Наньгун Сы прикусил губу и ничего не ответил.

— Ты очень непослушный и небрежно относишься к обучению, ладно, не такой уж большой проступок, но как вышло, что ты научился так красноречиво лгать и мошенничать? Многовековая слава нашей Духовной школы Жуфэн основана на том, что только достойные люди[166.8] могут стоять на вершине мира совершенствующихся. Раз твой отец никогда всерьез не пытался донести до тебя эту истину, как твоя мать, я должна наставить тебя на верный путь. Даже если ты не хочешь меня слушать, даже если считаешь, что я слишком строга и жестока с тобой, даже если ненавидишь меня, я буду повторять это снова и снова, пока ты не запомнишь.

— …Папа не наставляет меня, потому что оберегает! Он понимает, что я еще ребенок, поэтому хочет, чтобы у меня было счастливое детство, а что ты?! – сердито крикнул Наньгун Сы. — Разве ты мать? Ты видишь во мне только молодого господина Духовной школы Жуфэн, который когда-нибудь станет Главой! Рядом с тобой у меня не было ни одного счастливого дня! Я не буду тебя слушать!

От возмущения кровь прилила к лицу Жун Янь, и ее бледные щеки окрасились болезненным румянцем. Она поспешно прикрыла лицо платком и снова закашлялась. Потребовалось время, чтобы она смогла отдышаться после приступа и сказать:

— Ладно. Пусть ты не желаешь слушать, я все равно буду говорить тебе это до тех пор, пока однажды ты не поймешь.

— … — но этот ребенок был слишком упрямым и просто закрыл уши руками.

Жун Янь опустилась на стул и постаралась успокоиться, но пульсирующая боль в сердце никак не желала уходить. Очень давно, в юные годы, сражаясь с нечистью, она была ранена. Хотя с тех пор каждый день она принимала лекарства, но последствия ранения превратились в хроническую болезнь, которая с каждым годом все сильнее подтачивала ее хрупкое здоровье. Подняв голову, в неровном свете свечей она посмотрела на своего непокорного ребенка и невольно закрыла глаза.

После продолжительного молчания, она вновь заговорила, медленно роняя слова:

— Сы-эр, мама не сможет быть с тобой рядом всю жизнь. Придет день, когда я больше не смогу присмотреть за тобой и предостеречь от заблуждений. Я только надеюсь, что ты когда-нибудь сам сможешь во всем разобраться…

Она вдруг замолчала и не стала развивать эту тему.

Потому что увидела, как связанный ее заклятием Наньгун Сы, сгорбившись и подогнув ноги под себя, сидит на полу и рыдает навзрыд. Из-за ее жестокости и брани смешливый, жизнерадостный и открытый сыночек, ее Сы-эр захлебывался слезами.

Жун Янь оцепенела. Затем она медленно встала и подошла к установленному ей барьеру и, подняв руку, хотела снять связывающее заклинание и, склонившись, обнять сына, погладить его опухшую красную щеку и поцеловать в лоб.

Но мать смогла сдержать свой порыв. В конце концов, она по-прежнему была зла на него. В итоге, так, стоя над ним, Жун Янь все же закончила свою прерванную ранее речь:

— Когда-нибудь ты сам поймешь… жадность, ненависть, ложь, убийство, блуд, воровство, грабеж — семь вещей, что недопустимы для благородного человека из ордена Жуфэн.

— Я не пойму, я не желаю это понимать… я… я … — Наньгун Сы поднял заплаканные глаза на мать, стоявшую за связывающим его барьерным заклятием и, рыдая в голос, громко крикнул, — я ненавижу тебя! У меня нет такой матери, как ты!

— …

В эту минуту, лицо Жун Янь по ту сторону связывающего барьера, стало безжизненно серым. Казалось, что сердце этой непреклонной и решительной женщины разрывается от горя.

Последние двадцать лет это лицо часто появлялось во снах Наньгун Сы, после которых наутро его подушка была мокрой от слез. Но тогда он был похож на маленького ядовитого скорпиона, беспорядочно размахивающего своими клешнями, снова и снова вонзая ядовитое жало в материнское сердце.

Боль. Эта боль и правда была слишком сильна.

Он знал, что она останется с ним на всю жизнь, ведь он никогда не сможет смириться и простить себя.

Спустя два дня Жун Янь так и не пришла увидеться с ним. Вместо этого она отправила служанку отнести ему расшитый камелиями колчан и письмо.

Это письмо было написано рукой его матери в строгой и отстраненной манере, и в нем было не так уж много приятных слов. Мать всего лишь сообщала, что, зная о том, что Наньгун Сы недавно приступил к обучению боевым искусствам и особенно ему нравится практиковаться в стрельбе из лука, она вышила для него колчан для стрел. Кроме того в письме она сообщала, что вместе с его отцом отправляется на озеро Цзиньчэн, но когда вернется, обязательно тщательно проверит его знания в части понимания «Свободного скитания», в надежде, что на этот раз он не будет упрямиться и потворствовать своему дурному характеру.

А что же он?

Что он сделал?

Его гнев не прошел. Он затаил в сердце ненависть и взяв нож, разрезал вышитый мамой колчан на куски, письмо от нее швырнул в огонь, превратив его в пепел, а дощечки«Свободное скитание» размолотил в щепу. Выместив зло на бессловесных вещах, в силу своего возраста ребенок почувствовал облегчение и даже радость.

Он отомстил ей.

Он ненавидел ее.

Пусть она знает, что он никогда не будет слушать поучения такой отвратительной матери, он никогда не согласиться с ней, он…

Скаля зубы, он будет биться с ней до конца. В сердце своем он уже строил планы и неприступные стены.

Он ждал, что его мать склонит голову перед ним, признает свои ошибки, и еще, может быть… на самом деле, вся его мелочная злоба и жалкие попытки отомстить были направлены лишь на то, чтобы привлечь ее внимание и добиться от нее ласкового слова и нежного материнского объятия.

Он много чего ждал.

Будь то, признание вины, нежное объятие, раскаяние или ласка, он принял бы все!

Сияя от воодушевления, он приготовился встретить врага во всеоружии и с нетерпением ждал возвращения этой женщины, чтобы объявить ей войну, но в итоге…

Он дождался только ее мертвого тела.

«Ночью в лесу Глава Духовной школы Жуфэн был атакован. Его жена заслонила его своим телом и умерла от проникающего удара в сердце».

Когда процессия с гробом подошла к воротам, Наньгун Сы бездумно стоял у парапета на привратной башне у ворот ордена Жуфэн. Ветер т

Но иллюзия не рассеялась из-за боли и страданий Наньгун Сы, безжалостно продолжая раскрывать людям кровавую правду о всей подоплеке событий последних лет.

На берегу озера Цзиньчэн Наньгун Лю пнул оскаленную морду помфрета-каннибала, и, еще раз взглянув на него, пробормотал:

— Скотина.

— Эта скотина и правда возжелала духовное ядро твоей супруги, но уважаемый Глава мог бы отказаться его отдавать, — сказал Сюй Шуанлинь, — и все же уважаемый Глава ради того, чтобы получить божественное оружие, продал свою жену.

— Что значит продал? Когда ты так говоришь, это слишком неприятно звучит. У сестрицы-наставницы Жун давно были проблемы со здоровьем. Лучший целитель с Острова Линьлинь осмотрел ее и подтвердил, что дни моей жены сочтены. Если бы она была здорова телом, разве согласился бы я отдать ее сердце этому свирепому монстру?

Сюй Шуанлинь чуть приподнял брови, но промолчал.

Наньгун Лю какое-то время смотрел на помфрета-каннибала и вдруг, вскипев, в сердцах с обидой сказал:

— Судьба несправедлива!

Казалось бы, как человек, находящийся в зените богатства и славы, может сетовать на судьбу? Несколько удивленный подобным заявлением, озадаченный Сюй Шуанлинь со смехом спросил:

— Что?

— Я говорю, что судьба несправедлива.

— …

— Почему, когда другие приходят просить божественное оружие, к ним являются благословенные звери и просят принести цветущую ветвь, спеть песню и тому подобную ерунду, а как пришел я, так ко мне заявился злой демон и потребовал жизнь моей жены… Что мне оставалось делать? Какой у меня был выбор?