То же можно сказать и о Ши Мэе, который по воле случая получил возможность выяснить, как много чувств в своем сердце Мо Жань оставил для него... Чуть поколебавшись, низко склонив голову, он вытянул белую нежную руку, чтобы поднять палочки, лежащие рядом с ногой Мо Жаня.
Палочки лежали очень близко и, совершенно естественно, что когда он поднимал их, Ши Мэй тыльной стороной ладони на мгновение прикоснулся к голени Мо Жаня.
Автору есть что сказать:
《Если у меня будет много денег》
Мо Жань: — Читайте в новелле.
Чу Ваньнин: — Такого со мной точно не случится. Материалы для моих механизмов стоят очень дорого, поэтому у меня не может быть много денег.
Е Ванси: — Все преходяще. Мне хватит того, что я имею сейчас. Остальное пожертвую нуждающимся.
Мэй Ханьсюэ: — Куплю ювелирные украшения, чтобы уломать красивую девчонку.
Наньгун Сы: — Думаете деньги гарантируют счастье? Вы даже не представляете боль такого богатого человека, как я.
Сюэ Мэн: — Если у меня появятся деньги, первое, на что я их потрачу, оплачу усыпление этой двуликой скотины, что отписалась выше тебя. Я буду счастлив испытать твою боль! Давай, не жмоться, открывай свой сундук!
Глава 133. Учитель лучший в укрощении порочных желаний[133.1] 18+
Мо Жань пригубил «Белые Цветы Груши», когда вдруг почувствовал прикосновение к своей ноге[133.2]. Он машинально хотел отодвинуться, но не успел пошевелиться, как прикосновение стало более явным, как будто что-то под столом прижалось к нему.
На какое-то время он оцепенел, не понимая, что происходит. А потом Ши Мэй вынырнул из-под стола и снова сел прямо, и он увидел, как легкий румянец возбуждения проявился на этом бледном несравненно прекрасном лице. Хотя он поджал губы и стыдливо опустил глаза, судя по всему, случившееся не было случайностью. И тут до Мо Жаня, наконец, дошло…
Вот буквально только что, это было…что?
— Кхе-кхе-кхе! — у Мо Жаня пересохло в горле, и он закашлялся.
В его сердце Ши Мэй всегда был как белый снег солнечной весной[133.3], такой же светлый, как нарождающаяся луна среди зеленых побегов ивы. Он мог только издали любоваться его красотой, но никогда не позволил бы себе никаких вольностей. Хотя он любил его так сильно, что был готов умереть за него, Мо Жань никогда бы не посмел проявить свои чувства к Ши Мэю, не говоря уж о том, чтобы воплотить их в жизнь.
Но этот чистый и невинный человек, разве только что он не…. щупал его?
Эта пугающая мысль так захватила разум Мо Жаня, что в испуге он начал трясти головой, как погремушкой. Заметив это, Чу Ваньнин нахмурился и спросил:
— Что с тобой?
— Ничего!
Ши Мэй щупал его прямо перед Учителем!.. Как такое возможно?!
Это совершенно не похоже на то, что мог бы сделать Ши Мэй...
Выражение лица Мо Жаня стало еще более сложным. Подобная перемена в Ши Мэе не только не стала для него приятным сюрпризом, а скорее даже напугала его.
Пока он пытался прийти в себя, Ши Мэй, повысив голос, громко позвал:
— Слуга, эти палочки для еды слишком грязные, пожалуйста, принесите другие!
Слуга тут же явился на его зов, а затем опять ушел. Запутавшийся в собственных чувствах Мо Жань медленно повернулся и взглянул в бледное и спокойное лицо Ши Мэя. Ласковый взгляд был все таким же чистым и безмятежным, словно Мо Жаню померещился тот смущенный румянец. Словно почувствовав, что кто-то смотрит на него, Ши Мэй поднял на него свои красивые персиковые очи, а затем с легкой нечитаемой улыбкой повернулся к нему всем телом:
— Что-то случилось?
— Ничего! Ничего не случилось!
— Палочки для еды упали прямо рядом с твоим сапогом, — спокойно пояснил Ши Мэй.
— О… — Мо Жань перевел дух, чувствуя невероятное облегчение. На самом деле, он что-то слишком много надумал себе. Чтобы разрядить повисшее в воздухе напряжение, он хотел сказать Ши Мэю еще пару слов, но тот уже отвернулся и, поднявшись, взялся за половник, чтобы налить супа.
Устыдившись своих недавних мыслей, Мо Жань поспешил предложить:
— Я могу налить суп для тебя.
— Нет, я сделаю это сам.
Засучив рукава, Ши Мэй неспешно начал наливать в свою тарелку суп трех свежестей.
Этот суп сам Мо Жань поставил поближе к Чу Ваньнину, а значит он оказался практически на другой стороне стола от Ши Мэя. Пока все сидели, такая расстановка блюд никого не смущала, но теперь, когда Ши Мэю пришлось встать и практически перегнуться через стол, чтобы дотянуться до супа, появилось чувство неловкости.
Один черпак. Второй черпак. Медленно и методично.
Мо Жань:
— …
Ши Мэй, спокойно встретив его беспокойный взгляд, чуть-чуть улыбнулся и, опустив глаза, продолжил молча наливать суп.
Мо Жань все еще чувствовал неловкость и, когда Ши Мэй закончил наливать себе, спросил у Чу Ваньнина, не хочет ли он супа. Чу Ваньнин отказался, после чего сразу переставил супницу на середину стола, чтобы она была на равном расстоянии от всех.
Его наставник и его любимый человек.
С самого начала не стоило выделять кого-то.
И тут Ши Мэй неожиданно сказал:
— А-Жань, ты стал таким здравомыслящим, совсем не тот обозленный ученик, постоянно провоцирующий гнев Учителя. Раз так, и мы сегодня собрались здесь втроем, пришло время рассказать тебе об одном деле и снова извиниться перед Учителем.
Услышав его торжественный и официальный тон, Мо Жань невольно напрягся:
— Что за дело?
— Помнишь, как я в первый раз пришел к тебе с чашей пельменей? — сказал Ши Мэй. — Их приготовил не я. Никогда не умел готовить что-то из муки, так что…
Мо Жань рассмеялся:
— Я подумал что-то серьезное, а ты решил сказать то, что мне давно известно.
— О, ты уже... давно..? — было видно, что Ши Мэй поражен. Его прекрасные глаза широко распахнулись, потом он повернулся, чтобы посмотреть на Чу Ваньнина, который молча наблюдал за ними, потягивая вино. — Так Учитель сказал тебе?
— Нет, я увидел это перед тем, как отправился в Призрачное Царство.
Мо Жань был уже готов рассказать подробности, но внезапно Чу Ваньнин резко поставил на стол недопитую чашу вина и, громко кашлянув, холодно и строго взглянул на Мо Жаня.
Мо Жань знал, что Учитель был очень щепетильным человеком, для которого было естественно скрывать от других свою мягкость, поэтому ограничился кратким:
— В общем, пять лет назад я понял все причины и следствия[133.4], но это слишком долгая история, не будем об этом.
— Ладно, — кивнул Ши Мэй и повернулся к Чу Ваньнину. — Учитель, вы ведь сами не захотели относить те пельмешки А-Жаню и отправили меня вместо себя, а я тогда и подумать не мог, что это так важно. После, наблюдая, как из-за этого недоразумения между вами растет пропасть, я чувствовал себя все более виноватым. На самом деле, много раз я пытался найти подходящий случай, чтобы объяснить все А-Жаню, но каждый раз слова только вертелись на языке, а я так и не осмелился открыть рот… По правде говоря, в то время я вел себя эгоистично еще и потому, что на Пике Сышэн, кроме молодого господина, из близких людей у меня был лишь А-Жань, и я боялся, что если ему станет известно о том, что я не был до конца искренним с ним, он будет немного расстроен и…
— Все в порядке, это же я запретил тебе говорить. В чем ты винишь себя?
— Но я чувствую себя неловко, словно присвоил ваши добрые поступки. Учитель, я виноват перед вами, – Ши Мэй потупил взгляд и, немного помолчав, добавил, – А-Жань, и перед тобой я тоже виноват.
Мо Жань никогда ни в чем не обвинял Ши Мэя. Несмотря на то, что изначально его симпатия к нему возникла из-за того недоразумения с пельмешками Чу Ваньнина, однако впоследствии его теплые чувства по отношению к нему были искренними. Кроме того, Ши Мэй ведь просто следовал инструкциям Чу Ваньнина и изначально совсем не собирался присваивать себе чужие заслуги.
