Самое главное!!!

Ученики из других школ, стоявшие чуть поодаль, начали тихо перешептываться:

— Что за «самое главное»?..

Ли Усинь, конечно, не мог им ответить. В своем кошмаре он радостно улыбался, обнажив два ряда липких от кровавой слюны зубов. Он буквально упивался какой-то ему одному известной победой, но спустя минуту в видении что-то изменилось, и его морщинистое и сухое, как древесная кора, лицо застыло, а потом на нем вдруг проявилось негодование.

— Нет!.. Так нельзя! Вы не можете так поступить! Мы же условились, что вы вернете мне свитки с описанием тайной техники фехтования Усадьбы Битань! Вы не можете отказаться от своего слова!

Через мгновение на его лице появилась скорбная маска.

Эти метаморфозы не могли не пугать. Ли Усинь был даосом старой закалки, который больше всего заботился о поддержании своей незапятнанной репутации, не говоря уже о том, что он был главой известной в мире совершенствования духовной школы. Никогда еще люди не видели его таким жалким…