Сукин Сын 2.0: — Ты скопировал мое Формирование Единого сердца! И после этого смеешь называть меня бесстыжим?!

Устремившись к подножию горы, Мо Жань и сам не заметил как миновал клокочущее море трупов. Выскочив за пределы барьера, он сразу же нашел глазами Наньгун Сы.

Удерживающее его заклятие и барьер были сняты, и стоявшая перед ним на коленях Е Ванси уже перевязывала его рану на руке. Между этими двумя и адептами Палаты Цзяндун прямо на земле спокойно сидел Мэй Ханьсюэ, перед которым стояла вертикальная цитра[206.1] — кунхоу. С бесстрастным выражением лица он неспешно поглаживал кончиками пальцев струны, рождая поток умиротворяющих звуков.

Надо сказать, что Мэй Ханьсюэ был не просто рядовым заклинателем, а старшим наставником[206.2] Куньлуньского Дворца Тасюэ. К тому же поговаривали, что этот человек мог появляться как дух и исчезать как призрак, а практикуемые им боевые техники были весьма причудливы, разнообразны и непредсказуемы, как, впрочем, и его манера поведения. Так, в начале поединка он мог вести себя как исключительно порядочный и серьезный человек, а в следующем раунде сбить противника с толку двусмысленными шутками и подлыми приемами.

Вот и вышло что, хотя адепты Палаты Цзяндун жаждали линчевать Наньгун Сы, с таким стражем им оставалось только послушно сидеть на камнях в сторонке и злобно таращиться на него в надежде, что рано или поздно сами Небеса ниспошлют им шанс до него дотянуться.

Увидев спускающегося с горы Мо Жаня, Мэй Ханьсюэ прекратил играть, убрал цитру и, поднявшись ему навстречу, вежливо кивнул.

Весь его образ дышал благородством, а поведение было очень сдержанным и благопристойным.

— Как там на горе?

— Все оказалось подделкой, — ответил Мо Жань.

— Подделкой? — слегка нахмурившись, переспросил Мэй Ханьсюэ. Люди из Палаты Цзяндун начали подбираться поближе, чтобы услышать, о чем они говорят. Неподалеку от них, в тени камня, устроился Хуан Сяоюэ. Пока несколько учеников растирали и массировали ему ноги и руки, он усиленно делал вид, что находится на последнем издыхании, но, услышав слова Мо Жаня, тут же встрепенулся и навострил уши.

— Сюй Шуанлиня здесь нет. Боюсь, что он на горе Цзяо. Мы… — начал излагать Мо Жань, но не успел он договорить, как Наньгун Сы побледнел до мертвенной белизны и, впившись в него взглядом, перебил:

— Сюй Шуанлинь на горе Цзяо?

— Вероятно, но полной уверенности нет.

Наньгун Сы замер, а затем после небольшой паузы пробормотал:

— …Невозможно, гора Цзяо подчиняется только приказам членов семьи Наньгун, а Сюй Шуанлинь, он…

И тут он запнулся, потому что вспомнил… Последняя капля крови отлила от его лица, пара расширившихся черных зрачков в ужасе уставилась в лицо Мо Жаня.

На самом деле он успел забыть, что в прошлом Сюй Шуанлинь тоже носил фамилию Наньгун.

Когда-то в семье Наньгунов было два подающих надежды доблестных юноши, Лю и Сюй[206.3], один гибкий и грациозный, как ветка ивы, другой легкий в общении и мягкий, как ивовый пух. Люди верили, что в руках этих братьев Духовная школа Жуфэн вновь заблистает ярчайшей звездой на небосклоне мира совершенствования, но кто тогда мог подумать, каким будет финал этих двух юных героев и породившей их Духовной школы Жуфэн.

Наньгун Сы молча опустил взгляд и больше ничего не сказал.

Тем временем через барьер стали выходить все новые группы спустившихся с вершины горы Хуан заклинателей. Словно стайки возвращающихся после нереста рыб, застрявших в устье реки, они теснились у подножия горы, ожидая пока соберется весь многотысячный косяк.

Вскоре подошел Чу Ваньнин, за которым по пятам следовали Сюэ Мэн и Ши Мэй. Взглянув на Наньгун Сы, он спросил:

— Как твоя рана на руке?

— Пустяки, в конце концов, я сам нанес ее себе, — ответил Наньгун Сы. — Спасибо образцовому наставнику за его доброту и милосердие.

— Разве правильно величать своего учителя образцовым наставником? Как же так-то?! Учитель прикрыл тебя своим добрым именем, а ты продолжаешь отвергать его, ты… — выдохнул Сюэ Мэн.

— Я не кланялся ему как своему учителю, — Наньгун Сы с трудом разомкнул сухие потрескавшиеся губы, — я ничему не учился и ничего не перенял у образцового наставника Чу, так что ему не нужно принимать близко к сердцу давнюю просьбу моей матери, с которой она обратилась к нему в пору его юности.

Чу Ваньнин: — …

— Простите, но я даже не запомнил те три церемониальных поклона.

Чу Ваньнин еще не успел ответить, как увидел, что в их сторону идет Цзян Си в сопровождении других глав и старейшин. Чу Ваньнин не привык вести личные разговоры в присутствии такого количества зевак, поэтому, поджав губы, просто вытащил из своего мешка цянькунь пузырек с лекарством и передал Наньгун Сы.

— Наноси ежедневно, и через три дня все заживет.

Не успел он закончить фразу, как их окружила толпа народа.

Опираясь на учеников, Хуан Сяоюэ выполз из своего укрытия и на трясущихся ногах стал пробираться в первые ряды. Уж он-то знал, что этот кусок пирога Палата Цзяндун никак не может упустить.

Теперь, когда глава Гуюэе был выбран лидером всех духовных школ, все ждали, что он скажет, но Цзян Си пока просто молча смотрел на Наньгун Сы, поэтому никто не мог понять, какую позицию выгоднее всего сейчас занять…

Находясь на вершине мира совершенствования, орден Жуфэн самоуправствовал и бесчинствовал на протяжении многих лет, и за это время у большинства духовных школ накопились к нему претензии. Долгие годы они молча терпели, не имея возможности выплеснуть свои обиды, и сейчас были готовы обрушить их на голову беззащитного Наньгун Сы.

Но в чем был виноват Наньгун Сы? Он не забирал в залог «Руководство по технике Отрезающего воду меча» у главы Усадьбы Битань и не заламывал неподъемную цену за его возвращение, по-хорошему, он даже не знал, где оно теперь находится… Его отец, Наньгун Лю, был виновен во множестве преступлений, но, погибнув, он одним махом сбросил со своих плеч все накопившиеся к нему претензии. Отныне все обиженные им люди считали, что сын должен погасить отцовский долг. Но опять же, если каждый сын должен отвечать по долгам своего отца, то кто из присутствующих может сказать, что он чист и непорочен?

Кроме того, этот молодой человек сейчас единственный кровный представитель семьи Наньгун, который может стать ключом к горе Цзяо.

— Ты…

Цзян Си замолчал, чтобы еще раз обдумать, как лучше будет это сказать.

Только он произнес это повисшее в воздухе «ты», как рядом кто-то заговорил высоким дребезжащим голосом:

— Благодетель Наньгун, не могли бы вы пойти с нами, чтобы, как говорится, «отвязать привязанный вашим кланом колокольчик с шеи тигра[206.4]». Духовная школа Жуфэн оставила после себя этот хаос, и теперь вы не можете остаться в стороне, предоставив другим расхлебывать заваренную вами кашу.

Обнаружив, что данную речь произнес не кто иной, как настоятель храма Убэй Сюаньцзин, Цзян Си мысленно усмехнулся. Этот старый плешивый осел[206.5] беспокоился только о своей выгоде[206.6], и все его возвышенные речи были лишь от желания вылезти вперед, лишний раз напомнив о себе.

Вот только сейчас это оказалось ему на руку, ведь Цзян Си никогда не отличался учтивостью и был не слишком хорош в светских речах. Поэтому он с радостью закрыл рот и уступил место наставнику Сюаньцзину, предоставив ему возможность с именем Будды на устах учить Наньгун Сы принципам высшей справедливости.

Выслушав его, Наньгун Сы сразу согласился: