Бескрайнее царство Нанькэ населено несчетным множеством призраков…

Даже если он знает, в каком направлении идти, отыскать здесь душу все равно, что найти песчинку в пустыне.

Люди, которым не суждено встретиться, будь то при ярком свете дня или под полной луной, просто пройдут мимо и разойдутся в разные стороны, не заметив друг друга.

Будучи новичком в этом призрачном мире, сказать «я найду его» было проще, чем сделать это.

Но Чу Сюнь был добрым человеком, поэтому он не стал отговаривать Мо Жаня, а просто ободряюще похлопал его по плечу и сказал:

— Молодой господин, вижу, ваше сердце горит искренним стремлением найти этого человека. Уверен, этот огонь укажет вам путь, и вы обязательно свидитесь вновь.

Выражение его лица в мягком мерцающем свете свечей и то, как он это произнес, все это было так слишком похоже на Чу Ваньнина. На мгновение Мо Жаню показалось, что Учитель рядом с ним, и именно он говорил ему, что скоро они снова встретятся.

Мо Жань почувствовал себя очень неловко, ведь в этот момент его глаза налились слезами, словно у маленького ребенка.

Он опустил голову и хрипло пробормотал:

— Господин, спасибо вам.

Чу Сюнь ничего не ответил. Когда Мо Жань развернулся и ушел, он закрыл за ним дверь. Ему казалось, что отсутствующее у призраков сердце снова трепещет в груди, а в глазах феникса застыло изумление.

Только что... в глазах этого парня он видел… слезы?

Призраки не могут плакать. Ему ведь просто привиделось? И все же…

Он обернулся и посмотрел на ветки цветущей яблони в фарфоровой вазе. В смертном мире это были просто цветы яблони, в Преисподней же они были редкой диковинкой, которую ему нужно было оберегать от негативной энергии этого места. Но как бы он не заботился о них, все же один цветок уже увял. Опавший лепесток, кружась, опустился на поверхность деревянного старинного стола.

Чу Сюнь подхватил и растер между пальцами благоухающий лепесток. Вскоре он оборвал все лепестки, превратив цветок в бесформенную грязную массу, затем мановением руки обратил в пыль и развеял по ветру.

— Кто-нибудь, сюда!

— Господин Чу, – тотчас открылась дверь и вошел человек в маске. Почтительно склонившись, он встал рядом, ожидая указаний.

Чу Сюнь, так и не повернув головы, пристально смотрел на ветви яблони, а потом тихо спросил:

— Тот человек, что недавно приходил в Шуньфэн, он опять вернулся?

— Нет, как обычно раз в десять дней пришел к дверям и принес с собой эти яблоневые ветви. В Шатер Шуньфэн зайти не осмелился и попросил через посыльного передать их вам.

— …

— Господин, что-то случилось? Что-то не так с этим юношей, который только что приходил? Если тот человек посмел подослать кого-то, чтобы он докучал вам, не стоит ли обратиться к Владыке Ада, чтобы…

— Нет, – прервал его на полуслове Чу Сюнь, вырвавшись из плена захвативших его мыслей. Отстраненно улыбнувшись, он повернул голову и вздохнул: — Неважно. Никто его не подсылал. Этот ребенок может думать только о том, как найти своего человека. Это все не имеет ко мне никакого отношения.

— Но если тот человек не подослал к вам кого-то через границу Царства Призраков, тогда почему…

— Цзуй не будет в это впутывать других людей, — Чу Сюнь, одетый в одежды, что были белее снега, какое-то время молча стоял возле вазы с ветвями цветущей яблони. — Отпустите его.

Мо Жань вышел из Шатра Шуньфэн и по унылым и безлюдным улицам направился на северо-восток. Показывая редким прохожим портрет Чу Ваньнина, он шел от дома к дому, но такой способ найти человека был подобен поиску иголки в стоге сена. Ему так и не удалось получить никакой полезной информации.

Завидев портрет, многие призраки просто отмахивались и отворачивались. Были те, кто даже не желал взглянуть, закрывая двери или спешно уходя прочь.

— Человек на портрете? Никогда его не видел.

— Не видел, не знаю. Не мешайте мне заниматься моими делами.

— Что пристал! Надоел уже! Не видишь, что уже поздно! Убирайся! Какой еще портрет? Не хочу я ничего смотреть! Убери его! Убери!

Хотя страна Нанькэ была населена только призраками, но все эти души все еще сохраняли свои воспоминания и жизненный уклад, к которому привыкли в смертном мире. За эти восемь-десять лет в ожидании Суда, они успевали найти здесь родственников, обзавестись друзьями, любимыми и даже завести себе духов кошек и собак. Иными словами, здесь было все так же, как и в смертном мире, поэтому, хотя призраки не нуждались во сне, с восходом луны они ложились в кровать.

Поэтому с наступлением ночи большинство призраков не хотели общаться с ним и ему так и не удалось встретить кого-то, кто пожелал бы поделиться хоть какой-то информацией.

Постепенно улицы совсем опустели, а Мо Жань все продолжал двигаться на северо-восток по бесконечной дороге, мимо бесчисленных домов, куда ему приходилось заходить просителем, натянуто улыбаясь и низко опустив голову…

— Я все уже сказал! Я ошибся! Присмотрелся и понял, что это совсем не тот человек! Перестань мне докучать! Достал!

Этот бородатый толстый мужчина собирался закрыть дверь и пойти отдохнуть со своей женой и детьми в доме.

Однако, когда до этого Мо Жань встретил его на улице и показал портрет. Тогда этот призрак, чуть подумав, сказал, что несколько дней назад видел похожего человека в окрестностях восточного рынка. Но тут стоящая рядом с ним жена так выразительно посмотрела на него, что он тут же замолчал и, как будто что-то сообразив, замахал руками, заявив, что ничего не знает.

Мо Жань понял, что ему что-то известно, поэтому пошел за ним следом, до самых дверей его дома умоляя сказать правду.

Толстяк уже кипел от злости, раздраженный его настойчивостью. Схватив ручку ворот, он изо всех сил тащил дверь на себя, пытаясь закрыть ее. Мо Жань же, вцепившись в дверь с другой стороны, умолял:

— Может, вы подумаете еще? Где именно у восточного рынка вы его видели? В какую сторону он шел? Прошу вас…

— Я не знаю!

Услышав шум, вокруг них стали собираться призраки, жившие по соседству. Толстяк взревел во все горло и налег на дверь, не обращая внимания на пальцы Мо Жаня, блокирующие проем.

Внутренне Мо Жань взвыл от боли, но не вынул защемленные дверью пальцы, а наоборот, рискуя сломать их, попытался протолкнуть руку вперед.

— Я не уйду! Умоляю, подумайте еще! Я только хочу узнать, куда он пошел…

Мужчина внезапно настежь распахнул дверь и, не обращая внимания на окровавленные пальцы Мо Жаня, сильно толкнул его с криком:

— Я же сказал, что ничего не знаю! Не знаю я, куда он пошел! Катись отсюда!

Мо Жань стоял посреди улицы. Мимо проходили редкие запоздавшие прохожие, он же был как одинокий гонимый всеми бесприютный странник, затаивший обиду на свою несчастную судьбу. Под ногами у него была старая брусчатка из серо-голубого известняка, поросшего влажным сизым мхом, от которого промокшая обувь хлюпала и скользила при каждом шаге…

Немного успокоившись после недавнего спора, Мо Жань наконец вспомнил про свои израненные пальцы. Дверь, от которой они пострадали, была сделана из необработанных досок, и занозы глубоко вошли в кожу. Сейчас его руки были сплошь покрыты ранами и кровоточили, но, к счастью, в темноте призраки ничего не заметили.

Сквозь ресницы Мо Жань молча рассматривал свою руку. Из-за того, что сейчас на сердце было невыносимо тяжело, он практически не чувствовал боли.

Повернув голову, он еще раз мельком взглянул на плотно закрытые двери. Было совершенно ясно, что призрак, который спрятался за ними, больше не скажет ему ни единого слова.

Такие отказы не были для него чем-то новым. Мо Жань был знаком с таким типом людей, и обычно ему хватало одного взгляда или пары слов, чтобы понять, ответит человек на его мольбы или нет.

На самом деле, когда тот призрак отказался от своих слов, заявив, что «никогда не видел» человека на портрете, Мо Жань сразу понял, что не услышит от него ни слова правды. Однако, речь шла о земной душе Чу Ваньнина, поэтому он упорствовал до тех пор, пока его не вытолкали за дверь и не захлопнули ее у него перед носом.